трап для душа
Он уже устал от всех этих чемберленов, даладье, петэнов, лавалей, франко и чиано… Даже дуче начинал его временами раздражать, потому что его греческая авантюра мешала ситуации сильно. И Гитлера чисто по-человечески все более интересовал Сталин. Ему казалось, что их встреча может прорвать ту паутину, в которой фюрер понемногу запутывался….
Поэтому он согласился сразу и выбрал самолет.
После отъезда Молотова Гитлер встретился с царем Борисом, но ничего реального от него не добился… 19 ноября примерно тем же закончилась беседа с бельгийским королем. На 25 ноября была назначена встреча с маршалом Антонеску — кондукатор Румынии тоже его интересовал. Но сейчас все уходило в сторону — два дня он проводит со Сталиным, а там…
А там что-то, смотришь, и прояснится…
В пути Гудериан, которого фюрер взял с собой как «специалиста по Бресту», показал планы крепости и фото воздушной съемки. Выглядело все это сверху и в красках впечатляюще — крепость русские инженеры ставили когда-то с умом…
Бронеавтомобиль Гитлера въехал в Тереспольские ворота Цитадели и оказался во дворе крепостных казарм. Здесь, господствуя над всем Центральным островом, над постройками и валами, высилось массивное здание с высокими стрельчатыми окнами — старая гарнизонная церковь. Поляки превратили ее в костел, а теперь здесь был устроен полковой клуб… В клубе и должны были пройти первые переговоры… Кроме прочего, она стояла особняком и пространство вокруг нее было просто контролировать и охранять.
Над аэродромом в генерал-губернаторстве в тот день небо было как по заказу — высоким, студеным и синим. Невысокое уже, почти зимнее солнце светило ярко и празднично. Еще выйдя из самолета, фюрер прищурился от солнечных лучей и сказал Риббентропу и встречавшему их Шуленбургу:
— Хороший знак…
Такое же чистое небо было и над Брестом.
Гитлер с Риббентропом и Гудерианом вышли из автомобиля на плац, и фюрер увидел Сталина, стоящего в небольшой группе военных и штатских, из которых был сразу узнаваем лишь недавний гость Германии — Молотов. Подтянутый, франтоватый маршал с небольшими усами, чем-то напоминавшими усы самого фюрера, с шестью яркими круглыми орденами на кителе был, очевидно, Ворошилов. Рядом со Сталиным стоял и полный мужчина с гладкой прической и прямоугольником усов щеточкой.
Сталин, тоже увидев фюрера, что-то сказал Молотову с Ворошиловым и двинулся к гостям в сопровождении высокого генерала.
— Кто это, Риббентроп? — тихо спросил Гитлер.
— Фигура мне абсолютно незнакомая, мой фюрер! — пожал плечами рейхсминистр.
— А вы, Шуленбург, не знаете? — обратился фюрер к московскому послу, вышедшему из другой машины…
— Я также в полном неведении, мой фюрер!
Сталин неторопливо подошел, слегка развел руки, приветствуя Гитлера, потом, принимая руку фюрера и пожимая ее, глуховато сказал:
— Рад приветствовать вас, господин Гитлер на земле, которая была возвращена России в ходе нашей общей борьбы!
Гитлер — сам мастер монолога и емкой фразы, сразу же оценил сказанное… Тут были и изысканная в своей простоте и невычурности любезность, и напоминание о том, что Брест — давнее законное русское владение, и скрытая благодарность за вернувшую Брест России германскую решимость 39-го года в отношении Польши, и признание взаимной выгодности союза, и приглашение к его развитию…
Да-а-а… Это был не Чемберлен…
— Я также рад, господин Сталин, что эта общая борьба привела нас в эти старые и овеянные славой стены, где может начаться новая история…
Стрекотали камеры русских и германских кинооператоров, щелкали затворами фотоаппараты, а Сталин под этот неизбежный шум представил фюреру высокого генерала, который оказался переводчиком:
— Переводить нам будет генерал Игнатьев… Он прекрасно знает немецкий язык еще с тех пор, как вел беседы с кайзером Вильгельмом Вторым.
— О! — невольно вырвалось у Гитлера. — Даже так! И как вам удалось это, генерал? — не удержался от вопроса фюрер.
