Энни всегда терпеть не могла назойливо-красные цветы. Теперь же ей показалось, что ничего более прекрасного она не видела за всю свою жизнь. Ей захотелось прикоснуться к сочной прохладе листьев.А на кровати в блестящих целлофановых пакетах были рассыпаны букеты ярких живых цветов.Одна из сиделок подала Энни букет, чтобы она могла им полюбоваться. Это были хризантемы всех оттенков: от снежно-белого до темно-красного. Вокруг серебристого хрустящего целлофана вилась желтая сатиновая лента. Из-за нее достали и передали Энни карточку, на которой она прочитала послание, написанное несформировавшимся почерком: «С любовью и наилучшими пожеланиями скорейшего выздоровления от всех в Рашхолме». Рашхолм была школа, в которой учился Томас.Сердечность этого бесхитростного пожелания тронула ее до слез.Волнение, казалось, растопило все ее защитные барьеры, и Энни почувствовала, какой она стала ранимой. Она откинулась на спинку кресла, слезы текли у нее по щекам.– Простите, – произнесла она. – Сама не знаю, почему я так расплакалась из-за цветов.– Ничего-ничего, милая, не расстраивайся, так бывает, – успокоил ее Брендон.Другая сестра взяла у нее из рук цветы.– Я их поставлю в вазу, хорошо? Только предупреждаю, я не умею составлять букеты.Энни помогли лечь в постель. Она всем телом почувствовала прохладную свежесть гладких простыней, мягкие подушки нежно легли ей под голову. Слезы медленно высыхали на лице Энни, но она продолжала тихонько всхлипывать.– Ну, ну, ну, так-то лучше, – произнес Брендон, когда они устроили Энни поудобнее, он поцеловал ее в щеку и, уходя помахал на прощанье рукой:– Ты держалась молодцом. Мы все наверху гордимся тобой.– Ох, уж этот Брендон! – воскликнула сиделка, входя в комнату и держа в руках высокую вазу с хризантемами, сочувственно глядя на отрешенное лицо Энни, задернула занавеску вокруг ее кровати.Теперь Энни лежала в своем тихом спокойном уголке. Она смотрела по сторонам, изучая каждую деталь окружающей ее обстановки. Свет из окна свободно лился на белое покрывало и бледно-розовые округлые спинки кроватей. На прикроватной тумбочке все лежали понравившиеся ей цветы.Очень медленно Энни подняла руку и коснулась кончиками пальцев восковых завитушек лепестков хризантемы. Казалось, цветы впитывали сочные желтые краски из окружающего их мира, а затем отдавали их назад такими же богатыми, маслянисто-теплыми блестками червонного золота.В следующее мгновение Энни почувствовала прилив острого счастья. Его приступ пронизал все ее тело, лишая сил своим огнем. Рука безвольно лежала вдоль тела, а Энни бессильно откинулась на подушки. Еще никогда мир не казался ей таким ясным и восхитительным. В эти мгновения она поняла не только то, что будет жить, но и то, как прекрасна жизнь. Благодарность за все, что она сегодня пережила, охватила ее. У нее перехватило горло и стиснуло грудь так, что стало трудно дышать. Счастье, переполнявшее ее, танцевало, как танцуют пылинки в солнечных лучах, и слепило глаза, пело в ушах и заглушало суетливый шум больничной палаты.Энни улыбалась и трепетала, пораженная щедрой красотой подарка, сделанного ей судьбой, его чудесное сияние омывало и приобретало все, что было вокруг.Энни была очень слаба и в то же время непоколебимо тверда вновь.– Я жива, – твердила она себе. – Я больше никого не боюсь.Она все так же приветливо и радостно улыбалась, когда за занавеской послышались шаги, приглушенные голоса, а затем бодрое приглашение сиделки: «Заходите, она в полном порядке».Занавеска открылась пошире и вошел мужчина. Он неуклюже передвигался на своих костылях, и занавеска зацепилась за них. Мужчина дернул плечом, пытаясь освободиться, все также не отводя взгляда от лица Энни. В его глазах застыло выражение беспокойства. У вошедшего человека были темные, значительно темные волосы, брови. Глубокие морщины залегли в уголках рта. Энни заметила, как вздрагивают его руки, сжимающие костыли. Лицо посетителя было ей незнакомо, но в то же время знала она его лучше, чем кого бы то ни было.– Стив, – тихо прошептала она.Его беспокойство сразу исчезло. Энни закрыла свое избитое лицо рукой и вдруг поняла, что ей от него нечего скрывать. И ее рука вновь упала на одеяло.Наконец, все так же не отрывая от нее взгляда, он произнес:– У тебя такой счастливый вид.– О, да! – ответила она и протянула ему свою руку, ту самую, которую он держал все те долгие часы.Стив отставил костыли в сторону, с трудом сохраняя равновесие и придерживаясь за краешек кровати, дотянулся до Энни. Воспоминание, вызванное этим прикосновением, тут же захватило их обоих. Прошло много времени, прежде, чем один из них смог пошевельнуться.