https://wodolei.ru/catalog/stalnye_vanny/100na70/
— Ты, Коля, дай мне эту бумажку, я все сделаю, о чем просил Дмитрий Дмитриевич. И еще кое-что сделаю… Я твердо уверен, что этот ваш Человек…
— И я, — сказал Коля, — и я тоже так думаю…
— К Дмитрию Дмитриевичу не ходи, в его квартиру, понимаешь? Хватит с нас и Дмитрия Дмитриевича.
«Нужно предупредить Лену, нужно предупредить, — думал Коля, выходя из клиники, — ведь она ему верит!»
СНОВА КРАСНЫЙ КАМЕНЬ
В тот самый момент, когда Коля с восторгом перечитывал свою фамилию в списке первокурсников, в доме Серафима Яковлевича начались удивительные события.
Лена собралась уже было в техникум и выбежала на минутку во двор, чтобы привязать на день Ласточку, как вдруг звякнула щеколда, калитка распахнулась, и во двор вошел Человек.
— Назад, — закричала Лена, — назад! Куда вы?! Но было уже поздно: Ласточка, старательно обгладывавшая молоденький кустик смородины, подняла голову, искоса взглянула на Человека и двинулась к нему навстречу.
— Я больше не могу ждать, — сказал Человек.
— Ласточка! Ласточка! — Лена бросилась к Ласточке, но та уже взяла разбег и, выгнув дугой хвост, понеслась к Человеку.
— Стой! Стой! — кричала Лена, зажмурив глаза. Раздался короткий треск, и Лена сквозь закрытые веки почувствовала вспышку света.
Когда она открыла глаза, все было кончено. Человек, заброшенный неожиданным ударом на забор, быстро пробегал пальцами по груди, ощупывая ушибленное место; Ласточка стояла неподвижно; ноги ее крупно и часто дрожали, подергивалась наклоненная для удара голова.
— Что с вами? — спросила Лена. — Вы живы?
— Конечно, — ответил Человек. — Я просто не ожидал…
В это мгновение Ласточка издала слабое мычание и как бы нехотя повалилась на траву.
— Убил! А, чтоб тебя разорвало! — Во двор выскочил Серафим Яковлевич в пиджаке, наброшенном на голое тело, и туфлях на босу ногу; он только что начал бриться, и на одной половине его лица висела пена. Он подбежал к Ласточке и заглянул ей в глаза.
— Я кричала, предупреждала, так нет, убил… — сказала Лена.
— Я просто сейчас возбужден, и у меня все ощетинилось, если можно так сказать, — нехотя оправдывался Человек.
— Сказать все можно, а вот убивать ни в чем не повинное животное нельзя, — рассеянно проговорил Серафим Яковлевич, поглаживая раздувающееся на глазах брюхо Ласточки. — Да что я делаю? Нужно бежать! Бежать за ветеринаром, к Ваське-резнику бежать! Кровь же надо пустить!
— Дед, не оставляй меня, — сказала Лена, но Серафим Яковлевич замахал руками и бросился к калитке.
— Это очень хорошо, — начал Человек, проводив глазами Серафима Яковлевича, — очень удачно… Мы одни, Лена… Вы вчера мне сказали почти «да», почти…
— Да, — крикнула Лена, — да, я — ваша! Я оставлю эту глупую планету, с этим уродливым голубым небом, с этим отвратительным восходом солнца, да, я ее оставлю, ради… трона, вы, кажется, мне трон обещали? Как у царицы?
— Лучше!
— Да, я ее оставлю ради трона в безвоздушном пространстве, в вакууме… Я оставлю людей с их вечными заботами о свободе и хлебе ради вас, посланного мне самим небом… Пойдемте в дом.
Они поднялись на террасу. Человек смахнул со стола бритвенный прибор Серафима Яковлевича, легко подпрыгнув, уселся на край стола.
— Мне сейчас даже смешно, — сказал Человек. — Ты знаешь, Лена, я вчера был до того возмущен этим морем непонимания, косности, недоверия, что было хотел вас всех уничтожить…
— Всех?!
