— Фарсман повадился в Мцхетский женский монастырь и обесчестил там немало красивых девушек. Дочь Шарвашисдзе прижила от него ребенка. А недавно он увлек девочку Фанаскертели. У нее ланиты цвета старинной слоновой кости, как раз такие, какие ты любить, Гиршел.
— Ну а дальше? — спросил Гиршел.
— А дальше ничего. Ты что думаешь, дорогой Гиршел, наши законы писаны только для глупцов? Умные устраиваются таким образом, что взамен их в ловушку правосудия попадают дураки. Католикос Мелхиседек запрыгал, как стрекоза, требуя для преступника самой суровой казни.
Царь пришпорил коня. Гиршел не выдержал, спросил:
— Ну, а что ты сделал, Глахуна?
— Что я смог сделать? Не мог же я отрубить ему голову из-за какой-то девчонки. Звиад-спасалар сообщил мне, что Фарсману известны некоторые важные тайны и что мы должны их выведать у него. Мы и решили женить его, и знаешь — на ком?
Гиршел остановил коня:
— На ком?
— На Вардисахар, служанке твоей невесты Шорены. Я знаю, какой ты бабник: если ты увидишь эту женщину, ты, пожалуй, еще на год отложишь свадьбу.
Гиршел улыбнулся и легкомысленно спросил:, — А где теперь эта женщина?
— Я тоже точу на нее зубы, и если мне удастся ее заполучить, то знай, я не стану ждать твоего благословения.
Георгий придержал коня, так как Ушишараисдзе и Кохричисдзе отстали. По полю шла огромная толпа. Впереди колыхались хоругви, а за ними шли священники. Несли иконы для погружения их в реку. Босоногие женщины пели «Лазаря». В деревнях мальчишки обливали девочек водой. Девочки бегали и хохотали. Царь и эристав отстали от своих спутников, чтобы вволю насладиться скабрезными разговорами.
Абхазская лошадь сопела под тяжестью богатыря Гиршела. Путники въехали в укрепленную деревню. На взгорьях ревели ослы, они тащили на спине кувшины с водой; мальчики-верзилы, сидя верхом на ослах, волочили по земле босые ноги.
XXXVI
В церкви с белым куполом ударили в било. По узеньким тропинкам с ревом тронулись овечьи отары и, как мутные волны, залили склоны ближайших гор. Бараны и овцы скатывались прямо в воду.
Ревели бычки, возвращающиеся с пастбищ, ржали кобылы, босоногие женщины шныряли по проселкам с глиняным Лазарем в руках и жалобно пели:
Подошел Лазарь к порогу, Пялит глаза… Господи, дай нам грязи, Не хотим мы больше засухи. Уставшие всадники молча ехали на взмыленных лошадях и поглядывали на босоногих баб. Им приелись ласки придворных дам, они мечтали целовать обветренные щеки…
В ущельях путников встречали дозорные. Слышались окрики с башен и крепостей. Их окружали копьеносцы,; осматривали, расспрашивали — кто такие?
— Мы слуги царя Георгия, едем в Дидо закупать лошадей.
Они давали взятки начальникам крепостей и медленно двигались вперед по пховской земле. Лошади с трудом пробирались по крутым тропам.
Тени гор ложились в лощины. Лаяли шакалы, слышался клекот орлов, которых ночь застала в горах. На берегу Черной Арагвы стояла крепость с четырьмя башнями.
Кохричисдзе предложил:
— Проникнем тайком в крепость, я знаю там конюхов, они дадут нам ночлег.
Георгий не согласился: — Лучше дождемся зари в сосновом бору.
Начались хвойные леса. Монотонно шумели водопады, свергаясь с утесов. Филины подымались с опушки леса. Где-то в ущелье выл горный волк.
Всадники заблудились. Георгий предложил спрятать латы и бросить копья, иначе будет небезопасно ехать по пховской земле. Впереди показались горы цвета гепарда. Георгий и Габо смеялись, глядя на переодетых в отрепья Гиршела и Вамеха. У лошадей, на которых ехали Гиршел и Вамех, то и дело лопались подпруги. Всадники сошли с коней и повели их на поводу. Лошадь Гиршела продвигалась с трудом. Ее подталкивал сзади Вамех, и таким образом двое богатырей тащили одну лошадь. Поднялись на плоскогорье, покрытое остролистником. Тоскливо пищали в кустах глухари. Подстрелили двух. Развели костер, зажарили дичь. У Габо оказалось в бурдюке вино. К ним подъехали трое пховцев в латах. Пховцы опять расспрашивали, кто они такие и по какому делу явились в Пхови.
