– Что будет, к примеру, если ты решишь жениться? Кто тогда будет кормить их двоих? Ты когда-нибудь задумывался над этим?
– Я не знаю, мистер Хеверингтон. Я пока не думал об этом. Но я думаю, когда придет время решать, тогда я и сделаю свой выбор между ними и женитьбой. Такие вещи невозможно предугадать заранее.
– Ты прав, ты прав, решать придется тебе самому. Ты только не подумай, что я собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Это все моя жена – ей так понравилась Кэти, что она никак не может успокоиться. Ей жалко, что такая красивая девушка связана по рукам и ногам больной сестрой… Кстати, у твоей Кэти есть молодой человек?
– Нет, – Джо покачал головой. – Она бы никогда не смогла найти себе парня в нашем квартале. По нашей улице шляется только всякое отребье, моряки-иностранцы и тому подобное. Вы сами понимаете, когда живешь вблизи от порта, трудно рассчитывать на хорошую публику.
– Но ведь там не одни только моряки и иностранцы. В вашем квартале живут и приличные парни, там есть хорошие семьи рыбаков, и я не могу поверить, что никто еще не пытался ухаживать за твоей сестрой, при ее красоте.
– О, за ней многие пытались ухаживать. Когда она выходит за покупками, за ней почти всегда кто-нибудь увязывается. Но она и знать их не хочет. Понимаете, мистер Хеверингтон, – Джо опустил глаза, – она столько вытерпела от мужа, что мужчины теперь внушают ей отвращение. Я уже говорил вам.
– Да, да, я знаю, бедняжке пришлось натерпеться. Но время лечит подобные вещи, а с тех пор прошло уже много лет. По-моему, это ненормально, что у такой красивой девушки нет парня, и вообще нет друзей.
– О, друзья у нее есть, мистер Хеверингтон. Точнее, одна подруга. Это мисс Тереза – помните, я вам рассказывал, это дочь людей, у которых она работала. Мисс Тереза регулярно навещает ее. Она сама открыла небольшую школу в Вестоэ. Она очень образованная женщина и всегда приносит Кэти книги. А Кэти очень любит читать.
– Меня не удивляет, что она любит читать, если ей больше нечем развлечь себя. Впрочем, это очень хорошо, что твоя сестра интересуется книгами. Да и само то, что она умеет читать, уже замечательно. Мало какая девушка из ее среды владеет грамотой. Однако книги не могут дать ей всего. Будет очень грустно, если такая девушка, как она, останется одинокой на всю жизнь.
В течение нескольких минут они молчали, потом Джо, желая перевести разговор на другую тему, спросил:
– Что вы думаете о рабочем движении, мистер Хеверингтон?
– Что я о нем думаю? – Мистер Хеверингтон откусил от своего мясного сандвича. – Я думаю, оно сейчас в самом разгаре, мой мальчик.
– Значит, будет забастовка?
– Все идет к этому, но будем надеяться на лучшее. Мне, честно говоря, не хочется, чтобы производство приостанавливалось. И никто из ребят в нашем цехе не будет этому рад.
– Они уже ходили к старику… то есть к мистеру Палмеру, с петицией?
– Ходили, но это ничего не дало. Все теперь не как в старые времена, – мистер Хеверингтон задумчиво смотрел на моток проволоки, свисающий с потолка. – Раньше рабочий мог прийти прямо к Палмеру и высказать ему свои пожелания, но с тех пор, как компания превратилась в предприятие с ограниченной ответственностью, все изменилось. Теперь заводом управляет целая группа людей, и один Палмер не волен что-либо решать. Помню, раньше мистер Палмер сам расспрашивал рабочих, довольны ли они условиями работы. Он ходил по цехам и интересовался, как идут дела. Он все время заходил в мой цех и спрашивал, есть ли какие-нибудь улучшения или новшества. Он всегда старался улучшить производство.
– Но ведь он и теперь старается улучшить производство, не так ли?
– Да, но, как я уже говорил, у него больше нет прежней власти. Раньше у него были все сто процентов, а теперь он распродал акции и владеет только какой-то долей предприятия. Он теперь управляет заводом из Лондона и вообще редко появляется здесь, и все другие вкладчики тоже живут в Лондоне. Поэтому на них так трудно выйти. Я не понимаю, какой смысл строить здесь такое количество офисов, если никто из управляющих почти не бывает на заводе. Но их продолжают строить, и скоро нам придется сворачивать цеха, чтобы разместить всех клерков.
Джо рассмеялся этой шутке. Ему всегда нравилось слушать мистера Хеверингтона – рассказы этого пожилого, умудренного опытом человека, казались ему очень увлекательными.