— Да, всех… И мне вдвойне приятно, что ты так резко отличаешься от Дмитрия Дмитриевича, от Коли, от… Да, вчера, когда ты ушла, я был снова обманут… А ведь я могу потушить ваше солнце, могу смести с лица земли все живое, я могу…
— Я догадывалась, что вы можете многое, но сейчас вам незачем…
— Да, конечно… Пусть живут… Я откроюсь тебе, Лена… Ты полюбила меня, еще не зная всей моей власти над миром, но тебя ждет сюрприз, приятная неожиданность. Я лучше, много лучше, чем то, с чем ты знакома, что принимаешь за меня… Я — это не я. Только вчера я прилетел на землю, только вчера. И у меня нет ни этой жесткой кожи, ни таких уродливых рук, это только оболочка…
— Я знаю, вы внутри совсем другой… Ваша душа…
— Нет, нет, ты меня не поняла… Я — весь другой! А то, что сейчас перед тобой, только гонец, разведчик, пионер, или, как вы иногда говорите, за-ме-сти-тель… У меня в венах живая кровь и большое, истосковавшееся сердце… Я был, понимаешь ли, Лена, обижен, жестоко обижен… Все мелкое, что жило в сознании моих соплеменников, возмутилось, никто из них не смог понять ни грандиозности моего замысла…
— Так вас выгнали?
— Нет, у вас есть слово более точное… Меня изгнали. Да, изгнали, но они еще пожалеют… Нам нужно будет обосноваться на какой-нибудь планете. К вам, я это вижу, я прилетел слишком поздно, я вам почти не нужен, и вы не в состоянии оценить моих даров… Поищем поблизости: среди ближайших звезд мы найдем, я надеюсь, что-нибудь подходящее…
— А там ваш прилет может оказаться слишком ранним, и опять…
— Не будем думать о плохом, Лена…
— Так когда я увижу вас с живой кровью и живым сердцем?
— Сегодня… Я отведу тебя к себе. Это не далеко — Коля знает это место, и там ты своей рукой нарисуешь мой знак…
— На крышке снаряда?
— Да — Но откуда ты знаешь?… Ах, вот что вы выудили из кубика! Так запомни… — Человек, сильно надавливая ногтем, нарисовал на клеенке, расстеленной на столе, замысловатый узор. Да, он действительно напоминал в одно и то же время прописное «Д» и исковерканный скрипичный знак.
— Хорошо, — сказала Лена, — я все поняла. Но и я вам открою кое-что… Я ведь внучка своего деда, а он — вы знаете? — человек верующий… Есть у нас один тайный обычай. О нем вы нигде не могли вычитать — он передавался из уст в уста, из поколения в поколение, и если вы не согласитесь поступить согласно обычаю, то у меня не будет уверенности в том, что мы будем счастливы…
— Так много слов? Говори, Лена, ради тебя я готов…
— Особенного ничего не нужно… Пойдемте. — Лена, довела Человека в коридор, отперла тяжелый замок на дверях кладовки.
— Вам, — сказала она, — нужно посидеть один час. только один час; вы должны находиться в полной темноте… Вы должны будете вспомнить все, всю вашу жизнь. и если вы и после этого раздумья повторите свое предложение, то я — ваша…
— Целый час?
— Но я на всю жизнь ваша…
— И здесь совсем не полная темнота, в двери — окошко.
— Оно совсем маленькое, ведь сейчас этот обычай соблюдается не вполне строго.
Человек вошел в кладовку. Лена принесла ему стул и торопливо накинула замок.
— Так час, только один час… Приготовьтесь думать, я скоро приду.
Лена вышла во двор. Серафим Яковлевич в чем-то убеждал ветеринара, над Ласточкой уже трудился Василий-резник.
— Ленка, иди помоги нам, — сказал Серафим Яковлевич.
— Дед, брось все! Они сами управятся, сами…
— А в чем дело? Ушел этот? Я его еще к ответу притяну.
— Дед, милый дед, бери ружье и сторожи его, я что-нибудь придумаю… Но будь осторожен… Что бы он тебе ни говорил, какие бы фокусы ни показывал, не выпускай его…
— Ружье? Говоришь, ружье взять? Так я же его охотнику подарил.