Стив придвинулся поближе, присел на край кровати. Он протянул свою свободную руку и положил ее на обрезанные короткие волосы Энни, затем осторожно пальцами коснулся ее шеи. А потом быстро и как-то очень непринужденно наклонился и поцеловал в щеку. Энни почувствовала, что ее лицо запылало, как будто она вновь была невинной девушкой.– У тебя такой счастливый вид – вновь повторил Стив, и Энни засмеялась в ответ:– У меня ужасный вид.– Нет, Энни, нет!Стив не видел синяков на ее теле, не замечал бледности кожи и едва зажившую рану в углу рта. Он видел только Энни, такую, какой представлял ее себе, когда Мартин рассказывал о ней – смеющейся, как мгновение назад, со светлыми волосами, вьющимися вокруг лица. У нее голубые глаза м теплая, нежная кожа. Ее нельзя было бы назвать слишком красивой или особенно эффектной, но в эту минуту, переполненная счастьем и жизненной энергией, Энни казалась ему прекрасной.– Взгляни, – произнесла она. И протянула руку к пушистым лепесткам желтой хризантемы.Они смотрели на цветы и на такие простые, обыкновенные вещи, окружающие их, – пластмассовый кувшин с водой на деревянной тумбочке, стакан, халат на спинке кровати, тусклый вид за окном.Стив и Энни смотрели на этот мир, такой обычный, – а видели кошмарную, глухую темноту и себя в ней, под грудой обломков рухнувшего здания и думали о боли, которую там испытали, и вспоминали ужас надвигающейся смерти и страх, что не придется увидеть никогда больше – увидеть этот мир, такой обычный и такой прекрасный.Энни снова почувствовала, как переполняет ее радость бытия, как счастье солнечным потоком заливает все вокруг, лаская на своих теплых волнах. Она посмотрела на Стива его глаза лучились таким ярким светом, таким восторгом что сомнений быть не могло – он испытывает такие же чувства. Они торжествующе улыбнулись друг другу, гордясь тем, что прошли через такие страдания и выжили, и счастливы. Стив бережно взял руку Энни и поцеловал ее пальцы. Незачем было говорить, ни к чему были слова: слишком хорошо они оба теперь знали, что такое настоящая беда и настоящая радость.Но вот из мира воспоминаний они вернулись в реальную жизнь и забросали друг друга вопросами и вдруг, смутившись, оборвали их, поняв, что почти не слушают друг руга, а только всматриваются, узнавая заново, и рассмеялись этому, как подростки.– Ах, Стив, ну, что же ты, продолжай…– Да нет, нет, говори ты, Энни.– Я так рада, что ты, Стив уже ходишь, а то я ведь и не знал толком, как твои дела. Ты скажи, что же с твоей ногой?Он ответил ей немногословно и кратко, почти не обращая внимания на свои слова, стараясь только рассказывать так, чтобы она не разволновалась. Энни с сочувствием смотрела на Стива, вслушиваясь в звучание его голоса, стараясь соединить знакомые интонации и тембр с незнакомым еще лицом и выражением глаз, манерой поведения.Оказалось, что он очень интересный мужчина с привлекательным своеобразным лицом, живыми глазами и непринужденными манерами. Это было немного неожиданно для Энни. В ее воображении, там, во тьме он представлялся ей большим, массивным, уверенным в себе человеком, с резкими чертами лица. На самом деле Стив оказался стройным, худощавым. И Энни предположила, что до взрыва он был еще красивее, наверняка, всегда элегантный, холеный. Сейчас между сросшихся бровей пролегли глубокие морщинки, суровые линии очертили выразительные, темные волосы подстрижены, что делало его моложе, чем он был на самом деле и удивительная улыбка одновременно и чуть насмешливая и лучезарная появлялась порой на полных, чувствительных губах.– А я знаю, как твои дела, – сказал он ей.– А откуда?– О, я получал регулярные бюллетени, главным образом, от санитарок. Один раз меня информировал твой хирург, в самый канун Рождества повидаться со мной приходил твой муж.– Мартин к тебе приходил?! – Энни была поражена.– Да, это он сказал мне, что твои дела пошли на поправку. Еще он говорил, что ты улыбнулась ему.– Н-не помню… – Энни подумала о потоках света, которые изливали лампы над ее головой, а смутно видневшееся у кровати лицо Брендона, от постоянной боли, владеющей всем телом.– Я только помню, как пели хорал. Ну, да больничный хор исполнял Рождественские песнопения. А что еще говорил тебе Мартин?– Он…он поблагодарил меня за то, что я помог тебе, – в глазах Стива мелькнуло выражение, которого Энни не поняла. – Но я ему сказал, что в этом нет нужды – мы помогали друг другу как могли. Разве не так?– Да, – прошептала Энни. Воспоминания вихрем закружились вокруг них.Энни знала, что ей нужно о многом рассказать Стиву, именно ему а не Мартину, потому что говорить с мужем о том, как все это было, значило пережить весь тот ужас, и только Стив был тем человеком, который мог избавить ее от этого. Тот свет, который озарил сегодня их, и та радость, которую принесла ей встреча с родными, – разные вещи. И не надо их смешивать.