Игнатьев вначале перевел вопрос Сталину, а затем ответил:
— Я был в свое время военным агентом России в Скандинавии…
Сталин чуть заметно улыбнулся и пояснил:
— Товарищ Игнатьев в прошлом— граф, а сейчас, как видите— красный генерал… Живое связующее звено между старой и новой Россией… Между прочим, Алексей Алексеевич служил в царской армии вместе с будущим маршалом Маннергеймом…
Да, эти русские умеют удивить!
Фюрер вдруг понял, что он никогда в обстановке встречи на высшем уровне не чувствовал себя так свободно уже с первых ее минут! Раньше ему всегда приходилось играть, а тут — он чувствовал это острым чутьем публичного политика и вождя — нужды в игре не было.
Не было потому, что Сталин уже первыми минутами общения начисто исключал какую-либо игру. Теперь фюрер понял, почему Риббентроп был так восхищен атмосферой кремлевских приемов. В Европе дышали изысканными искусственными ароматами, а тут был чистый здоровый воздух, окружающий, черт побери, нравственно весьма здоровых людей…
Это было новым и непривычным для Гитлера. Но это — не раздражало. Фюрер уже начинал догадываться, что Сталину была присуща высшая простота стиля, заключающаяся в том, что стиля, как чего-то продуманного, не было. Была сильная, крупная, уверенная в себе и в своей стране личность, для которой никакая поза невозможна уже потому, что абсолютно не нужна.
И этот граф-переводчик… Родом из старой России, он тоже явно дышал той же простотой, что и его вождь…
Все это пронеслось в уме фюрера мгновенной, переплетающейся чередой мыслей, чувств, догадок и прозрений… Но надо было что-то говорить, и он вдруг неожиданно для себя сказал тоже просто:
— Вот оказывается как! Старая Россия и новая оказывается связаны крепче, чем я думал!
— У нас и с Германией давние связи, господин Гитлер, — улыбнулся Сталин… — Я хотел бы вам прочесть несколько строк, — и Сталин, сделав паузу, прочел:
Есть между нами похвала без лести,
И дружба есть в упор без фарисейства,
Поучимся ж серьезности и чести
На Западе у чуждого семейства…
Скажите мне, друзья, в какой Валгалле
Мы вместе с вами щелкали орехи,
Какой свободой мы располагали,
Какие вы поставили мне вехи…
После каждой строчки Сталин делал паузу для перевода, однако музыка стиха от этого не терялась. Игнатьев же переводил блестяще… Рифмы при переводе пропадали, а выразительность сохранялась, и воздействие ее было несомненно…
Гитлер стоял под чистым небом на чужом армейском плацу и поражался… Так с ним не знакомились никогда…
Он нередко сомневался — верна ли та или иная его политическая акция, но не сомневался в своей идейной правоте.
Когда он отдал приказ войти в демилитаризованную Рейнскую зону, он отчаянно трусил. Но вошел.
Он был мастером блефа потому, что никто — ни среди тех, кто ему противостоял, ни среди тех, кто стоял рядом с ним, не начинали с таких низов, как он… Вся эта парламентская и аристократическая публика всегда имела хлеб с маслом, даже если не ударяла палец о палец. Это были представители элиты. Они умели играть, но не умели вложить в игру ту страсть и жизненную силу, которая свойственна тем, кто не просто сделал себя сам, но сделал, поднимаясь с самых общественных низов…
Даже мелкий корсиканский дворянчик Наполеон знал лишь, что значит заснуть на голодное брюхо. Но что такое ночлежка, где засыпаешь на это голодное брюхо, ничем не отличаясь от бездомного пса?! Нет, с этим не был знаком даже Наполеон. Может быть, именно поэтому француз в решительный момент так и не решился использовать силу массы, толпы… Массы, преданной тебе и верящей тебе…
Из всех мировых лидеров изнанку жизни и борьбу не за успех, а за кусок хлеба знал еще только один — вот этот неторопливый русский… Ах, нет, не русский, грузин… Впрочем, все же — русский.
Гитлер колебался перед Судетами и во время Дюнкерка… Ведь поступок, действие могут и подвести. Однако он никогда не подвергал сомнению свои политические идеи! Убеждения его всегда были незыблемы.