– Ты знаешь, что рабочим-пудлинговщикам урезали на десять процентов зарплату? – продолжал мистер Хеверингтон. – Не только на нашем заводе, а по всей стране. Это, разумеется, какой-то приказ свыше. И все заводы беспрекословно согласились с этим. Только в Северном Стаффордшире пудлинговщики бастуют, и, кажется, настроены очень решительно.
– Вы думаете, наши пудлинговщики присоединятся к ним, мистер Хеверингтон?
– Нет, мой мальчик, я так не думаю. У нас здесь слишком много профсоюзов, слишком много глав профсоюзов и разных других боссов. Они никак не могут договориться между собой. Каждый профсоюз выдвигает отдельно свои требования, а вот если бы они объединились между собой и представили все вместе свои требования руководству, тогда было бы другое дело. В конце концов, все мы работаем на одном производстве, и это просто глупо – делиться на профсоюзы и на цеха. Но я вовсе не хочу, чтобы была всеобщая забастовка. Нет, я уже повидал в свое время достаточно забастовок. – С этими словами мистер Хеверингтон поднялся на ноги. – Ну что ж, мой мальчик, пора браться за работу.
И Джо усердно трудился до тех пор, пока в половине шестого не раздался гудок, означающий окончание рабочего дня. Таким образом, Джо, который вошел в свой цех еще до того, как начало светать, вышел из него уже после наступления темноты. Но это его не волновало. Он видел дневной свет через маленькие запотевшие окошки цеха, а в обеденный перерыв даже побывал на доке, где возвышался скелет очередного парохода. Он также успел обсудить с товарищами достоинства различных палмеровских пароходов, произнося имя Палмера с такой гордостью, словно он сам является одним из пайщиков компании.
Палмеровские рабочие могли ругать начальство, они могли жаловаться на плохие условия работы и даже бастовать, но все как один гордились своей работой и не променяли бы ее ни на какую другую.
Глава 2
Забастовка началась в марте и охватила металлургические предприятия всей страны. Владельцы заводов, желая избавиться от профсоюзного движения, объявили локаут. К 11 марта 1865 года семьдесят тысяч рабочих по всей стране простаивало. Палмеровским рабочим представили ультиматум: если они не станут никоим образом поддерживать металлургов Стаффордшира, завод не закроют. Профсоюзные лидеры нехотя согласились на это: борьба за существование была и так слишком тяжелой, а закрытие завода означало бы, что жены и дети рабочих начнут голодать. Кроме этого существовал риск, что люди навсегда лишатся своих мест, потому что Палмер мог завезти рабочую силу из других частей Англии или из Ирландии, как он делал уже неоднократно, – рабочие, не являющиеся членами профсоюзов, были очень удобны для компании.
Тем не менее, локаут объявили. Палмер не сдержал своего обещания и закрыл завод на две недели, последовав примеру других предприятий. Это было объяснено затишьем в торговле, но рабочие не верили такому объяснению – депрессия в экономике страны ни в коей мере не затронула судоверфь, и заказы от адмиралтейства продолжали поступать. Разумеется, Палмер предпринял этот шаг, чтобы утихомирить профсоюзы. Но он просчитался. Когда, по прошествии двух недель, завод был открыт, рабочие забастовали. Профсоюзные лидеры заявили, что никто не выйдет на работу, пока не будет удовлетворено требование насчет девятичасового рабочего дня, и рабочие, которые ранее не имели ни малейшего желания бастовать, поддержали их. После того как их лишили двух недельного жалованья, они исполнились решимости отстаивать свои права.
Среди бастующих нашлись бунтари и пропойцы, которые были рады предлогу побездельничать и побузить. Но большинство палмеровских рабочих были серьезными, ответственными людьми, которые любили свое дело, однако не терпели, когда с ними обходились несправедливо.
Забастовка затянулась на несколько недель, и семьи рабочих оказались в бедственном положении. Только два профсоюза были в состоянии выплачивать забастовщикам пособия. Остальным рабочим стало не на что кормить свои семьи, и они залезали в долги, покупая продукты в кредит, или же зависели от милости соседей, работающих на других предприятиях, которые не затронула забастовка.
В течение первой недели забастовки Джо и Кэти не ощущали особых материальных затруднений. Последней зарплаты Джо им хватило на продукты до середины второй недели, однако они не смогли внести квартплату. А теперь по истечении десяти дней с начала забастовки они остались без денег. Точнее, у них был один соверен, который остался от двухсот двадцати семи фунтов Бантинга, но этот соверен они отложили на случай крайней необходимости и решили не притрагиваться к нему. Сейчас оба понимали, что крайняя необходимость наступила, хоть и не хотели этого признавать.
Они сидели друг против друга за дубовым обеденным столом, который в свое время стоял в коттедже в Хилтоне. Кэти нервно постукивала пальцами по черной отполированной поверхности стола, раздумывая, что им делать.
– Мне придется разменять соверен, – сказала она, поднимая глаза на брата.
