А все остальные — в мире нет двух одинаковых людей. А теперь и из нас я осталась одна.
Табита подвинулась, чтобы утешить ее, но в этот момент Саскию беспокоило не то, каким образом она достигла своей уникальности.
— И теперь я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО такая же, как все! Табита! Я обычная!
Табита улыбнулась:
— Ты понимаешь, что только что сделала спираль? То, что ты говорила. Ты дважды обернулась вокруг своей оси.
Саския не поняла.
— О, не важно, — сказала Табита и поцеловала ее в лоб.
— Ты надо мной смеешься.
— Ничего подобного! Разве я смеюсь? Разве?
— Да.
Табита засмеялась:
— Ну, хорошо, — сказала она. И погладила Саскию по спине. Потом остановилась.
— Сколько вы пробыли… сколько тебе лет?
— Девять, — ответила Саския.
Табита была ошеломлена и уязвлена.
— А, ну это-то совсем просто, — сказала Саския, неправильно истолковав причину изумления Табиты. — Общая акселерация — для них это была основа основ.
Табита была не совсем уверена, что для нее это основа основ. Правда, теперь с тем же успехом может стать. Но все же понадобится какое-то время, чтобы к этому привыкнуть.
— А как ты это делала, с усами?
— С какими усами? У меня нет усов.
— Об этом и речь.
— Тогда о каких моих усах идет речь?
— Они у тебя бывают. Иногда. Когда ты, когда мы… Когда ты пришла в мою кабину…
— Это была не я, — упорствовала Саския. — Могул… иногда… он…
Табита подумала, что могло бы не заставлять Саскию на каждом шагу вспоминать Могула.
Дверь без стука отворилась.
— Еда, — сказала Саския.
За дверью стоял большой черный робот.
Женщины смотрели на него, тут же насторожившись.
Робот сделал шаг в камеру, потом остановился. На его груди открылась скользящая дверка, и появилось углубление. Из углубления он извлек две герметичные упаковки на небольшом подносе, и по камере разнесся запах восстановленного лука.
— Еда, — сказал Шин, стоя за спиной у робота с блоком дистанционного управления.
— Наконец-то, — сказала Саския. Они с Табитой уже протянули руки к пакетикам, но робот убрал их назад в углубление. Маленькая дверка захлопнулась.
— Эй! — крикнула Саския.
Вокруг черепа робота замелькали крошечные вилочки голубых молний.
Старик с любопытством смотрел на них:
— Вы голодны? — спросил он.
— А, он хочет поиграть в игры, — устало сказала Саския, плюхнувшись на койку и слегка подскочив при этом. — Конечно, мы страшно голодные, черт бы тебя побрал, — презрительно сказала она.
Шин, поблескивая глазами, вздернул подбородок. Скорпион на его пальто изогнулся и грациозно проследовал к краю привязи.
Шин посмотрел на Табиту:
— А ты, — поинтересовался он, — тоже голодна?
— Да, — грозно заявила Табита, — я голодна.
Он взглянул на них обеих, быстро поводя глазами из стороны в сторону.
— Раздевайтесь, — сказал он.
— Что? — в один голос спросили женщины.
— Раздевайтесь, — повторил он.
Саския и Табита переглянулись.
— Пошел ты, — сказала Табита. — Можешь оставить это себе. Я не хочу есть.
И она села рядом с Саскией.
— А я хочу, — сказала Саския.
Она расстегнула молнию на вороте жакета и стянула его через голову.
Табита схватила ее за руку:
— Не делай этого, — свирепо сказала она. — Саския! Не смей!
— Какая разница! — с той же силой возразила ей Саския.
Шин наблюдал за ней.
— Капитан Джут, — сказал он, поджимая губы, — стесняется.
Табита высказалась очень грубо. Она опустила голову, но продолжала следить за дверью.
Саския поднялась и сняла тенниску. Потом стала расстегивать брюки.