Он верил в себя абсолютно, потому что давно глубоко запрятал в самые глубины души сомнения. Это не было ни манией величия, ни переразвитым самомнением. Был трезвый политический и личный расчет, подкрепленный и проверенный практикой: чем более уверенно и неколебимо он вел себя с окружающими, тем большее влияние он на них оказывал. Абсолютная уверенность давала хорошие дивиденды…
И вот впервые вглядываясь в эти прищуренные серые глаза, вслушиваясь в неторопливую речь, подкрепляемую редким взмахом руки, он впервые ощутил неуют и беспокойство.
Он впервые за долгие годы усомнился — а все ли его идеи верны? Вот стоит носитель идей, от его, Гитлера идей, отличных… Но так ли уж неприемлемы идеи, сделавшие вождем России такую личность, как Сталин?
А Сталин, посмотрев в глаза фюрера прямым взглядом, пригласил к входу в высокое здание, похожее на собор…
Начались взаимные приветствия и знакомство.
МАРШАЛ действительно оказался Ворошиловым, а полный мужчина представился коротко: «Жданов»…
Все прошли внутрь… Большое, просторное, но отнюдь не изысканное помещение занимал длинный стол, уже сервированный, причем роскошно…
Однако Сталин пригласил фюрера пройти дальше и пояснил:
— Я благодарен вам, господин Гитлер, за ваше быстрое согласие встретиться в Бресте… Сюда весьма просто добраться и из Москвы, и из Берлина, но это все же не отель «Бельвю», а крепость… К тому же — давно не приводившаяся в порядок. Сейчас здесь стоит несколько воинских частей, а солдаты — народ неприхотливый, мы-то с вами это знаем, потому что мы — сами солдаты…
— О, герр Сталин, вы тоже воевали? Где? На германском фронте?
— Нет, в нашу Гражданскую, а потом — в польскую войну, ту — давнюю… Так что с немцами я не воевал, как и вы, господин Гитлер, не воевали с русскими.
— Да, я был на Западном фронте, как и, кстати, генерал Гудериан…
— Я знаю… И. надеюсь, вы простите нам недостаток комфорта — все пришлось готовить за эту неделю, поэтому что-то могли и упустить…
— Я догадываюсь, герр Сталин, что вы не упускаете из виду ничего…
Сталин как-то по-домашнему тронул усы, улыбнулся:
— Вряд ли это возможно, господин Гитлер… Но я прошу вас отведать, как у нас говорят, русского хлеба-соли… Вы с дороги, а в России ни один уважающий себя хозяин не может допустить, чтобы дорогого гостя да не накормить. Там, — Сталин кивнул головой на стол за их спинами, — я предлагаю провести обед в вашу честь после первой деловой беседы, а сейчас я прошу вас, господ Риббентропа, Шуленбурга и генерала Гудериана закусить в узком кругу… А наши товарищи позаботятся о других ваших спутниках…
В соседний зальчик вместе со Сталиным, Гитлером и Риббентропом кроме Шмидта и Игнатьева прошли Молотов, Ворошилов, Жданов, Шуленбург и Гудериан.
Здесь тоже стоял стол, но круглый, накрытый на двенадцать персон — с запасом… Сервировка была тоже великолепной, хотя и простой. На столе стояли яркие бутылки «Старки», коньяка и водки, блистал хрусталь рюмок.
Пунцовые помидоры особенно подчеркивали нежную зелень салата. В хрустальных салатницах отблескивала свежая капуста, приправленная соусом провансаль, лежали «букетики» цветной, стояли сковородки с паштетами, блюда с заливным… Сочная клубника окружала золотые ананасы, гордо украшенные оперением, достойным индейского вождя.
Несколько глубоких хрустальных мисок были наполнены черной искрой.
