«Интересы национальной безопасности, равно как и интересы мира во всем мире, требуют от французского народа огромных усилий в плане дисциплины и мобилизации всех возможностей страны; только это позволит Франции, при поддержке ее друзей, утвердить свое положение и отстоять свои интересы перед лицом такого серьезного противника, каким является Германия Адольфа Гитлера, устремленная отныне к завоеванию Европы».
Второе письмо от 19 марта было менее эмоциональным, зато аналитичным — с весьма подробным анализом положения Германии, в Германии и вокруг Германии…
Особо Кулондра возмущало то, что осенью 38-го года в Мюнхене Гитлер заявлял об абсолютной невозможности сосуществования этически разнородных групп чехов и немцев, а весной 39-го года преобразовал Чехию в имперский протекторат Богемия и Моравия.
Но чехи, давно привыкшие жить в условиях верховной немецкой власти в составе Австрии, достаточно спокойно отнеслись к тому, что отныне живут под верховной немецкой властью, исходящей уже не из Вены, а из Берлина… Даже президентом протектората остался тот же Эмиль Гаха, который в качестве избранного самими же чехами президента вручил судьбу избравших его чехов в руки фюреру.
Чехи об утрате «независимости», подаренной им Штатами и Версалем, всего лишь погоревали, не выявляя общенационального намерения бороться за ее восстановление. Словаки были вполне довольны вновь обретенной (да — при содействии Берлина) независимостью от чехов.
И отдавая себе отчет в этом заранее — еще до начала «чешской» комбинации, — Гитлер не мог удержаться от соблазна бескровно решить сразу две серьезные проблемы в свою пользу.
В письме Кулондра об этом было сказано так:
«Германия, все валютные ресурсы которой были почти полностью израсходованы, наложила руку на большую часть золотого и валютного запаса чешского эмиссионного банка. Полученная таким образом сумма (50 млн долларов) является весьма ценной поддержкой для страны, которая была почти полностью лишена средств для международных платежей.
Еще более важным является тот факт, что Германия получила в свои руки значительное количество первоклассного вооружения (которое чехи не пожелали применить против Германии. — С. К.), а также заводы «Шкода». Эти предприятия, пользующиеся мировой известностью, снабжали вооружением не только Чехословакию, но и Румынию и Югославию (и даже СССР. — С. К.)… Напомню мимоходом, что заводы «Шкода» поставляли для нас авиационные моторы… Не следует недооценивать и новые возможности рейха по приобретению путем продажи вооружений за границу ценной для него валюты».
Да, все золото мира было тогда в основном у Америки и «демократического» Запада. А золотой запас Германии был существенно меньше даже итальянского и «тянул» не более чем на 30 жалких миллионов долларов (США к лету 1939 года имели золотых монетных запасов на 28,5 миллиарда долларов — 62% от общей суммы, имеющейся в распоряжении Запада).
То есть «золотая» прибавка за счет чехов была для рейха очень весомой и своевременной — как и «стальная» прибавка за счет «Шкоды»…
Понимая это, Кулондр понимал и другое:
«Перед гитлеровскими руководителями открываются два пути: либо продолжать далее завоевание Восточной и Юго-Восточной Европы, а быть может, и Скандинавских стран, обеспечив себе тем самым… ресурсы этих районов и возможность… подготовиться к тому, чтобы противостоять блокаде, либо же напасть на Францию и Англию, прежде чем эти державы при поддержке Америки (выделение здесь, как и ниже, — мое. — С. К.) смогут достичь или превзойти уровень вооруженности рейха и, в частности, лишить его превосходства в воздухе»…
Как видим, француз мыслил вполне здраво, причем, если вдуматься, он сам в конфиденциальном письме Боннэ признавал, что «демократические державы» сами загоняют Германию и Гитлера «в угол» своими военными приготовлениями и под разглагольствования о деле мира уже прикидывают — а как они будут Германию блокировать с моря…
И что интересно! Первое письмо Кулондра от 16 марта заканчивалось упованием на «друзей» Франции — без расшифровки, кто же имеется в виду конкретно. Но и второе — подробное, всесторонне рассматривающее ситуацию — письмо ничем в этом смысле не отличалось от первого…
Там не было даже намека на СССР как на важнейшего для Франции потенциального союзника.
Правда, «Кремль» во втором письме поминался. Но не московский, а пражский… До этого я умалчивал, что с 1936 по 1938 год Кулондр был послом в Москве, после чего получил назначение в Берлин. И вот при таком послужном списке он даже пары слов не сказал о срочной необходимости для Франции теснейшего и действенного военного союза с Россией.
