Она прекрасно знала, что Анабель любит преувеличивать и драматизировать неприятности, и подозревала, что особого смысла в немедленной поездке в Стамбул, как просила Анабель, нет. Трейси подержит ее за руку, выслушает жалобы и, может, успокоит на какое-то время, но это и все. Она написала сестре строгое письмо с обещанием приехать в Турцию, но позже. Если она уедет сейчас, только что став стажером в новом отделе, компания может отказаться взять ее обратно. Анабель должна понять, насколько важна для нее эта работа.
Анабель не ответила на то письмо, хотя Трейси и написала сестре еще одно с новым обещанием приехать летом. Потом несколько месяцев от Анабель не приходило никаких известий, что тоже было не удивительно. Трейси полностью окунулась в работу и впервые в жизни чувствовала себя счастливой. Она была свободна, и постепенно тревоги о сестре стали как-то забываться. Со временем Анабель простит ее, и Трейси позволила нити, связывавшей их, временно ослабнуть.
Потом, всего три месяца назад, Анабель позвонила из Турции. Трейси с трудом узнала голос сестры, таким расстроенным он был.
– Я никогда не думала, что дело дойдет до этого! – причитала Анабель в трубку. – Я никогда не знала, что Майлс окажется таким злым и жестоким!
Все это было хорошо знакомо Трейси, и она привычно прервала сестру, пытаясь успокоить ее и разобрать, что же та все-таки говорила, но Анабель продолжала выкрикивать бессвязные обвинения, и в ее голосе на этот раз слышался настоящий ужас.
– Ты мне очень нужна, Банни. Я не должна просить тебя приехать сюда… может, это будет для тебя даже опасно. Но мне больше не к кому обратиться за помощью. Я должна с кем-то поговорить. С кем-то, кто может забрать меня отсюда!
Трейси строго произнесла:
– Анабель, послушай меня! Возьми себя в руки и внятно и спокойно объясни, в чем дело.
Анабель сделала глубокий вдох и продолжила свой бессвязный рассказ:
– Опять этот черный янтарь! Он появился вчера, и я знаю, что он означает конец всему. Тайна спрятана у султанши Валиды… запомни это, если приедешь. И никому ни в коем случае не говори, что ты моя сестра.
Если они не будут этого знать, они не сделают тебе ничего плохого. Банни, я боюсь… я не хочу умирать! Банни…
Анабель замолчала, и Трейси, воспользовавшись паузой, принялась умолять сестру спокойно объяснить, что случилось. Наконец Анабель прошептала:
– Кто-то поднимается по лестнице.
За этими словами последовало долгое молчание. Трейси затаила дыхание, отчаянно стараясь услышать, что же происходит за тысячи миль от нее в Стамбуле. Потом произошло самое ужасное. Анабель не стала больше ничего говорить, а тихо просвистела в трубку несколько нот из старой детской песенки «Лондонский мост падает, падает, падает…». После этого в трубке наступила тишина.
Знакомый голос вернул Трейси в детство и вызвал очень болезненные воспоминания. Когда они с Анабель жили дома, то разработали шифр в виде детских песенок, чтобы предупреждать друг друга об опасности. «Мы идем в заросли тутовника…», например, означало «Все в порядке. Гроза миновала», «Лондонский мост» являлся сигналом, предупреждающим об опасности. Он означал «Надвигается большая беда. Будь готова к самому худшему» и применялся только в случае крайней опасности.
В тот день, находясь в Стамбуле, Анабель передала ей по телефону сигнал опасности, их тайный «Мэйдэй», и повесила трубку.
Трейси попыталась немедленно дозвониться до Стамбула, но, когда к трубке наконец подошел человек, говорящий по-английски, он сказал, что Анабель не может подойти к телефону. Трейси тогда попросила позвать Майлса, но получила ответ, что тот в городе. В конце концов она положила трубку, так и не представившись. Трейси постаралась успокоиться, убеждая себя, что это просто очередной театральный фокус Анабель, которые та так любила, но не могла прогнать мысль, что на этот раз все происходит всерьез, по-настоящему.
На следующий день газеты на первых страницах сообщили о смерти Анабель Рэдберн, жены известного художника.
Трейси нарушила долгое молчание и позвонила отцу в Айову, но тот сказал только, что он давно ожидал чего-нибудь в этом роде. Свою судьбу Анабель выбрала сама, и она заслужила такой конец.
