Нет, она ни за что не станет пробовать печенку, которая стоит в миске на второй полке холодильника, потому что это приготовлено на вечер — они с Лестером устраивали традиционный ужин на Йом-Кипур, вечер после поста Судного дня. Лестер с родителями был в синагоге, молился, слушая раввина; все продолжали держать пост, который начался вчера после заката. И как ей только не стыдно думать о паштете, спрашивала себя Долли. Как можно пасть так низко, чтобы стоять здесь и мечтать о печенке, приготовленной утром?Руководствуясь своей любимой поваренной книгой «Кошерная кухня знаменитостей», она слегка поджарила на курином жиру килограмм печени, пережарила девять мелко порезанных луковиц, потом порубила все это с дюжиной крутых яиц в деревянной миске, стараясь, чтобы получилась масса нужной консистенции.Какая же она праведница, подумала Долли, и слезы навернулись на ее огромные голубые глаза, затуманив обычно исполненный удивленной радости взор. Она даже не попробовала печенку, чтобы решить, достаточно ли соли, поручив это кухарке, ибо знала, что произойдет, если она начнет пробовать. Половина приготовленного исчезнет в считанные минуты, жалобно подумала Долли. В считанные минуты.На ней был бледно-лиловый атласный пеньюар, отделанный старинным кружевом, в светлых волосах — бигуди и никакой косметики. Уголки ее всемирно известного необъятного рта были опущены, даже ее необъятные груди и необъятная попка, без которых она бы не была обожаемой всем миром комедийной актрисой Долли Мун, грустно обвисли. На огромной кухне кипела работа, и никому не было дела до ее молчаливого бдения: ведь сегодняшний ужин был праздничным, и еще предстояло приготовить говяжью грудинку, нафаршировать цыплят, сделать множество закусок и напечь пирогов и тортов. Долли и Лестер пригласили на разговление всю семью Лестера и множество друзей.Десять дней, говорила себе Долли, представляя себе миску с печенкой, посыпанной мелконарезанным чесноком, десять долгих дней, с момента начала Рош Хашана, еврейского Нового года, ее новые родственники, которые соблюдали все религиозные обряды, обращались в глубины своих душ, моля об искуплении грехов и прощении обидевшим их.Она надеялась, что свекровь не относит ее к числу последних. Да и как она могла, если Долли произвела на свет двух близнецов, продолжателей рода Вайнштоков, двух мальчиков, Лестера-младшего и Генри. Она знала, что, когда она вошла в их семью вместе с новорожденной Венди Уилхелминой, крестницей Билли, старшие Вайнштоки приняли ее с вполне объяснимой сдержанностью. Не о такой невестке они мечтали. Она не шла на сближение. У них вообще было мало общего. Ну и что, что она только что получила «Оскара», — они не выказывали особой радости, оказавшись на свадьбе единственного сына, чья невеста нянчила младенца от какого-то наездника с родео, за которого даже не удосужилась выйти замуж.Правда теперь, в сентябре 1981 года, трехлетняя Венди стала их обожаемой крошкой, а Лестер и Генри маленькими принцами. И они любили Долли, любили и гордились ею, в этом она не сомневалась. Ее последний фильм, где она снялась вместе с Дастином Хоффманом, дал в нынешнем году самые большие сборы, и ее родственники тоже внесли в это свой вклад. Они смотрели фильм по меньшей мере шесть раз, стоя в очереди в кинотеатре Вествуда как обычные зрители — им нравилось сидеть вместе с публикой и собственными ушами слышать, как смеется зал. Нет, они действительно ее любили. И уж никак не отношения с родителями мужа были причиной того, что она стоит сейчас перед холодильником, борясь с искушением его открыть и чуть-чуть, на самом кончике вилки, попробовать паштет.А вдруг кухарка недосолила? Конечно, все промолчат, но когда они вернутся домой из храма, радостные, очистившиеся от грехов, голодные, выпьют по стаканчику апельсинового или томатного сока, чтобы восполнить минеральные вещества, утраченные за сутки поста, и набросятся на паштет, не будут ли они горько разочарованы, если он окажется недосоленным?— Долли, ты опоздаешь. — Уверенный, не терпящий возражений голос исходил от молодой женщины, решительно вошедшей в кухню.— Пожалуйста, оставь меня в покое еще хоть на несколько минут, — умоляюще сказала Долли секретарю Джени Дэвис, тощей брюнетке, которая могла сожрать двойную порцию жареных ребрышек и спалить все полученные калории за время получасового телефонного разговора. Ничего удивительного, лениво подумала она, что все женщины, работающие по связи с общественностью, такие тощие, — это их профессиональный признак.— Но дети уже просыпаются, Долли. Ты же знаешь, у близнецов есть только час радости в день.— У них радости двадцать четыре часа в сутки, — фыркнула Долли.