Нам, русским, этот союз нужен был тогда как телеге пятое колесо… Но для французов-то он был жизненно важен! А они предпочитали «в упор» этого не признавать.
Н-да…
Так кто же виделся Кулондру в «друзьях»? Что ж, последний абзац письма берлинского посла Франции констатировал:
«Имея в виду непостоянство гитлеровских руководителей и опьянение успехами, в котором должен пребывать сейчас фюрер, а также то беспокойство и раздражение, которое вызывают за Рейном перевооружение демократических держав и позиция Соединенных Штатов (в другом месте письма говорится, что «наблюдая все с большим волнением и глухим раздражением… за мероприятиями Франции, Англии и Америки по перевооружению, руководители рейха могут задаться вопросом, долго ли еще они будут обладать превосходством в воздухе…» и т. д. — С. К.), я считаю, что мы должны немедленно приступить самым решительным образом, сохраняя как можно большую секретность, к мобилизации промышленности страны».
В скобках замечу, что для Франции, как видим, Кулондр режим секретности зазорным не считал… Но это я так — в качестве попутного замечания…
Но вот уж совсем не походя надо отметить тот показательный факт, что «штатовские» уши республиканского Осла и демократического Слона уже виднелись в европейской политике… Виднелись если и не публично, то в секретной переписке европейских политиков… И эти уши навострялись в сторону Европы все настырнее, хотя Дядя Сэм и президент Рузвельт громко заявляли о неизменном «изоляционизме» США…
Ну-ну… Может, оно было и так… Но ведь и Кулондр, тесно связанный с капиталом США еще со времен работы над планом Юнга, тоже знал, о чем писал…
А ЧТО ЖЕ в это время происходило в Берлине за стенами французского посольства?
В Берлине был, например, заключен германо-итальянский договор о дружбе и сотрудничестве — так называемый «Стальной пакт». Это был четкий и внятный документ, утверждающий полный политический, дипломатический, военно-политический, военный и военно-экономический союз двух стран.
Со стороны Германии его подписал Иоахим фон Риббентроп, со стороны Италии — его коллега Галеаццо Чиано.
«Стальной пакт» был заключен 22 мая в 1939 году от Рождества Христова и, как было в нем зафиксировано, «в XVII году Фашистской Эры»… За полтора года до этого, 6 ноября 1937 года, Италия присоединилась к тому политическому союзу, который стал известен как «Антикоминтерновский пакт» и который вначале заключили Германия и Япония 25 ноября 1936 года…
Автор должен сообщить читателю, что это соглашение часто (и совершенно неверно) определяют как антисоветское. Но вот что говорилось в беседе еще наркома Литвинова с польским послом Гжибовским 4 апреля 1939 года.
Появившись у Литвинова по своей инициативе, Гжибовский начал с упреков:
— Мне приходится выполнять функции вашего полпреда, господин народный комиссар, и передавать ваши запросы польскому правительству.
Макс Литвинов с поляками особо не церемонился, и поэтому почти сразу задал вопрос «в лоб»:
— Вы сообщили англичанам, что Польша отказывается от участия в комбинациях, направленных против СССР?
Гжибовский протянул наркому «Таймс» и «Тан» и показал места, где говорилось об отклонении Польшей трех германских требований: о Данциге, о постройке экстерриториальной автострады через «коридор» и о присоединении Польши к антикоминтерновскому пакту…
— Ну и верны ли эти газетные сообщения? — вопросил Макс.
— Эти газеты обычно хорошо информированы, — уклончиво сообщил поляк.
— А вы?
Гжибовский, опять не отвечая прямо, промямлил, что, дескать, отрицательное отношение Польши к антикоминтерновскому пакту хорошо известно западноевропейским государствам и участникам пакта.
— Им это известно тоже только из газет? — едко поинтересовался Литвинов.
— Нет, — хмуро ответствовал Гжибовский. — Им это известно от польского правительства.
— Так вот, господин Гжибовский, тогда вам должно быть известно и то, что антикоминтерновский пакт отнюдь не направлен против СССР или исключительно против него, но также против Англии, Франции и даже Америки…
Гжибовский что-то хотел сказать, однако не страдавший рефлексией Литвинов безапелляционно подытожил:
— Это доказано тем спором, который в настоящее время ведется между участниками пакта, из которых каждый хочет, чтобы острие пакта было направлено против наиболее интересующего его противника…
— А вот Польша… — Гжибовский опять что-то хотел вставить, но Литвинов (и вот тут даже я скажу ему за это «спасибо!») прямо-таки «припечатал» «гонорового» пана:
— Мы знаем, что в свое время Польша была готова примкнуть и вела даже соответственную агитацию за так называемый пакт пяти в составе Англии, Франции, Германии, Италии и Польши, отлично сознавая, что такая комбинация была бы направлена против СССР…
— Но ведь, когда будет нужно, Польша обратится за помощью к СССР…
— Она может обратиться, когда будет уже поздно. Для нас вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва…
Европейские «демократические друзья» Литвинова его тогда уже «кинули», и поэтому он был так резок (лично для него — тоже уже поздно). Но в своей резкой прямоте он был, безусловно, прав. России действительно не пристало быть «палочкой-выручалочкой» для панов, мсье и сэров… Тем более что Антикоминтерновский пакт Гитлера с Токио и Римом отнюдь не был направлен против СССР как государства.