— Не взял охотник ружья, не взял.
— Почему не взял?
— «Его, сказал, слишком часто смазывать нужно, худо бить будет». Бери ружье, и если вырываться будет — стреляй!
Лена проскользнула в кухню, вынесла ружье и патронташ.
Серафим Яковлевич подтащил к двери кладовки. лавку и уселся так, чтобы ему был виден двор. В доме было тихо. Прошел, звеня, трамвай, и совсем было Серафим Яковлевич задремал, как вдруг увидел, что Василий-резник, завернув что-то в бумагу, идет к калитке.
— Василии! — громко крикнул Серафим Яковлевич. — Василий! Что ты несешь?
— Сердце, печень и селезенку! — закричал в ответ Василий. — Ветеринар сказал — на исследование.
Серафим Яковлевич хотел было выйти из дома, но из кладовки донесся голос Человека:.
— Сейчас сколько времени, Серафим Яковлевич?
— Ты сиди и молчи! Время ему понадобилось!… Коров убивать! В прежнее время тебе безо всякого суда и следствия кузькину мать показали бы, сиди!
— Серафим Яковлевич, мне очень важно знать, который сейчас час, так как Лена обещала мне, что станет моей, как у вас, кажется, говорят…
— Да что ты болтаешь? Выкинь из головы, сейчас же выкинь из головы…
— Не понимаю, Серафим Яковлевич, ведь для вас я что-то вроде вашего Антихриста?
— Антихриста? Станет Антихрист коров убивать!
— Вы говорили, что чудеса…
— Чудеса! Васька-резник такие чудеса за пять рублей производит, так хоть работа какая — любо-дорого. посмотреть! Не двигайся там, а то стрелять буду, мне Ленка разрешила.
— Я обманут! — громко сказал Человек. — Опять обманут! И ты, ничтожный старик, воображаешь, что можешь меня задержать? Я пройду сквозь твою дверь и не почувствую…
Серафим Яковлевич увидел какой-то красноватый свет — он шел из кладовки. Серафим Яковлевич заглянул в окошко и закричал от ужаса: руки Человека на его глазах медленно раскалялись, пальцы были похожи на раскаленные в огне прутья.
— Ты ждал чуда? — спросил Человек и прикоснулся своими пылающими руками к двери.
— Застрелю! Слышишь? Застрелю! Дом сожжешь! Вот сейчас стреляю, слышишь?
— Да, я готов, можешь стрелять… Твоя пуля не причинит мне никакого вреда.
Дверь вспыхнула, затрещала, запахло смолой и дымом, и Серафим Яковлевич, не помня себя, выстрелил. В кладовке зазвенело стекло, и откуда-то снизу пришел голос Человека:
— Как неудачно… Сразу в нескольких местах…
— Ага! — закричал Серафим Яковлевич. — Ага! Пули не боялся, а я тебя дробью, дробью…
Нужно было гасить огонь. Серафим Яковлевич схватил ведро с водой и, размахнувшись, облил дверь. Струйки воды, шипя, потекли по доскам, пар наполнил коридор. Серафим Яковлевич снял замок и распахнул дверь; в лицо пахнуло гарью, защекотал ноздри пьяный запах наливки. Он зажег в кладовке свет; лампочка тускло мерцала в облаке пара.
— Да где же он? — прошептал Серафим Яковлевич. Человека нигде не было. Серафим Яковлевич потыкал ружьем пол кладовки — мелодично зазвенели осколки стекол.
— Что за черт, куда же он запропастился? — бормотал Серафим Яковлевич. — Да что это? Камень какой-то. Как попал сюда?
У порога кладовки лежал продолговатый камень. Серафим Яковлевич поставил ружье к стене и поднял его.
— Дед? — услышал он голос Лены. — Дед, это ты стрелял?
Лена тяжело дышала. Из-за ее плеча выглядывал Коля.
— Ты? Убил? — вновь спросила она.