— Стоп, — сказал Шин. — Ты, — обратился он к Табите. — Джут. Табита Джут. Иди сюда.
— Я сказала, можешь оставить ее себе! — громко сказала Табита, не поднимая головы.
— Иди сюда. Раздень свою подругу.
— Пошел ты!
Он направил на нее робота. Табита боролась, но робот с легкостью подхватил ее с койки и, держа за руки, поднял перед своим хозяином. Табита пнула робота, потом Шина. Робот неожиданно уронил ее на пол.
— Раздевай свою подругу, — велел ей Шин.
— Нет!
— Послушай, Табита, не глупи, — сказала Саския. — Нам же надо есть.
— Не начинай!
Шин наблюдал за ними, и его глаза поблескивали — он забавлялся:
— Раньше ты не была такой медлительной, — сообщил он.
— Что значит «раньше»? — резко спросила Табита.
Старик нажал кнопку, и робот заговорил:
— Хмм, — сказал он голосом Табиты, — черная смородина…
— Ты подслушивал! Я знала!
Робот, из головы которого сыпались искры, продолжал говорить.
— Бедный старикан, — сказал он по-прежнему голосом Табиты, — не стоит у него без стриптиза.
Шин пристально взглянул на робота и нажал кнопку.
Табита поднималась, потирая бедро. Услышав, как ее голос произнес слова, которых она не говорила, она замерла, уставившись на робота.
— Маленький мальчик с большой игрушкой, — сказал ее голос, идущий из робота.
Робот протянул длинную руку и выхватил пульт из рук Шина.
— Эй!
Шин смотрел на него в страхе и ярости, не веря своим глазам.
Потом стал лихорадочно шарить по карманам и вынул отвертку. Саския, застыв, наблюдала за всем происходящим с койки. Табита, встревоженная и в полной боевой готовности, искала возможности бежать.
Держа одной рукой пульт вне досягаемости Шина, робот схватил его двумя другими за плечи, оторвал от пола и стал яростно трясти.
Саския и Табита прижались к стене.
Шин в ужасе пронзительно кричал. Его голова ударилась о стену с громким стуком, эхом отозвавшимся в камере, и он повалился на пол и затих.
Скорпион на его пальто продолжал бесцельно бродить по своему крохотному кругу.
Робот бросил пульт на потерявшего сознание механика и повернулся к женщинам.
Бежать было некуда.
А потом робот зашатался. Его голова наполнилась дымом. Он неожиданно сел на пороге.
— Мееп, — сказал он.
Одна из его ног задергалась из стороны в сторону.
Из коридора донеслось поднимавшееся к ним знакомое жужжание, и блестящее маленькое черное существо в пластиковом пакете влетело в камеру на летающей тарелке.
57
Совсем незадолго до этого Табита Джут вообще никогда в жизни не видела Херувима, а уж снова увидеть этого она вовсе не ожидала. И, конечно, не ожидала увидеть, как кто-то обнимает Херувима. Но когда Кстаска аккуратно вплыл в камеру над выведенным из строя роботом и обмякшим телом его хозяина, Саския вскочила и заключила в объятия дитя пространства.
Казалось, он был так же счастлив видеть ее, как и она — его. Черты его шарообразного лица расплылись в ужасающей улыбке, и он замахал своими миниатюрными ручками. Если раньше его глаза светились, то теперь они просто сверкали.
— Кстаска! — радостно закричала Саския. — Мы думали, ты умерла…
— Это в космосе-то? Никогда! — прокаркал Херувим. Проворный, как никогда, в поле ложной гравитации, он зигзагами носился по камере, торжествующе бравируя и останавливаясь каждый раз на волосок от стены, а потом совершая безупречные развороты. Табита никогда не видела его в таком неистовстве. Ей пришло в голову, что он, наверное, засосал всю энергию «Уродливой Истины» в свои собственные ненасытные ячейки. Когда он открыл рот, его горло светилось изнутри.