Трейси анонимно послала цветы на могилу сестры и немедленно начала собираться в Стамбул. Она не могла примириться с этой смертью, которую к тому же упредил этот очень странный телефонный звонок накануне. Однако предупреждение об опасности, исходившее от Анабель, заставило ее вести себя осторожно. Она поняла, что если немедленно поедет в Турцию и объявит себя сестрой Анабель, то не узнает ничего, не добьется правды о смерти сестры. К тому же на ней лежала определенная степень вины. Она ведь не помчалась на помощь сестре, посчитав письмо, полученное полгода назад, ложной тревогой. Но на этот раз произошло что-то страшное, и она не обретет покоя до тех пор, пока не разберется, что на самом деле случилось в далекой Турции. Трейси никогда особенно не верила словам Анабель о Майлсе, а теперь она просто обязана поехать в Стамбул и разобраться, что же это за человек.
У Трейси Хаббард не нашлось ни денег на билет в Турцию, ни знакомого, который бы согласился занять их ей, если бы она рассказала, что не может отправиться туда в качестве сестры Анабель. Потом мистер Хорнрайт, сам того, конечно, не подразумевая, слегка приоткрыл для нее дверь, и Трейси без малейших колебаний юркнула в щель.
Так как у сестер были разные отцы и разные фамилии, Трейси могла отправиться в Турцию под собственной фамилией. Пока ее инкогнито оставалось нераскрытым, она могла чувствовать себя в относительной безопасности. Она приехала всего с несколькими уликами: вспышка раздражения сестры на Майлса, в которой, в общем-то, не было для нее ничего нового, за исключением силы гнева; намек на какой-то «черный янтарь» и какую-то «султаншу Валиду», которая якобы знала или хранила «тайну». На первый взгляд все это казалось выдуманным, неправдоподобным, и тем не менее, Анабель очень боялась чего-то. Она умерла. Но какова же была сила отчаяния, которая подтолкнула ее к самоубийству! И кто довел ее до такого состояния?
Теперь Трейси могла без особого труда представить, как Майлс Рэдберн доводит женщину до умопомешательства, особенно такую женщину, у которой хватило глупости полюбить его. И тем не менее, оставался необъяснимым парадокс портрета Анабель, который висел на стене его спальни. Еще Трейси не могла не прислушиваться к голосу собственного рассудка, который не советовал ей относиться серьезно ко всем обвинениям Анабель в адрес мужа, да и к ее поступкам тоже.
Если бы Трейси сейчас могла поделиться с кем-нибудь своими подозрениями и сомнениями, если бы рядом находился человек, которому она могла доверять… Сидя в комнате, которая принадлежала когда-то Анабель, Трейси Хаббард вновь подумала о Нарсэл. Похоже, эта девушка была подругой Анабель и, вне всяких сомнений, не питала дружеских чувств к Майлсу Рэдберну. Но до какой степени ей можно было доверять, Трейси не знала. Не стоило исключать возможности того, что Нарсэл в поисках правды могла стать ее союзницей. В запутанном лабиринте скрытых мотивов и непонятного поведения обитателей этого дома Трейси крайне нуждалась в союзнике, но пока не отважилась довериться никому.
В сумраке вопросов и тайн существовало столько же скрытых течений, сколько их было в Босфоре, в котором Анабель закончила свою жизнь. Напряжение и неприязнь между доктором Эримом и Майлсом Рэдберном сразу бросались в глаза, но и между Мюратом Эримом и его невесткой Сильваной, которая обладала в доме большей властью, чем должна была, по мнению брата и сестры Эримов, существовали далеко не безоблачные отношения.
Трейси напряженно размышляла, но ее мысли беспомощно метались по кругу. В дверь постучали, и Халида внесла невысокую стопку книг, с улыбкой положила их на столик. Ясемин воспользовалась возможностью и, как молния, выскочила из комнаты, словно чувствовала себя в ней пленницей.
Трейси с удивлением прочитала названия книг на их корешках. Книг оказалось четыре, и все они были посвящены Турции. Одна была современным путеводителем, который Трейси пролистала еще дома. Вторая являлась биографией Ататюрка и описывала его жизнь и реформы. Из третьей книги можно было узнать о народах, населявших Турцию в древности. А четвертая повествовала об Оттоманской Порте и рассказывала истории о фантастическом богатстве и власти, постепенном вырождении нации вследствие коррупции, жадности и потрясающей жестокости ее правителей.
Первые две и, возможно, четвертую могла послать миссис Эрим, но третья книга наверняка принадлежала Майлсу Рэдберну. Трейси Хаббард открыла форзац и увидела его фамилию среди списка авторов.
Может, таким способом он хотел извиниться за свою недавнюю несдержанность? На какое-то мгновение она смягчилась по отношению к нему, но тут же невесело улыбнулась. Она должна постоянно помнить, каким привлекательным казался этот мужчина вначале Анабель и как сильно, судя по всему, Анабель в нем ошиблась. Было бы умнее и безопаснее относиться к нему с недоверием и неприязнью, не забывать, что человек этот холоден и жесток, раз мог ударить беззащитное животное. Ей необходимо проявить характер и ни в коем случае не позволять втянуть себя в дружбу с Майлсом Рэдберном.