Джо отбросил со лба прядь светло-русых волос и, отвернувшись к окну, посмотрел на серые крыши соседних домов и на дым, валящий из труб. Трубы были сложены из красного кирпича, но уже давно почернели от дыма. Ветер стих, и небо затянулось тучами – собирался дождь. Джо был рад, что успел вернуться домой до дождя: если б он вымок, проголодался бы еще больше; когда попадаешь под дождь, это возбуждает аппетит. Он только что съел свой обед, но был так же голоден, как и до еды. Кэти – превосходная кухарка, готовила очень вкусно, только еды было слишком мало. Продукты уже на исходе, а у них не осталось ни пенни, кроме этого соверена, который они так бережно хранили. С тех пор как деньги Бантинга закончились, им не раз случалось переживать трудные времена, но они не притронулись к соверену. Им казалось, пока у них есть соверен, дела обстоят не так уж плохо, пусть они не всегда наедаются досыта, но стоит им только его потратить, как они тут же превратятся в нищих. Сейчас же положение стало безвыходным. Даже если экономить на продуктах, то есть голодать, им никуда не деться от сборщика квартплаты, который в конце недели востребует с них деньги за аренду. И придется заплатить, чтобы не оказаться на улице, – в этих краях, если ты задолжал двухнедельную квартплату, тебя без лишних предупреждений выбрасывают из дома вместе с твоей мебелью. А найти новую квартиру очень нелегко. Из-за Лиззи они не могли переехать в другой квартал, а в их квартале дома оказались забитыми до отказа. Место было просто отвратительным, однако желающих поселиться здесь – сколько угодно. Квартиры снимались по большей части женщинами легкого поведения, которые принимали у себя дома иностранных моряков и часто меняли место жительства, чтобы полиция не набрела на их след. Джо не любил своих соседей. Он осуждал людей, ведущих подобный образ жизни. Хоть Джо и не ходил в церковь, у него были твердые религиозные принципы, внушенные ему с детства отцом. У Малхолланда имелись серьезные подозрения относительно двух женщин, живущих на первом этаже в их доме. Но эти женщины, по крайней мере, не жаловались на крики Лиззи, в отличие от другой их соседки, занимающей квартиру прямо под ними, и никогда не пытались приставать к нему, а потому он предпочитал не задаваться вопросом, чем они зарабатывают себе на жизнь.
– Забастовка должна закончиться на следующей неделе, – сказал Джо в ответ на озабоченный взгляд сестры.
– А что мы будем делать, если она не закончится?
– Давай постараемся быть более оптимистичными, Кэти. Нам сейчас ничего не остается, как надеяться на лучшее.
– Послушай, я знаю один дом, где ищут приходящую прислугу. Я могла бы наняться туда с завтрашнего дня, если ты согласен присматривать за Лиззи.
Джо резко поднялся на ноги и подошел к камину. Взяв кочергу, он поворошил тлеющие поленья. Огонь никак не разгорался – поленья были влажными, их собрали на берегу реки, а на уголь уже давно не было денег.
– Ты прекрасно знаешь, Кэти, что я не могу сидеть с ней, – сказал он, поворачиваясь к сестре. – Мы уже много раз об этом говорили. Я сам начну кричать, как она, если пробуду с ней целый день один. Я не знаю, как ты это терпишь, честное слово, не знаю. – Он отложил кочергу и приблизился к ней. – Мы с мистером Хеверингтоном недавно разговаривали о тебе – это было как раз на следующий день после того, как он вместе с миссис Хеверингтон и Мэри навестил нас. Он сказал, это несправедливо, что такая девушка, как ты, целыми днями сидит в четырех стенах. Он считает… он считает, что мы должны отдать сестру в приют.
Кэти оперлась локтем о стол и положила подбородок на ладонь.
– Об этом не может быть и речи, Джо, – устало проговорила она. – Я никогда не отдам Лиззи в приют, и ты прекрасно это знаешь.
Джо нетерпеливо повел головой.
– Но я уже много раз тебе объяснял, Кэти, ей безразлично, живет она в приюте или дома. Она все равно ничего не понимает.
Кэти откинулась на спинку стула и посмотрела на брата. Когда она заговорила, ее голос звучал резко.
– Уясни это раз и навсегда, Джо, Лиззи не просто кусок мяса. Она живой человек, И у нее есть свои чувства. Может, тебе она кажется просто какой-то неодушевленной горой жира, но я знаю, что это не так. Я вижу по ее глазам, когда она радуется и когда она грустит. Если я оставляю ее на несколько часов одну, когда я возвращаюсь, то замечаю, что ее лицо переменилось. И она радуется, когда я приближаюсь к ней. Она прекрасно понимает, Джо, кто ее любит.
– Это ты все себе нафантазировала.
– Нет, Джо, это не фантазия! И ты знаешь, что я права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47