— Не пойму что-то… Он, Леночка, хотел дом наш сжечь, так я выстрелил, а он…
— Убежал! Неужели убежал? — вскрикнул Коля. — А я так спешил, так спешил…
— Да что вы пристаете к человеку? — озлился Серафим Яковлевич. — Кладовку открыл, а она пустая… Но он там был, это я твердо помню…
— Дед, а что это у тебя в руках? — Лена притронулась к камню.
— А ну дайте мне, — глухо сказал Коля, — дайте мне…
Коля взял из рук Серафима Яковлевича камень и вышел с ним на террасу. Он повернул его в руках и, вскрикнув, уронил на стол.
— Горячий какой, — сказал Коля. — И не везде, а вот, смотрите, где темные полоски… Да это же мой камень! Мой! Здесь должна быть надпись, должна быть… Вот она!
— Я ничего не вижу, — медленно проговорила Лена, — ничего.
— А ну, дайте мне. — Серафим Яковлевич достал очки и наклонился к камню. — Есть, — подтвердил он, — чернильным карандашом написано… «ОТК» какое-то…
— Здесь написано: «Откр. номер один», — сказал Коля, — открытие номер один. Но как он сюда попал?!
ХОЗЯИН
Серафим Яковлевич и Лена напряженно слушали взволнованный Колин рассказ.
— Так, значит. Человек в камень обратился? — все удивлялся Серафим Яковлевич. — Вот чудеса!
— «Хозяин прилетел, прилетел хозяин»… Так говорил Дмитрий Дмитриевич. И я понял! Это не человек, это был управляемый механизм!
— Да ведь он мне прямо об этом сказал! — вскрикнула Лена. — Только я не поняла… Он говорил, что он — не он, что он — другой. Это значит, что за него говорил тот, кто управлял механизмом.
— Правильно, — подхватил Коля, — правильно! Я вспоминаю, что когда Дмитрий Дмитриевич поссорился с Человеком, то он кричал: «Еще одна пустышка прилетела на Землю!» А это не «пустышка», это прилетел хозяин! И его засекли радиолокаторы. Помнишь, я телефонограмму принимал?… Я должен идти туда… Его нужно заставить улететь отсюда, уговорить, обмануть… Он страшен всем, всем людям, всему, живому. Он грозился взорвать Солнце. Я иду к нему… Это мое дело, мое… Я его нашел, и я во всем виноват.
— Ас камнем что делать? — спросила Лена.
— С камнем? — Коля мгновение колебался. — С камнем?… Серафим Яковлевич, этот камень нужно было бы уничтожить… Но как? Его нужно немедленно расплющить, бросить в печь! Да, в доменную печь!
— Я его лучше в милицию отнесу, — сказал Серафим Яковлевич. — Пусть его в сейф запрут, может, еще пригодится… Машина ведь в нем какая! Прямо не верится…
— Да, Лена, — спохватился Коля. — А ты не знаешь, как войти в снаряд?
— Знаю, — быстро сказала Лена. — И ты, Коля, знаешь… Помнишь, когда нам кубик рассказывал, мы видели, как рука Человека…
— Вычертила какой-то знак! Да, помню… Но не точно, а верно, нужно точно-точно…
— Вот он, его знак. — Лена указала пальцем на клеенку. — Смотри, Коля.
Лена приподняла клеенку, и из нее выпало несколько замысловато изогнутых лоскутьев. Пальцы Человека вырезали знак в клеенке.
— Это он мне на память оставил, — сказала Лена.
— Так я… я иду! — крикнул Коля.
— Подожди! — Лена быстро вышла в коридор, взяла ружье. — Идем вместе, — сказала она.
* * *
Трамвай, автобус, вокзал, бесконечная томительная дорога позади. Коля и Лена перебежали пути, поднялись в гору. Коля мельком взглянул на свой дом и замедлил было шаг, но Лена, не оборачиваясь, шла впереди, и Коля тоже пошел быстрее.
Вот и воронка… На дне дождевая вода, сухие березки кто-то убрал.