Георгий предложил старейшему из них полный рог вина.
— Скажи, дед, кто теперь правит Пхови?
— Эристав Колонкелидзе.
— Но ведь он слепой?
— Слепой, да видит лучше того, кто глаза ему выжег.
— А кто выжег ему глаза?
— Да этот собачий сын, царь Георгий! Владетель Квелисцихе, чтобы скрыть улыбку, принялся уплетать глухаря.
Когда пховцы отошли, Георгий обратился к эриставу:
— Если бы другим царям вздумалось, подобно мне, бродить переодетыми, то, уверяю тебя, они бы еще и не то услышали.
В сосновом лесу стреножили коней и раскинули на земле войлоки. Спали по очереди. Большая Медведица прошла свой небесный путь. По лесу пронесся странный звук, похожий на мяуканье кошки. Гиршел схватил меч и. бросился в чащу.
Он вернулся с пустыми руками и подсел к угасавшему огню.
— Что тебе почудилось, Гиршел? — спросил Георгий.
— Кажется, это были гепарды.
При упоминании о гепардах проснулись Вамех и Габо. Они прислушались. Из ущелья доносился вой, похожий на мяуканье мартовских котов.
— Лютый зверь гепард, — сказал Гиршел. — Все звери боятся человека. Даже лев и тот без причины не нападет на людей. А вот гепард не боится. В Египте он не только ночью, но и днем похищает детей. В Алеппо гепард растерзал муллу вместе с ослом, на котором тот ехал.
— Разве гепарды водятся в Египте? — спросил Габо.
— Гепарды водятся как раз вот на таких утесах, какие мы только что проехали. Они устраивают свое логово среди скал. А если у здешних гепардов имеются щенки, то нам сегодня ночью придется попрощаться с нашими лошадьми.
— Как? Разве гепарды нападают и на лошадей? — спросил Вамех.
— Не только на лошадей! Они иногда нападают даже на слонов и вскакивают им на спины. Особенно страшна самка. Среди хищников самым храбрым зверем считается самка гепарда…
Чем больше углублялись они в Пхови, тем труднее становилось путешествие. На каждой горе подстерегала их крепость, в устье каждого ущелья поджидали дозорные. На каждом шагу приходилось давать взятки хевистави.
Становилось уже небезопасным выдавать себя за скупщиков лошадей. В нескольких местах они старались что-нибудь узнать о лазутчиках Звиада, и им сообщили, что те бежали в Уплисцихе. Показались горы ястребиного цвета. Следующую ночь путники провели под скалой. Посовещавшись, решили ехать дальше врозь и на расспросы отвечать всем по-разному. Царь и зристав должны были говорить, что они рабы царя Георгия, убежавшие из уплисцихской темницы. Оруженосцу и скороходу было приказано не пить пива, избегать женщин и не заходить в гости. На перекрестке путники разошлись в разные стороны. Условились встретиться на храмовом празднике и принести туда каждому по жертвенному козленку.
Георгий знал, что к гостям с жертвенным приношением пховцы относятся радушно. Вамеху и Габо было приказано бранить при каждом удобном случае царя Георгия и Звиада-спасалара и таким образом узнавать настроение жителей Пхови. Поручили не поминать добром и католикоса Мелхи-седека, хулить Мамамзе, дидойцев и галтайцев. Пошли пешком. Коней оставили в ближайшем лесу. Владетель Квелисцихе никогда не бывал в Пхови. Все здесь ему казалось необычайным: пховские иконы, хевисбери, молельни у дорог, сложенные из камней. Он посочувствовал роженицам, запертым в навозном хлеву в конце села. Наконец прибыли на храмовый праздник. Георгий и Гиршел купили козлят и поодиночке вошли в ограду молельни. Гиршел с любопытством разглядывал внутренность пховской молельни с высокими сводами и колоннами, украшенными турьими рогами. Он издали следил за Георгием и подражал ему в поведении. Смотрел, как хевисбери подводил к месту «искупления» умалишенных и ставил им на шеи древко хоругви, как хуци — главный священнослужитель — колдовал над больными и связанными по рукам сумасшедшими, позвякивал бубенцами хоругвей. Во дворе молельни галдели пховцы, одетые в кольчуги. Перед храмом на каменном жертвеннике покоилось большое знамя, Рядом стоял хуци. Георгий опустился на колени перед знаменем, в одной руке он держал козленка, а в другой — зажженную свечу.