Укрепив таким образом собственную решимость, Трейси Хаббард села и, открыв книгу наугад, заставила себя читать и думать над прочитанным. Трейси читала о древних обитателях Турции, хеттах, народе, который играл немаловажную роль в древней истории. О хеттах упоминалось и в Библии. Женщина по имени Вирсавия, которая соблазнила Давида, была хетткой. В пору своего расцвета хетты успешно воевали с вавилонянами и египтянами, а после себя оставили в Турции фризы и статуи замечательной красоты. Хеттов сменили семитские завоеватели и воинственные народы с Запада – греки и римляне. На территории современной Турции произошло сильное смешение народов, поэтому турков ученые-этнологи относили к индоевропейской группе, хотя они и имели в себе немного монгольской крови.
Все это было, несомненно, очень интересно, но, пока Трейси читала историю Турции, ее голову ни на секунду не покидал мотив этой детской песенки, что пропела ей Анабель, и она не могла заставить себя вникнуть в древнюю историю Турции. Она не могла также сидеть в комнате. Трейси отшвырнула книгу, вскочила и надела пальто. День клонился к вечеру, и она решила выйти на улицу, чтобы дать выход своему тревожному состоянию. Сейчас помочь ей могло только физическое напряжение. Довольно сидеть в четырех стенах в комнате Анабель.
В верхнем салоне никого не было. Дверь в кабинет Майлса оставалась закрытой. Белая кошка тоже исчезла. Трейси быстро спустилась в мраморный коридор на первом этаже и нашла дверь, ведущую на улицу, но не к Босфору, а на другую сторону. Она вышла из дома, пересекла мощеную подъездную дорогу и двинулась по тропинке, которая петляла в холмах над проливом. Тропинка привела ее к небольшим воротам в каменной стене, ограждающей территорию поместья Эримов. За стеной находилось шоссе, которое, петляя, огибало поместье и тянулось в северном направлении параллельно Босфору, не приближаясь к проливу.
Трейси боялась, что ворота будут заперты, но они оказались закрыты только на засов. Она открыла его и вышла за территорию поместья Эримов. На противоположном берегу Босфора солнце уже начало садиться за холмы Фракии, но небо было еще достаточно светлое. Трейси пошла по жухлой траве, растущей на обочине дороги, чтобы не думать об опасности, которой грозили ей проезжающие мимо машины. Ближайшая деревня, очевидно, располагалась на другой стороне поместья. На этой же стороне находился симпатичный лес, еще по-зимнему серый, хотя через прошлогоднюю траву уже начала пробиваться первая зелень.
Дорога сделала поворот к проливу и привела ее к разукрашенным огромным воротам, криво висящим на старинных петлях. Их, видно, невозможно было закрыть. Трейси всегда манили всякие старинные развалины. Она не смогла побороть искушения и вошла в ворота.
За ними раскинулся когда-то прекрасный сад, который сейчас находился в страшном запустении. Повсюду росли вьющиеся растения и сорняки, громадные платаны и конские каштаны с похожими на свечи и готовыми распуститься цветами. Оставшаяся без присмотра живая изгородь из высокого рододендрона образовала такую плотную зеленую стену, что первая, дальняя часть сада находилась в тени. Прямо перед воротами начинались невысокие мраморные ступеньки, ведущие к воде. Их мрамор отсвечивал бело-розовым цветом в косых лучах заходящего солнца. За ступеньками неторопливо текла темная вода.
Слева темнела громада дома. Он заметно обветшал, но с первого же взгляда становилось ясно, что когда-то в этом дворце жил знатный и богатый вельможа. Это был не обычный жилой дом, потому что сквозь лианы, обвивающие его стены, белел мрамор. Когда-то в доме было два этажа, не считая подвального, но ближе к воде крыша рухнула на верхний этаж, а почти вся стена, выходящая к проливу, упала в Босфор. Остальная, большая часть дома, оставалась все еще относительно целой и невредимой. Трейси направилась к мраморному крыльцу, над которым чернел пустой мраморный проем.
У подножия ступенек виднелась мозаика, частично засыпанная землей. Она должна быть прекрасной, мелькнула у Трейси мысль, если ее раскопать, но сейчас мозаику покрывала земля, а высокая трава достигала верха первой ступеньки. Дверной проем выглядел весьма романтически и как бы приглашал войти. Трейси не смогла побороть своего желания заглянуть во дворец.
Испытывая некоторый трепет, девушка взошла по мраморным ступенькам. Сгнившая деревянная дверь рухнула внутрь и лежала на полу. Трейси перешагнула через гниющее дерево и очутилась в доме. Окна по обе стороны от двери окаймляли полуразрушившиеся арки с прекрасными лепными украшениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38