— Кстаска, — сказала Саския. — Могул…
— Насильственная смерть приносит несчастье, — сказал Херувим, подплывая к Саскии, чуть более сдержанно и внимательно. — Могул. Тэл, — сказал он. — Марко, может быть, еще жив на Венере, — прибавил он.
Хотя для Саскии, по-видимому, не было ничего удивительного в осведомленности Кстаски, Табита просто не могла этого переварить.
— Откуда ты все это ЗНАЕШЬ? — спросила она, а Саския в это время задавала вопрос:
— Где ты была?
— На орбите, — ответил Херувим, — вокруг этого корабля. Я влетел внутрь вместе с «Элис Лиддел», на шасси. А что вы побывали на Венере, капитан, так это было ясно из состояния корабля.
Кстаска устремил на Табиту свой тягостный, неумолимый взгляд:
— Жаль, что ты не смогла спасти корабль, капитан, — сказал он.
Табита знала теперь достаточно, чтобы принять эти слова как выражение сочувствия, а не упрек. Но посмотреть в эти глаза и улыбнуться было трудно.
— Я слышал, как трант застрелила Тэла, но внутри Элис — кровь, и она не птичья, и не инопланетная. Она была мне знакома по реструктурированию и маленьким добавкам. Ясно, что застрелили не Саскию, значит, это должна была быть кровь Могула.
Табита пожалела, что задала этот вопрос, поскольку ответ продемонстрировал бесчувственность Херувимов; но Саскию, казалось, это даже не расстроило. Она снова оделась и стояла на коленях, пытаясь открыть люк с едой в груди поверженного робота.
Табита сказала:
— Ты, по-видимому, неуничтожима.
— На свете нет ничего неуничтожимого, капитан, — промурлыкал Херувим. — Я был без сознания в течение пятидесяти двух условных минут. В любой момент в течение этого времени меня можно было уничтожить. К счастью, кое-кто оказался великодушным, — прибавил он, вылетая за дверь.
Снаружи он уселся на своей тарелке, как чудовищное дитя, сделанное из дегтя, и стал оглядывать коридор.
— Оставь, Саския, — сказала Табита, подбирая свою сумку. — Надо выбираться отсюда.
— Одну секундочку, — попросила Саския. Она уже взялась за упавший пульт управления и рассматривала его. Хмурясь на робота, она решительно нажала последовательность клавиш.
Дергающаяся нога робота в последний раз с силой лягнула воздух и отвалилась.
— Ой, — сказала Саския.
Кстаска снова влетел в камеру.
— Какие у тебя планы, капитан? — спросил он.
Стараясь отделаться от чувства, что ее проверяют, Табита ответила:
— Нам надо пробраться в коммуникаторную и послать сигнал бедствия.
— Я сказала, мы должны позвонить Ханне, — заметила Саския.
Кстаска наклонил свою черную лысую головку в сторону Саскии:
— Конечно.
Табита пришла в раздражение:
— Я предпочла бы позвонить в полицию, — упрямо сказала она.
— Ханна поможет лучше любого служащего правоохранительных органов, — произнес Кстаска. Он забрал пульт у Саскии и подключил к своей тарелке. Теперь он отслеживал какой-то код кончиком хвоста. Табита всегда считала, что ему нужен хвост, чтобы заряжать свою тарелку; по-видимому, это было не так.
— Послушайте, — сказала она. — Пошли, наконец, отсюда!
— У нас есть еще несколько минут, — ответил Кстаска.
— Там ведь еще психопат и йети! — сказала Табита, отчаянным жестом указывая за дверь. — Они будут здесь в любую минуту! Они нас сейчас слушают!
Словно в подтверждение ее слов старик в коридоре застонал, но больше не подал никаких признаков того, что собирается очнуться.
— Нет, — заверил Табиту Кстаска. — Они все еще слушают, как ты играешь на своем инструменте. А, — сказал он.