— Ничего здесь нет, — удивленно протянул Коля, — ничего…
Они обошли яму вокруг и вышли на широкую, поросшую кустарником просеку. Над ними гудели от ветра провода высокого напряжения, ряды мачт на широких бетонных основаниях уходили вдоль просеки вдаль. Группа людей стояла под одной из мачт, а в вышине, подвешенный в люльке, работал монтажник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— И я, — сказал Коля, — и я тоже так думаю…
— К Дмитрию Дмитриевичу не ходи, в его квартиру, понимаешь? Хватит с нас и Дмитрия Дмитриевича.
«Нужно предупредить Лену, нужно предупредить, — думал Коля, выходя из клиники, — ведь она ему верит!»
СНОВА КРАСНЫЙ КАМЕНЬ
В тот самый момент, когда Коля с восторгом перечитывал свою фамилию в списке первокурсников, в доме Серафима Яковлевича начались удивительные события.
Лена собралась уже было в техникум и выбежала на минутку во двор, чтобы привязать на день Ласточку, как вдруг звякнула щеколда, калитка распахнулась, и во двор вошел Человек.
— Назад, — закричала Лена, — назад! Куда вы?! Но было уже поздно: Ласточка, старательно обгладывавшая молоденький кустик смородины, подняла голову, искоса взглянула на Человека и двинулась к нему навстречу.
— Я больше не могу ждать, — сказал Человек.
— Ласточка! Ласточка! — Лена бросилась к Ласточке, но та уже взяла разбег и, выгнув дугой хвост, понеслась к Человеку.
— Стой! Стой! — кричала Лена, зажмурив глаза. Раздался короткий треск, и Лена сквозь закрытые веки почувствовала вспышку света.
Когда она открыла глаза, все было кончено. Человек, заброшенный неожиданным ударом на забор, быстро пробегал пальцами по груди, ощупывая ушибленное место; Ласточка стояла неподвижно; ноги ее крупно и часто дрожали, подергивалась наклоненная для удара голова.
— Что с вами? — спросила Лена. — Вы живы?
— Конечно, — ответил Человек. — Я просто не ожидал…
В это мгновение Ласточка издала слабое мычание и как бы нехотя повалилась на траву.
— Убил! А, чтоб тебя разорвало! — Во двор выскочил Серафим Яковлевич в пиджаке, наброшенном на голое тело, и туфлях на босу ногу; он только что начал бриться, и на одной половине его лица висела пена. Он подбежал к Ласточке и заглянул ей в глаза.
— Я кричала, предупреждала, так нет, убил… — сказала Лена.
— Я просто сейчас возбужден, и у меня все ощетинилось, если можно так сказать, — нехотя оправдывался Человек.
— Сказать все можно, а вот убивать ни в чем не повинное животное нельзя, — рассеянно проговорил Серафим Яковлевич, поглаживая раздувающееся на глазах брюхо Ласточки. — Да что я делаю? Нужно бежать! Бежать за ветеринаром, к Ваське-резнику бежать! Кровь же надо пустить!
— Дед, не оставляй меня, — сказала Лена, но Серафим Яковлевич замахал руками и бросился к калитке.
— Это очень хорошо, — начал Человек, проводив глазами Серафима Яковлевича, — очень удачно… Мы одни, Лена… Вы вчера мне сказали почти «да», почти…
— Да, — крикнула Лена, — да, я — ваша! Я оставлю эту глупую планету, с этим уродливым голубым небом, с этим отвратительным восходом солнца, да, я ее оставлю, ради… трона, вы, кажется, мне трон обещали? Как у царицы?
— Лучше!
— Да, я ее оставлю ради трона в безвоздушном пространстве, в вакууме… Я оставлю людей с их вечными заботами о свободе и хлебе ради вас, посланного мне самим небом… Пойдемте в дом.
Они поднялись на террасу. Человек смахнул со стола бритвенный прибор Серафима Яковлевича, легко подпрыгнув, уселся на край стола.
— Мне сейчас даже смешно, — сказал Человек. — Ты знаешь, Лена, я вчера был до того возмущен этим морем непонимания, косности, недоверия, что было хотел вас всех уничтожить…
— Всех?!