Сталин пригласил к столу Гитлера, когда тот начал устраиваться, широким жестом пригласил остальных, сам сел рядом с фюрером, и некоторое время все были заняты тем, что не без удовольствия накладывали себе на тарелки то, что кому приглянулось. Слуг не было, но Сталин обязанность угощать фюрера взял на себя…
Перед Гитлером стояло несколько бутылок с минеральной водой, отдельная миска с икрой, блюдо с заливной осетриной, салаты… Его часть стола была почти вегетарианской— русские явно знали его вкусы, а Сталин еще и пояснил:
— Зная вашу склонность к хорошей минеральной воде, мы ее учли, но на стол поставили нашу, советскую воду из разных мест… Был бы рад, если бы вы попробовали все и выбрали, что понравится больше… И потом мы будем ставить перед вами то, что выберете…
Гитлеру стало приятно, и он, глядя на стол перед Сталиным, шутливо сказал:
— Я вижу, герр Сталин, что у вас тоже отдельный напиток, который вы, как я понимаю, выбрали уже давно?
У прибора Сталина действительно был поставлен хрустальный запотевший графинчик с чем-то прозрачным, как горный ручей… Сталин хитро улыбнулся и предложил:
— Я с удовольствием им с вами поделюсь, и заранее могу предположить, что он вам не будет противен…
Гитлер согласно кивнул, и Сталин налил из графинчика вначале фюреру, а затем — себе… Его примеру последовали остальные, и Сталин встал с рюмкой в руке, жестом попросив гостей сидеть…
— Я предлагаю тост за дружбу двух великих народов, за их взаимопонимание и будущее! Пусть они будут так же чисты, как и эти напитки в наших бокалах!
Сталин выпил, Гитлер с опаской сделал небольшой глоток и с удивлением обнаружил, что пьет чистейшую родниковую воду…
Сталин смотрел на него, весело прищурившись, и фюрер, тоже весело посмотрев на него, сказал:
— Ваш тост, герр Сталин, точен и глубок, и я с удовольствием к нему присоединяюсь. Ваш напиток можно пить без опаски!
ВРЕМЯ летело незаметно, напряжения не было… После завтрака Сталин пригласил фюрера пройти в другую комнату… За столом они договорились, что в первой беседе рядом с ними будут только Молотов, Риббентроп и Шуленбург.
И теперь Гитлер, разместившись в удобном кожаном кресле, перед которым стоял небольшой столик с «Нарзаном» — фюрер решил остановиться на нем, — осматривался, вполне довольный той обстановкой, в которой предстояло им поработать со Сталиным.
Тут не было и намека на интерьеры Бергхофа — сразу было понятно, что еще неделю назад помещение выглядело совершенно иначе. Но продумано все было отлично и со вкусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Поэтому он согласился сразу и выбрал самолет.
После отъезда Молотова Гитлер встретился с царем Борисом, но ничего реального от него не добился… 19 ноября примерно тем же закончилась беседа с бельгийским королем. На 25 ноября была назначена встреча с маршалом Антонеску — кондукатор Румынии тоже его интересовал. Но сейчас все уходило в сторону — два дня он проводит со Сталиным, а там…
А там что-то, смотришь, и прояснится…
В пути Гудериан, которого фюрер взял с собой как «специалиста по Бресту», показал планы крепости и фото воздушной съемки. Выглядело все это сверху и в красках впечатляюще — крепость русские инженеры ставили когда-то с умом…
Бронеавтомобиль Гитлера въехал в Тереспольские ворота Цитадели и оказался во дворе крепостных казарм. Здесь, господствуя над всем Центральным островом, над постройками и валами, высилось массивное здание с высокими стрельчатыми окнами — старая гарнизонная церковь. Поляки превратили ее в костел, а теперь здесь был устроен полковой клуб… В клубе и должны были пройти первые переговоры… Кроме прочего, она стояла особняком и пространство вокруг нее было просто контролировать и охранять.
Над аэродромом в генерал-губернаторстве в тот день небо было как по заказу — высоким, студеным и синим. Невысокое уже, почти зимнее солнце светило ярко и празднично. Еще выйдя из самолета, фюрер прищурился от солнечных лучей и сказал Риббентропу и встречавшему их Шуленбургу:
— Хороший знак…
Такое же чистое небо было и над Брестом.
Гитлер с Риббентропом и Гудерианом вышли из автомобиля на плац, и фюрер увидел Сталина, стоящего в небольшой группе военных и штатских, из которых был сразу узнаваем лишь недавний гость Германии — Молотов. Подтянутый, франтоватый маршал с небольшими усами, чем-то напоминавшими усы самого фюрера, с шестью яркими круглыми орденами на кителе был, очевидно, Ворошилов. Рядом со Сталиным стоял и полный мужчина с гладкой прической и прямоугольником усов щеточкой.