— Сама знаешь, что я имею в виду, — настаивала неумолимая Джени. — Один час радости.Долли оценила ситуацию. На лужайке перед домом ждал фотограф из «Гуд хаузкипинг», который с помощью двух ассистентов собирался сделать фотографию на обложку мартовского номера — Долли с тремя детьми. Он уже сфотографировал саму Долли, эти снимки должны сопровождать рассказ о кинозвезде, в жизни которой были и карьера, и брак, и материнство. Трое представителей «Арви», где Долли снималась сейчас вместе с Робертом де Ниро, стояли рядом, готовые в любой момент прийти на помощь. Наверху, в гардеробной, ждали парикмахер и гример. На вешалке в шкафу висело платье от Нолана Миллера, восхитительное платье, которое отлично подошло бы самой сексуальной доярке мира. Нолан доставил его лично час назад, поскольку в последний момент выяснилось, что оно чуть узко в талии.— Может, ты перестанешь хватать куски перед едой, Долли, — осторожно заметил он, и она, взглянув ему в лицо, такое милое, такое доброе, пообещала, что да, конечно, перестанет. «Да, Нолан, да, прекрасный мой человек, назвавший меня такой же хорошенькой, как Жаклин Смит, я обещала, что перестану, и, если не сдержу слова, ты сам об этом догадаешься во время следующей примерки».Но Нолана она не боится, вот в чем проблема. Он умудрится представить ее в выгодном свете, даже если она немедленно попробует паштет. И он продолжал восхищаться ею, хотя она действительно прибавила пару сантиметров в талии, а талия и носик были единственными некрупными частями ее тела. Вот бы господь устроил так, чтобы в первую очередь полнел кончик носа, мечтательно подумала Долли. Нос дулей точно заставил бы ее переключиться на обезжиренного тунца и диетический сыр.Стимулов не хватает, мрачно решила Долли. Лестер обожает покушать, они познакомились за ее струделем, встречались в китайских ресторанчиках, а впервые оказались в постели, когда она была на девятом месяце беременности. Естественно, что ему нравилась ее пухлость!Мысль о Лестере сразу улучшила настроение. Интереса к паштету, правда, не убавила, но придала бодрости. Вскоре после свадьбы он оставил работу в рекламной компании и на короткое время перешел в фирму отца. Но потом загорелся идеей выискивать и скупать все лучшие черно-белые телесериалы. Взяв заем в банке, он организовал собственное дело, и, насколько ей известно, перспективы были самые радужные.Да у них и так денег больше, чем нужно. Долли глазам своим не поверила, увидев, сколько ей причитается по контракту на три фильма со студией «Арви», хотя она и сама ставила довольно жесткие условия. Удивительно, думала она, что ей платят такие деньги за умение хихикать, что бы там ни говорили критики о ее актерском мастерстве. Но мастерство само по себе, а она — сама по себе. Стоит здесь и трясется, словно наркоман, от желания хоть чуточку попробовать паштет. С галетой.Стимул? Была бы здесь Билли, можно было бы ей позвонить и выслушать короткую, по-старомодному основательную лекцию о калорийности каждой ложки паштета. Только это могло бы ее остановить, но Билли вот уже год не показывалась в Штатах. Время от времени она писала, иногда звонила, но казалось, она… очень отдалилась за последние полгода. В их общении появилась какая-то натянутость, хотя вряд ли стоило из-за этого беспокоиться: Билли просто была слишком довольна своей парижской жизнью, возможно, даже излишне довольна. В Париже, должно быть, действительно есть что-то необыкновенное, решила Долли, раз Билли стала совсем не похожа на себя. Голос ее звучал расслабленно и спокойно, хотя Долли точно знала, что Билли никогда не расслабляется. Этого она просто не умеет — чего нет, того нет. Может, из-за Бостона, может, из-за того, что до двадцати лет была толстушкой. Ох, Билли, ну где же ты, ты так мне нужна!— Долли, близнецов уже одевают. Иди наверх, подкрасься и причешись. Фотограф готов, все готово, и няня говорит, что с трех до четырех мы можем рассчитывать на ангельское поведение близнецов. Долли, — не унималась Джени Дэвис, готовая в случае необходимости позвать на помощь, — уже два пятнадцать.— Возьми меня за руку, Джени, — сказала Долли, отводя взгляд от дверцы холодильника, за которой скрывался предмет ее вожделения, — возьми за руку и выведи из кухни. Держи крепко, как только сможешь. Когда я поднимусь наверх, со мной будет все в порядке.Спайдер Эллиот оторвался от письма, которое никак не мог дописать, и заказал еще бутылку «Сейбрю», местного пива, которое обнаружил в кафе в Виктории, на острове Махе, что на Сейшелах. Это был один из островов архипелага, расположенного в Индийском океане в нескольких тысячах километров от восточного побережья Африки. Накануне Спайдер и его экипаж из двух человек бросили якорь у Виктории, намереваясь провести несколько дней на берегу и пополнить запасы продовольствия замечательными местными продуктами.