— Да, всех… И мне вдвойне приятно, что ты так резко отличаешься от Дмитрия Дмитриевича, от Коли, от… Да, вчера, когда ты ушла, я был снова обманут… А ведь я могу потушить ваше солнце, могу смести с лица земли все живое, я могу…
— Я догадывалась, что вы можете многое, но сейчас вам незачем…
— Да, конечно… Пусть живут… Я откроюсь тебе, Лена… Ты полюбила меня, еще не зная всей моей власти над миром, но тебя ждет сюрприз, приятная неожиданность. Я лучше, много лучше, чем то, с чем ты знакома, что принимаешь за меня… Я — это не я. Только вчера я прилетел на землю, только вчера. И у меня нет ни этой жесткой кожи, ни таких уродливых рук, это только оболочка…
— Я знаю, вы внутри совсем другой… Ваша душа…
— Нет, нет, ты меня не поняла… Я — весь другой! А то, что сейчас перед тобой, только гонец, разведчик, пионер, или, как вы иногда говорите, за-ме-сти-тель… У меня в венах живая кровь и большое, истосковавшееся сердце… Я был, понимаешь ли, Лена, обижен, жестоко обижен… Все мелкое, что жило в сознании моих соплеменников, возмутилось, никто из них не смог понять ни грандиозности моего замысла…
— Так вас выгнали?
— Нет, у вас есть слово более точное… Меня изгнали. Да, изгнали, но они еще пожалеют… Нам нужно будет обосноваться на какой-нибудь планете. К вам, я это вижу, я прилетел слишком поздно, я вам почти не нужен, и вы не в состоянии оценить моих даров… Поищем поблизости: среди ближайших звезд мы найдем, я надеюсь, что-нибудь подходящее…
— А там ваш прилет может оказаться слишком ранним, и опять…
— Не будем думать о плохом, Лена…
— Так когда я увижу вас с живой кровью и живым сердцем?
— Сегодня… Я отведу тебя к себе. Это не далеко — Коля знает это место, и там ты своей рукой нарисуешь мой знак…
— На крышке снаряда?
— Да — Но откуда ты знаешь?… Ах, вот что вы выудили из кубика! Так запомни… — Человек, сильно надавливая ногтем, нарисовал на клеенке, расстеленной на столе, замысловатый узор. Да, он действительно напоминал в одно и то же время прописное «Д» и исковерканный скрипичный знак.
— Хорошо, — сказала Лена, — я все поняла. Но и я вам открою кое-что… Я ведь внучка своего деда, а он — вы знаете? — человек верующий… Есть у нас один тайный обычай. О нем вы нигде не могли вычитать — он передавался из уст в уста, из поколения в поколение, и если вы не согласитесь поступить согласно обычаю, то у меня не будет уверенности в том, что мы будем счастливы…
— Так много слов? Говори, Лена, ради тебя я готов…
— Особенного ничего не нужно… Пойдемте. — Лена, довела Человека в коридор, отперла тяжелый замок на дверях кладовки.
— Вам, — сказала она, — нужно посидеть один час. только один час; вы должны находиться в полной темноте… Вы должны будете вспомнить все, всю вашу жизнь. и если вы и после этого раздумья повторите свое предложение, то я — ваша…
— Целый час?
— Но я на всю жизнь ваша…
— И здесь совсем не полная темнота, в двери — окошко.
— Оно совсем маленькое, ведь сейчас этот обычай соблюдается не вполне строго.
Человек вошел в кладовку. Лена принесла ему стул и торопливо накинула замок.
— Так час, только один час… Приготовьтесь думать, я скоро приду.
Лена вышла во двор. Серафим Яковлевич в чем-то убеждал ветеринара, над Ласточкой уже трудился Василий-резник.
— Ленка, иди помоги нам, — сказал Серафим Яковлевич.
— Дед, брось все! Они сами управятся, сами…
— А в чем дело? Ушел этот? Я его еще к ответу притяну.
— Дед, милый дед, бери ружье и сторожи его, я что-нибудь придумаю… Но будь осторожен… Что бы он тебе ни говорил, какие бы фокусы ни показывал, не выпускай его…
— Ружье? Говоришь, ружье взять? Так я же его охотнику подарил.
— Не взял охотник ружья, не взял.
— Почему не взял?