– Ты все еще испытываешь страх? – его голос звучал тихо, нежно.Энни посмотрела на цветы, шторы на окнах.– Нет… Я не боюсь. Ведь здесь, в больнице, мы в безопасности, правда? Мы выжили, самое страшное позади. Когда я пришла в себя там, наверху, с катетером в горле, первое о чем я вспомнила было то, что ты говорил: «Они доберутся до нас вовремя». Я пыталась опять дотянуться до твоей руки, но не могла даже пошевелиться. Вот тогда я снова почувствовала страх. Все эти трубки на запястьях, на всем теле – казалось они опутывают, душат меня. Но знаешь, это скоро прошло. Энни дотронулась пальцами до уголка рта.– А теперь мне страшно только, когда я сплю. Мне часто снится, что нас опять завалило, мы снова похоронены заживо и нас никто не спасет… И не хватает воздуха… Трудно дышать, а просыпаюсь после этого в ужасе. А самый страшный сон – это настоящий кошмар – когда мне снится, будто я там одна, а тебя рядом нет.Стив взял руку Энни и пожал ее. Их пальцы сплелись, и ладони мужчины и женщины крепко прижались одна к другой.– Мы увидимся еще? Поговорим обо всем, – внезапно спросила Энни.– Нет, не сейчас… Я имею ввиду, мы будем разговаривать иногда.– Да, конечно, – пообещал он, – мне это ведь тоже необходимо.Внезапно Стиву показалось, что он слышит чьи-то шаги. Кто-то направился в палату.– Только не задерживайтесь долго, – предупредила сиделка, когда разрешила ему войти. Стив отпустил руку Энни и постучал по гипсу, прикрытому полами халата.– Я еще пробуду тут несколько недель, – оживленно сказал он, – пока они не поставят окончательно на ноги. Так что у нас впереди уйма времени для разговоров.Он кивнул в направлении занавесок.– Моя палата по соседству. Она соединяется с твоей посредством очаровательной комнатки. В нем масса роскошных журналов и кровожадных видеофильмов. Я прямо сгораю от нетерпения показать все это тебе.Энни улыбнулась Стиву.– Я просто умираю от любопытства.Вошла сиделка и начала деловито открывать занавески. Энни увидела кровати напротив, женщин, лежащих на них и еще цветы, много цветов.– Вы ее не очень утомили? – сиделка значительно посмотрела на Стива и добавила: – Может вам будет удобнее сидеть в кресле?» – Мысленно Энни сказала вместо нее: «Не садитесь на кровать!».– Наверное, вы правы, – с сожалением ответил Стив, – но я не буду усаживаться. Пожалуй, поковыляю я к себе, и оставлю Энни в покое. Вы не поможете мне?Энни понравилась его тактичность. Сиделка удовлетворенно подала Стиву руку.– Я приду, как только мне опять разрешат, – пообещал он Энни и медленно двинулся прочь на своих костылях.Не понимая почему и зачем она это делает, Энни сказала ему вслед:– Сегодня в полдень ко мне придут Бенджи и Том, я их не видела с того самого утра, когда все это случилось.Стив остановился на секунду, потом обернулся к ней:– Я рад, что они придут, – произнес он очень серьезно, и сиделка повела его под руку за дверь.Время тянулось бесконечно долго, и Энни пришлось собрать все силы, чтобы спокойно и терпеливо дождаться нужного часа. До их прихода надо было ждать еще часа три.Одна за другой к ней подходили ее соседки по палате, чтобы переброситься словами. Две из них тоже пострадали во время взрыва в супермаркете. Некоторых из них уже выписали. И на их место положили больных, не имевших никакого отношения к происшедшему в универмаге. У Энни появилось такое чувство, как будто больничные стены наполняются разными болезнями, сменяющими друг друга по очереди.Она вспомнила, что хотела спросить у Стива, – испытывал ли он гнев из-за того, что с ними случилось. Энни смотрела на дверь и думала о нем. Он сказал, что еще вернется. Уверенность в том, что так и будет, придавала устойчивость и надежность мыслям, которые летали у нее в голове, ускользая, подобно золотым рыбкам.
Ровно в половине третьего в палату вошли Мартин и мальчики. Должно быть, они ждали за дверями, пока наступит время для посещений.Энни сразу увидела их. Они стояли у входа в палату, озираясь, стараясь увидеть ее. За детьми, как будто защищая их от чего-то возвышалась высокая фигура ее мужа. Лицо Тома было серьезным и сосредоточенным. Бенджи раскачивал руку отца и глядел на кровати. А внезапно он указал на нее пальцем и радостно закричал:– Вон мама! Вон она!Снова волна счастья захлестнула Энни. Она протянула к ним свою здоровую руку. Том подошел, вернее подбежал первым и резко остановился у ее кровати.– У тебя все о'кей? – спросил он, вглядываясь в лицо матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49