Хотя Виктория была расположена всего несколькими градусами южнее экватора, отсюда вполне можно было рассылать корреспонденцию в полной уверенности, что она дойдет до адресата: город был международным туристическим центром. Во время кругосветного путешествия Махе был своего рода рубежом на пути из Штатов, поскольку, достигнув его, мореплаватель понимал, что теперь находится на пути домой. Это был волшебный остров — еще не тронутая природа, знаменитые птичьи заповедники, лучшее в мире место для плавания и ныряния с аквалангом. Туристы за соседними столиками говорили по-английски, по-французски и на каких-то других европейских языках.Поставив на письме дату, октябрь 1981 года, Спайдер вдруг осознал, что его отсутствие затянулось почти на полтора года. Он приучил себя не вести счет времени, хотя дни, недели и даже месяцы уже давно щадили его, сменяясь незаметно. Он столько пережил, что прошлое стало чужим, а будущее было неважно. Он жил лишь сегодняшним днем, да и тот просто уходил минута за минутой.До сих пор он никому не сообщал о себе; это было его первое письмо с момента отплытия из Лос-Анджелеса. Прошлым вечером он рискнул отправиться в казино отеля «Бо Валлон-Бей». Ему стало любопытно, как он будет себя чувствовать, снова оказавшись в толпе. Обменяв немного долларов, он сыграл в рулетку, проиграл все рупии и понял, что среди такого множества людей испытывает только раздражение и беспокойство. Он уже собирался уходить, когда повстречал группу туристов с корабля, стоявшего у пристани. К нему подошла женщина, которую он смутно помнил, и назвала себя. Спайдер понял, что это одна из многочисленных клиенток «Магазина Грез», из тех, кто покупал у них подарки на Рождество. Именно от нее он впервые узнал, что ни одного «Магазина Грез» от Гонконга до Мюнхена не существует.Всю ночь Спайдер не мог уснуть, обдумывая услышанное. Наконец он решил не пытаться ничего выяснять, пусть все остается как есть, но вдруг ему пришла одна мысль, которая никак его не оставляла, сколько он ни пытался убедить себя, что все это ерунда. Наконец он пообещал себе написать Билли — только чтобы избавиться от этой мысли и спокойно продолжать жизнь, которая ни к чему не обязывает, жизнь, где существовало лишь море, небо и солнце. Дорогая Билли! Посылаю это письмо Джошу Хиллману, так как представления не имею, где ты сейчас, но знаю, что он тебе все перешлет. Ты тоже не сможешь представить, где именно я нахожусь, хотя на морских картах и отмечено это место. Говорят, это райский остров, если таковые вообще существуют. Уж в чем, в чем, а в райских местах я научился разбираться за прошедший год. Поверь моему слову, достоинства многих из них явно преувеличены.Как бы то ни было, вчера я впервые за много недель спустился на берег и случайно натолкнулся на одного человека, который сообщил мне, что закрыты все «Магазины Грез». В первый раз после отъезда я встретил кого-то из Беверли-Хиллз… До этого мне удавалось избегать людей. Когда я уезжал, то ничего об этом не слышал и считал, что ты по-прежнему открываешь один магазин за другим.Несколько часов я пытался понять, какого черта ты закрыла все магазины, и только одна нелепая мысль хоть что-то мне объяснила. Может, это все пустое, и я все придумал, но на всякий случай решил написать тебе и сказать, что ты не должна ни минуты считать себя виноватой в том пожаре.Мы не обсуждали с тобой, почему возник пожар, мы с тобой вообще ничего не обсуждали, но я мог и, наверное, должен был сказать тебе, что всему виной случайность, скорее всего неосторожность Вэлентайн.Когда я познакомился с нею в Нью-Йорке, у нее была привычка курить французские сигареты, особенно если она заканчивала трудную работу, чувствовала себя усталой и тосковала по дому.Иногда, если она не могла заснуть, то отправлялась в студию работать, даже если я был дома. Это вошло у нее в привычку, и я не мог ее отучить. Она говорила, что это лучше, чем бродить по квартире, когда не можешь уснуть. Думаю, в ту ночь она поехала в магазин работать, закурила и заснула с непогашенной сигаретой в руках. Другого объяснения пожара просто не может быть.Ты не должна считать, что у нее было слишком много работы из-за костюмов для «Легенды». Ты должна знать, что, не будь этой работы, она бы нашла что-нибудь еще. Она никогда не сидела без дела и любила работать ночью, когда никто не мешает.Билли, я знаю, что для тебя значили «Магазины Грез», знаю, возможно, как никто другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41