— «Его, сказал, слишком часто смазывать нужно, худо бить будет». Бери ружье, и если вырываться будет — стреляй!
Лена проскользнула в кухню, вынесла ружье и патронташ.
Серафим Яковлевич подтащил к двери кладовки. лавку и уселся так, чтобы ему был виден двор. В доме было тихо. Прошел, звеня, трамвай, и совсем было Серафим Яковлевич задремал, как вдруг увидел, что Василий-резник, завернув что-то в бумагу, идет к калитке.
— Василии! — громко крикнул Серафим Яковлевич. — Василий! Что ты несешь?
— Сердце, печень и селезенку! — закричал в ответ Василий. — Ветеринар сказал — на исследование.
Серафим Яковлевич хотел было выйти из дома, но из кладовки донесся голос Человека:.
— Сейчас сколько времени, Серафим Яковлевич?
— Ты сиди и молчи! Время ему понадобилось!… Коров убивать! В прежнее время тебе безо всякого суда и следствия кузькину мать показали бы, сиди!
— Серафим Яковлевич, мне очень важно знать, который сейчас час, так как Лена обещала мне, что станет моей, как у вас, кажется, говорят…
— Да что ты болтаешь? Выкинь из головы, сейчас же выкинь из головы…
— Не понимаю, Серафим Яковлевич, ведь для вас я что-то вроде вашего Антихриста?
— Антихриста? Станет Антихрист коров убивать!
— Вы говорили, что чудеса…
— Чудеса! Васька-резник такие чудеса за пять рублей производит, так хоть работа какая — любо-дорого. посмотреть! Не двигайся там, а то стрелять буду, мне Ленка разрешила.
— Я обманут! — громко сказал Человек. — Опять обманут! И ты, ничтожный старик, воображаешь, что можешь меня задержать? Я пройду сквозь твою дверь и не почувствую…
Серафим Яковлевич увидел какой-то красноватый свет — он шел из кладовки. Серафим Яковлевич заглянул в окошко и закричал от ужаса: руки Человека на его глазах медленно раскалялись, пальцы были похожи на раскаленные в огне прутья.
— Ты ждал чуда? — спросил Человек и прикоснулся своими пылающими руками к двери.
— Застрелю! Слышишь? Застрелю! Дом сожжешь! Вот сейчас стреляю, слышишь?
— Да, я готов, можешь стрелять… Твоя пуля не причинит мне никакого вреда.
Дверь вспыхнула, затрещала, запахло смолой и дымом, и Серафим Яковлевич, не помня себя, выстрелил. В кладовке зазвенело стекло, и откуда-то снизу пришел голос Человека:
— Как неудачно… Сразу в нескольких местах…
— Ага! — закричал Серафим Яковлевич. — Ага! Пули не боялся, а я тебя дробью, дробью…
Нужно было гасить огонь. Серафим Яковлевич схватил ведро с водой и, размахнувшись, облил дверь. Струйки воды, шипя, потекли по доскам, пар наполнил коридор. Серафим Яковлевич снял замок и распахнул дверь; в лицо пахнуло гарью, защекотал ноздри пьяный запах наливки. Он зажег в кладовке свет; лампочка тускло мерцала в облаке пара.
— Да где же он? — прошептал Серафим Яковлевич. Человека нигде не было. Серафим Яковлевич потыкал ружьем пол кладовки — мелодично зазвенели осколки стекол.
— Что за черт, куда же он запропастился? — бормотал Серафим Яковлевич. — Да что это? Камень какой-то. Как попал сюда?
У порога кладовки лежал продолговатый камень. Серафим Яковлевич поставил ружье к стене и поднял его.
— Дед? — услышал он голос Лены. — Дед, это ты стрелял?
Лена тяжело дышала. Из-за ее плеча выглядывал Коля.
— Ты? Убил? — вновь спросила она.
— Не пойму что-то… Он, Леночка, хотел дом наш сжечь, так я выстрелил, а он…
— Убежал! Неужели убежал? — вскрикнул Коля. — А я так спешил, так спешил…
— Да что вы пристаете к человеку? — озлился Серафим Яковлевич. — Кладовку открыл, а она пустая… Но он там был, это я твердо помню…
— Дед, а что это у тебя в руках? — Лена притронулась к камню.