Люк в упавшем роботе со щелчком открылся, и Саския бросилась за едой.
— Что? — изумленно спросила Табита, отмахиваясь от жирного прозрачного пакетика, который совала ей Саския.
— Простая автоматический повтор, — ответил Херувим.
— Нам надо поесть, — сказала Саския, набивая рот.
— Я иду в коммуникаторную, — коротко бросила Табита. — И вы оба идете со мной.
— Конечно, капитан, — отозвался Кстаска. Он явно считал, что она легко возбудима, и ее надо поддерживать. — Ты знаешь дорогу?
— Это «Анаконда», — сказала Табита, выводя их в коридор. Саския была права, подумала она, когда они закинули бесчувственное тело Шина на койку и закрыли за ним дверь: неприятно, когда с тобой обращаются, как с ребенком.
— Что ты имела в виду, когда сказала, что кто-то оказался великодушным? — спросила Саския, на ходу торопливо поглощая пищу.
— ЛУЧЕВУЮ ЭНЕРГИЮ, — со значением сказал Кстаска, летя рядом над их головами.
Впервые Табита услышала, что на него что-то произвело впечатление.
— Лучевую? — переспросила она. — Ты же не можешь этого делать.
— Кое-кто может, — отозвался Кстаска. — Они перезарядили «Уродливую Истину» немедленно, невидимым лучом из открытого космоса. Кое-что пролилось на меня, — от удовольствия он говорил в нос.
Ничего удивительного, что он так взвинчен.
Они вприпрыжку проскочили туннель технического обслуживания, шедший вдоль борта «Уродливой Истины», перепрыгивая через скобы и трубопроводы, все в царапинах от долгой эксплуатации. За иллюминаторами висела матовая и мрачная каша эрзац-измерения, известная, хотя термин и неточен, как сверхпространство. Впечатление от его общей среды угрюмого небытия нисколько не усиливалась из-за того, что на борту годами никто не мыл окна. Воздух был загрязненным и затхлым из-за заброшенности.
— А откуда ты узнала, что Марко не умер? — спросила Кстаску Саския.
— Я не знаю, — отозвался тот. — Я просто делаю предположение.
К этому времени Кстаска двигался в авангарде, ведомый сигналами, которые он принимал по пути.
— Там кто-то есть, — предостерег он, когда они вошли в коридор.
Табита подобралась к двери и, распластавшись на стене, осторожно заглянула внутрь.
Это был капитан Пеппер. Он сидел спиной к открытой двери, положив ноги на пульт, потягивал из трубки пиво и разговаривал с маленькой коричневой сигарой во рту.
— Черт, да, — сказал он. — Конечно, я получил данные о встрече. Конечно. Координаты и все такое, конечно. Они у меня где-то тут.
Он небрежно поддел пачку бумаг носком ботинка.
— Черт, мы там будем, — растягивая слова, произнес он. — Нет проблем.
Он рыгнул.
— Что вы говорите? — спросил он и какое-то время слушал голос, звучавший в его головном телефоне.
— Да, — сказал он веско, словно повторяя что-то для взволнованного слушателя, — мы заполучили «Кобольд». Никуда он не денется. Хе-хе. И экипаж у нас. Нет, я здесь, чтобы сообщить вам, что никакого вреда мы им не причинили. Никак нет. Они сейчас нас развлекают, дают нам маленький концерт. Хе.
Пеппер вынул изо рта сигару и сплюнул на пол.
— Да, — сказал он, засовывая сигару назад. — Да, и фраска тоже. Мы должны обговорить это, Перлмуттер, мы никогда не обсуждали, что он может проснуться, об этом речи не было.
Он снова стал слушать.
— Что? А, Херувим?
Саския бросила взгляд на Кстаску, который застыл.
— Ну-у, нет, — медленно произнес Пеппер, — как я вам говорил. Я же уже сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62