«Стальной» же пакт — тем более…
22 мая немцы заключили военный союз с Италией, а 23 мая…
А 23 МАЯ Гитлер провел в рейхсканцелярии совещание с руководством вермахта, люфтваффе и кригсмарине.
В его кабинете собрались фельдмаршал Геринг, гроссадмирал Редер, генерал-полковник фон Браухич, генерал-полковник Кейтель, генерал полковник Мильх, генерал артиллерии Гальдер, генерал Боденшатц, контр-адмирал Шнивинд, полковник Ешоннек (молодой начальник штаба люфтваффе), полковник генштаба Варлимонт, подполковник генштаба Шмундт, капитан Энгель, корветтен-капитан Альбрехт (вскоре ему предстояло руководить силами ВМФ, выделенными для Польской кампании), капитан фон Белов.
Протокол совещания с повесткой дня: «Информация о политическом положении и задачах» вел главный адъютант фюрера Шмундт…
Гитлер был уверен, конкретен и убедителен.
— Господа! — начал он… — С одной стороны, за период с 1933 по 1939 год наша внутренняя ситуация характеризуется успехами на всех участках. Колоссально улучшилось наше военное положение. С другой стороны, наше положение в окружающем мире осталось неизменным…
В кабинете, где царила внимательная тишина, началось шуршание тугих мундиров. Все были удивлены — а как же вход в Рейнскую область, успех Саарского плебисцита, аншлюс, Судеты, Прага, Мемель?
Однако Гитлер тут же пояснил:
— Германия была исключена из круга могущественных государств, и формально тут мало что изменилось. Равновесие сил было установлено без участия Германии. Ныне мы вступаем в этот круг и уже этим равновесие нарушаем. Любые, даже жизненно важные наши претензии рассматриваются как «вторжение»… Причем англичане больше опасаются нашего экономического превосходства, чем обыкновенной угрозы силой…
Фюрер обвел присутствующих внимательным взглядом холодных синих глаз и продолжил:
— Восьмидесятимиллионная масса немцев разрешила духовные проблемы. Однако экономические проблемы сохраняют свою остроту, и для их решения требуется мужество. Да, господа, мужество, потому что лишь трусы приспосабливаются к обстоятельствам, а смелый обстоятельства приспосабливает к своим потребностям!
Тугие мундиры зашелестели уже одобрительно, а фюрер повысил голос:
— Мы хорошо использовали время… Национально-политическое объединение немцев почти закончено. Однако мы перед выбором: подъем или падение. Пятнадцать, двадцать лет, и вопрос жизненного пространства, соразмерного с величием государства, надо будет решать! И ни один из немецких государственных деятелей не может более уходить от этого вопроса…
По кабинету опять прошелестело одобрение, но в нем чувствовалось и напряжение. Гитлер это уловил, но тон его речи оставался по-прежнему бодрым:
— Сегодня мы в состоянии подъема, равно как и наши друзья — Италия и Япония. Польша — в упадке…
Итак, слово было произнесено… И теперь уже даже малейший шорох не нарушал тишину кабинета рейхсканцлера, перешедшего к главному текущему вопросу:
— Польша всегда будет стоять на стороне наших противников. Да, мы имеем с ней пакт, но она всегда думает о том, как использовать против нас любую возможность. И проблему Польши нельзя отделить от проблемы столкновения с Западом. Дело не в Данциге… Если судьба заставит нас столкнуться с Западом, то хорошо иметь обширную плодородную территорию на Востоке с невысокой плотностью населения. Немецкое солидное ведение хозяйства даст громадный прирост продукции… В связи с этим должен предупредить — нам не следует уповать на подарок в виде колоний, даже если нам его и сделают. Это не решение продовольственной проблемы, ибо морская блокада способна здесь все подорвать. Так что решение— в Польше. Внутренняя же устойчивость Польши по отношению к большевизму— сомнительна. Поэтому Польша — сомнительный барьер и против России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98