— А ну дайте мне, — глухо сказал Коля, — дайте мне…
Коля взял из рук Серафима Яковлевича камень и вышел с ним на террасу. Он повернул его в руках и, вскрикнув, уронил на стол.
— Горячий какой, — сказал Коля. — И не везде, а вот, смотрите, где темные полоски… Да это же мой камень! Мой! Здесь должна быть надпись, должна быть… Вот она!
— Я ничего не вижу, — медленно проговорила Лена, — ничего.
— А ну, дайте мне. — Серафим Яковлевич достал очки и наклонился к камню. — Есть, — подтвердил он, — чернильным карандашом написано… «ОТК» какое-то…
— Здесь написано: «Откр. номер один», — сказал Коля, — открытие номер один. Но как он сюда попал?!
ХОЗЯИН
Серафим Яковлевич и Лена напряженно слушали взволнованный Колин рассказ.
— Так, значит. Человек в камень обратился? — все удивлялся Серафим Яковлевич. — Вот чудеса!
— «Хозяин прилетел, прилетел хозяин»… Так говорил Дмитрий Дмитриевич. И я понял! Это не человек, это был управляемый механизм!
— Да ведь он мне прямо об этом сказал! — вскрикнула Лена. — Только я не поняла… Он говорил, что он — не он, что он — другой. Это значит, что за него говорил тот, кто управлял механизмом.
— Правильно, — подхватил Коля, — правильно! Я вспоминаю, что когда Дмитрий Дмитриевич поссорился с Человеком, то он кричал: «Еще одна пустышка прилетела на Землю!» А это не «пустышка», это прилетел хозяин! И его засекли радиолокаторы. Помнишь, я телефонограмму принимал?… Я должен идти туда… Его нужно заставить улететь отсюда, уговорить, обмануть… Он страшен всем, всем людям, всему, живому. Он грозился взорвать Солнце. Я иду к нему… Это мое дело, мое… Я его нашел, и я во всем виноват.
— Ас камнем что делать? — спросила Лена.
— С камнем? — Коля мгновение колебался. — С камнем?… Серафим Яковлевич, этот камень нужно было бы уничтожить… Но как? Его нужно немедленно расплющить, бросить в печь! Да, в доменную печь!
— Я его лучше в милицию отнесу, — сказал Серафим Яковлевич. — Пусть его в сейф запрут, может, еще пригодится… Машина ведь в нем какая! Прямо не верится…
— Да, Лена, — спохватился Коля. — А ты не знаешь, как войти в снаряд?
— Знаю, — быстро сказала Лена. — И ты, Коля, знаешь… Помнишь, когда нам кубик рассказывал, мы видели, как рука Человека…
— Вычертила какой-то знак! Да, помню… Но не точно, а верно, нужно точно-точно…
— Вот он, его знак. — Лена указала пальцем на клеенку. — Смотри, Коля.
Лена приподняла клеенку, и из нее выпало несколько замысловато изогнутых лоскутьев. Пальцы Человека вырезали знак в клеенке.
— Это он мне на память оставил, — сказала Лена.
— Так я… я иду! — крикнул Коля.
— Подожди! — Лена быстро вышла в коридор, взяла ружье. — Идем вместе, — сказала она.
* * *
Трамвай, автобус, вокзал, бесконечная томительная дорога позади. Коля и Лена перебежали пути, поднялись в гору. Коля мельком взглянул на свой дом и замедлил было шаг, но Лена, не оборачиваясь, шла впереди, и Коля тоже пошел быстрее.
Вот и воронка… На дне дождевая вода, сухие березки кто-то убрал.
— Ничего здесь нет, — удивленно протянул Коля, — ничего…
Они обошли яму вокруг и вышли на широкую, поросшую кустарником просеку. Над ними гудели от ветра провода высокого напряжения, ряды мачт на широких бетонных основаниях уходили вдоль просеки вдаль. Группа людей стояла под одной из мачт, а в вышине, подвешенный в люльке, работал монтажник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28