Сталин, тоже увидев фюрера, что-то сказал Молотову с Ворошиловым и двинулся к гостям в сопровождении высокого генерала.
— Кто это, Риббентроп? — тихо спросил Гитлер.
— Фигура мне абсолютно незнакомая, мой фюрер! — пожал плечами рейхсминистр.
— А вы, Шуленбург, не знаете? — обратился фюрер к московскому послу, вышедшему из другой машины…
— Я также в полном неведении, мой фюрер!
Сталин неторопливо подошел, слегка развел руки, приветствуя Гитлера, потом, принимая руку фюрера и пожимая ее, глуховато сказал:
— Рад приветствовать вас, господин Гитлер на земле, которая была возвращена России в ходе нашей общей борьбы!
Гитлер — сам мастер монолога и емкой фразы, сразу же оценил сказанное… Тут были и изысканная в своей простоте и невычурности любезность, и напоминание о том, что Брест — давнее законное русское владение, и скрытая благодарность за вернувшую Брест России германскую решимость 39-го года в отношении Польши, и признание взаимной выгодности союза, и приглашение к его развитию…
Да-а-а… Это был не Чемберлен…
— Я также рад, господин Сталин, что эта общая борьба привела нас в эти старые и овеянные славой стены, где может начаться новая история…
Стрекотали камеры русских и германских кинооператоров, щелкали затворами фотоаппараты, а Сталин под этот неизбежный шум представил фюреру высокого генерала, который оказался переводчиком:
— Переводить нам будет генерал Игнатьев… Он прекрасно знает немецкий язык еще с тех пор, как вел беседы с кайзером Вильгельмом Вторым.
— О! — невольно вырвалось у Гитлера. — Даже так! И как вам удалось это, генерал? — не удержался от вопроса фюрер.
Игнатьев вначале перевел вопрос Сталину, а затем ответил:
— Я был в свое время военным агентом России в Скандинавии…
Сталин чуть заметно улыбнулся и пояснил:
— Товарищ Игнатьев в прошлом— граф, а сейчас, как видите— красный генерал… Живое связующее звено между старой и новой Россией… Между прочим, Алексей Алексеевич служил в царской армии вместе с будущим маршалом Маннергеймом…
Да, эти русские умеют удивить!
Фюрер вдруг понял, что он никогда в обстановке встречи на высшем уровне не чувствовал себя так свободно уже с первых ее минут! Раньше ему всегда приходилось играть, а тут — он чувствовал это острым чутьем публичного политика и вождя — нужды в игре не было.
Не было потому, что Сталин уже первыми минутами общения начисто исключал какую-либо игру. Теперь фюрер понял, почему Риббентроп был так восхищен атмосферой кремлевских приемов. В Европе дышали изысканными искусственными ароматами, а тут был чистый здоровый воздух, окружающий, черт побери, нравственно весьма здоровых людей…
Это было новым и непривычным для Гитлера. Но это — не раздражало. Фюрер уже начинал догадываться, что Сталину была присуща высшая простота стиля, заключающаяся в том, что стиля, как чего-то продуманного, не было. Была сильная, крупная, уверенная в себе и в своей стране личность, для которой никакая поза невозможна уже потому, что абсолютно не нужна.
И этот граф-переводчик… Родом из старой России, он тоже явно дышал той же простотой, что и его вождь…
Все это пронеслось в уме фюрера мгновенной, переплетающейся чередой мыслей, чувств, догадок и прозрений… Но надо было что-то говорить, и он вдруг неожиданно для себя сказал тоже просто:
— Вот оказывается как! Старая Россия и новая оказывается связаны крепче, чем я думал!
— У нас и с Германией давние связи, господин Гитлер, — улыбнулся Сталин… — Я хотел бы вам прочесть несколько строк, — и Сталин, сделав паузу, прочел:
Есть между нами похвала без лести,
И дружба есть в упор без фарисейства,
Поучимся ж серьезности и чести
На Западе у чуждого семейства…
Скажите мне, друзья, в какой Валгалле
Мы вместе с вами щелкали орехи,
Какой свободой мы располагали,
Какие вы поставили мне вехи…
После каждой строчки Сталин делал паузу для перевода, однако музыка стиха от этого не терялась. Игнатьев же переводил блестяще… Рифмы при переводе пропадали, а выразительность сохранялась, и воздействие ее было несомненно…
Гитлер стоял под чистым небом на чужом армейском плацу и поражался… Так с ним не знакомились никогда…
Он нередко сомневался — верна ли та или иная его политическая акция, но не сомневался в своей идейной правоте.
Когда он отдал приказ войти в демилитаризованную Рейнскую зону, он отчаянно трусил. Но вошел.
Он был мастером блефа потому, что никто — ни среди тех, кто ему противостоял, ни среди тех, кто стоял рядом с ним, не начинали с таких низов, как он… Вся эта парламентская и аристократическая публика всегда имела хлеб с маслом, даже если не ударяла палец о палец. Это были представители элиты. Они умели играть, но не умели вложить в игру ту страсть и жизненную силу, которая свойственна тем, кто не просто сделал себя сам, но сделал, поднимаясь с самых общественных низов…
Даже мелкий корсиканский дворянчик Наполеон знал лишь, что значит заснуть на голодное брюхо. Но что такое ночлежка, где засыпаешь на это голодное брюхо, ничем не отличаясь от бездомного пса?! Нет, с этим не был знаком даже Наполеон. Может быть, именно поэтому француз в решительный момент так и не решился использовать силу массы, толпы… Массы, преданной тебе и верящей тебе…
Из всех мировых лидеров изнанку жизни и борьбу не за успех, а за кусок хлеба знал еще только один — вот этот неторопливый русский… Ах, нет, не русский, грузин… Впрочем, все же — русский.
Гитлер колебался перед Судетами и во время Дюнкерка… Ведь поступок, действие могут и подвести. Однако он никогда не подвергал сомнению свои политические идеи! Убеждения его всегда были незыблемы.
Он верил в себя абсолютно, потому что давно глубоко запрятал в самые глубины души сомнения. Это не было ни манией величия, ни переразвитым самомнением. Был трезвый политический и личный расчет, подкрепленный и проверенный практикой: чем более уверенно и неколебимо он вел себя с окружающими, тем большее влияние он на них оказывал. Абсолютная уверенность давала хорошие дивиденды…
И вот впервые вглядываясь в эти прищуренные серые глаза, вслушиваясь в неторопливую речь, подкрепляемую редким взмахом руки, он впервые ощутил неуют и беспокойство.
Он впервые за долгие годы усомнился — а все ли его идеи верны? Вот стоит носитель идей, от его, Гитлера идей, отличных… Но так ли уж неприемлемы идеи, сделавшие вождем России такую личность, как Сталин?
А Сталин, посмотрев в глаза фюрера прямым взглядом, пригласил к входу в высокое здание, похожее на собор…
Начались взаимные приветствия и знакомство.
МАРШАЛ действительно оказался Ворошиловым, а полный мужчина представился коротко: «Жданов»…
Все прошли внутрь… Большое, просторное, но отнюдь не изысканное помещение занимал длинный стол, уже сервированный, причем роскошно…
Однако Сталин пригласил фюрера пройти дальше и пояснил:
— Я благодарен вам, господин Гитлер, за ваше быстрое согласие встретиться в Бресте… Сюда весьма просто добраться и из Москвы, и из Берлина, но это все же не отель «Бельвю», а крепость… К тому же — давно не приводившаяся в порядок. Сейчас здесь стоит несколько воинских частей, а солдаты — народ неприхотливый, мы-то с вами это знаем, потому что мы — сами солдаты…
— О, герр Сталин, вы тоже воевали? Где? На германском фронте?
— Нет, в нашу Гражданскую, а потом — в польскую войну, ту — давнюю… Так что с немцами я не воевал, как и вы, господин Гитлер, не воевали с русскими.
— Да, я был на Западном фронте, как и, кстати, генерал Гудериан…
— Я знаю… И. надеюсь, вы простите нам недостаток комфорта — все пришлось готовить за эту неделю, поэтому что-то могли и упустить…
— Я догадываюсь, герр Сталин, что вы не упускаете из виду ничего…
Сталин как-то по-домашнему тронул усы, улыбнулся:
— Вряд ли это возможно, господин Гитлер… Но я прошу вас отведать, как у нас говорят, русского хлеба-соли… Вы с дороги, а в России ни один уважающий себя хозяин не может допустить, чтобы дорогого гостя да не накормить. Там, — Сталин кивнул головой на стол за их спинами, — я предлагаю провести обед в вашу честь после первой деловой беседы, а сейчас я прошу вас, господ Риббентропа, Шуленбурга и генерала Гудериана закусить в узком кругу… А наши товарищи позаботятся о других ваших спутниках…
В соседний зальчик вместе со Сталиным, Гитлером и Риббентропом кроме Шмидта и Игнатьева прошли Молотов, Ворошилов, Жданов, Шуленбург и Гудериан.
Здесь тоже стоял стол, но круглый, накрытый на двенадцать персон — с запасом… Сервировка была тоже великолепной, хотя и простой. На столе стояли яркие бутылки «Старки», коньяка и водки, блистал хрусталь рюмок.
Пунцовые помидоры особенно подчеркивали нежную зелень салата. В хрустальных салатницах отблескивала свежая капуста, приправленная соусом провансаль, лежали «букетики» цветной, стояли сковородки с паштетами, блюда с заливным… Сочная клубника окружала золотые ананасы, гордо украшенные оперением, достойным индейского вождя.
Несколько глубоких хрустальных мисок были наполнены черной искрой.
Сталин пригласил к столу Гитлера, когда тот начал устраиваться, широким жестом пригласил остальных, сам сел рядом с фюрером, и некоторое время все были заняты тем, что не без удовольствия накладывали себе на тарелки то, что кому приглянулось. Слуг не было, но Сталин обязанность угощать фюрера взял на себя…
Перед Гитлером стояло несколько бутылок с минеральной водой, отдельная миска с икрой, блюдо с заливной осетриной, салаты… Его часть стола была почти вегетарианской— русские явно знали его вкусы, а Сталин еще и пояснил:
— Зная вашу склонность к хорошей минеральной воде, мы ее учли, но на стол поставили нашу, советскую воду из разных мест… Был бы рад, если бы вы попробовали все и выбрали, что понравится больше… И потом мы будем ставить перед вами то, что выберете…
Гитлеру стало приятно, и он, глядя на стол перед Сталиным, шутливо сказал:
— Я вижу, герр Сталин, что у вас тоже отдельный напиток, который вы, как я понимаю, выбрали уже давно?
У прибора Сталина действительно был поставлен хрустальный запотевший графинчик с чем-то прозрачным, как горный ручей… Сталин хитро улыбнулся и предложил:
— Я с удовольствием им с вами поделюсь, и заранее могу предположить, что он вам не будет противен…
Гитлер согласно кивнул, и Сталин налил из графинчика вначале фюреру, а затем — себе… Его примеру последовали остальные, и Сталин встал с рюмкой в руке, жестом попросив гостей сидеть…
— Я предлагаю тост за дружбу двух великих народов, за их взаимопонимание и будущее! Пусть они будут так же чисты, как и эти напитки в наших бокалах!
Сталин выпил, Гитлер с опаской сделал небольшой глоток и с удивлением обнаружил, что пьет чистейшую родниковую воду…
Сталин смотрел на него, весело прищурившись, и фюрер, тоже весело посмотрев на него, сказал:
— Ваш тост, герр Сталин, точен и глубок, и я с удовольствием к нему присоединяюсь. Ваш напиток можно пить без опаски!
ВРЕМЯ летело незаметно, напряжения не было… После завтрака Сталин пригласил фюрера пройти в другую комнату… За столом они договорились, что в первой беседе рядом с ними будут только Молотов, Риббентроп и Шуленбург.
И теперь Гитлер, разместившись в удобном кожаном кресле, перед которым стоял небольшой столик с «Нарзаном» — фюрер решил остановиться на нем, — осматривался, вполне довольный той обстановкой, в которой предстояло им поработать со Сталиным.
Тут не было и намека на интерьеры Бергхофа — сразу было понятно, что еще неделю назад помещение выглядело совершенно иначе. Но продумано все было отлично и со вкусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98