Хуци поднял голову и обвел взглядом небосвод.
— А-а-а, да прославит господь величие твое, святой Георгий! Для победы своей возьми Авшанидзе Глахуну во услужение к себе, не лишай его своей милости на многие лета, — произнес Георгий.
— А-а-а, слава господу, слава солнцу, солнечным ангелам! Молю тебя, победителя над врагами и над злой смертью! — изрек хуци.
Затем он стал еще что-то бормотать, но ни царь, стоявший на коленях, ни Гиршел не могли уже ничего расслышать. Подошел дастури, взял у Георгия козленка и раскорячил его. Хуци перерезал козленку горло.
Дастури подставил чашу и наполнил ее теплей кровью. Хуци подал знак Георгию, и тот, окунув пальцы в теплую кровь, освятил руку, помазал себе кровью лоб и щеки. Георгий отошел от жертвенного камня и стал следить за «освящением» Гиршела. У Гиршела было такое жалкое выражение лица, что Георгий едва сдерживал улыбку. Наконец показались Габо и Вамех. У Вамеха козленок вырвался из рук. Он погнался за ним, но никак не мог его поймать. Гиршел и Георгий рассмеялись при виде этого зрелища. Наконец жертвоприношение закончилось, и молящиеся группами расположились под ясенями. Четверо спутников, встречаясь в толпе молельщиков, обходили друг друга, как незнакомые.
Звон бубенцов, подвешенных к хоругвям, замер. Дастури вынесли священное пиво и стали угощать им приехавших на празднество паломников.
Дастури выкладывали грудами вареное мясо прямо на землю перед молельщиками, которые, скрестив ноги, уселись в круг. Какой-то рыжий пховец, со шрамами на лице, подсел к Георгию. Звали этого широкоплечего, сероглазого молодца Калундаури Годердзи.
Он вежливо осведомился, зачем пришел к ним путник— посмотреть на праздник или, может быть, он лазутчик царя Георгия?
Георгий сделал вид, что обиделся:
— Да поразит святой Георгий царя Георгия и его лазутчиков. Я убил нечаянно одного попа в Уплисцихе и за это просидел три года в тюрьме.
Годердзи Калундаури сочувственно выслушал гостя. Рассказал ему о своей жизни. Он оказался сыном хе-висбери Мурочи Калундаури. Предложив гостю пиво и баранину, Годердзи принялся в свою очередь бранить царя Георгия.
— Не простим мы ему разорения Пхови, — говорил он.
Начались хороводные пляски.
Танцевали и пели одновременно две группы мужчин в доспехах ястребиного цвета.
Начинал высоким голосом запевала:
В честь кого сегодня праздник?
В честь Георгия святого…
Хор повторял припев. Затем вступал запевала второго хора:
Долг мой остался за ведьмами,
Почему ты спрашиваешь об этом,
богородица?
Тесто месила старуха колдунья.
Я ее поймал на кухне.
Запевала первого хора перехватывал песню:
Не отступай, святой Георгий,
Тоска преследует меня!
Не отступит святой Георгий,
Кольчуга пестрая на нем.
Медленно и плавно танцевали мужчины в шлемах, юноши, стройные, как пховские сосны. Танцуя, приближались к вратам святилища. Здесь они опять разделялись на группы и становились друг против друга. Вправо кружились пляшущие, влево развевались полы их одежд, Гремели на них доспехи, зычными голосами гудели слуги святого Георгия.
Кончив пляску, мужчины усаживались пировать под ясенями. Вставали другие танцоры и кружились в новом хороводе. Теперь стали плясать женщины в красивых пховских нарядах. Мелькали их длинные шелковые платки, раз вевались платья, расшитые красными и желтыми узорами.
В одной из групп Георгий заметил Вардисахар. Он узнал и вторую девушку — служанку Шорены Пиримзису. На голове Вардисахар красовался пховский кокош ник, унизанный бусами и расшитый крестами и тесьмой,-Колыхалась ее обольстительная высокая грудь. Было заметно, что девушка отвыкла от пховского хоровода.
Калундаури налил Георгию полный рог пива. Гость опорожнил сосуд и снова стал разглядывать пляшущих женщин. Он хотел проследить, куда после хоровода пойдут Вардисахар и Пиримзиса.
Годердзи Калундаури быстро опьянел.
— Ты, кажется, затем приехал, чтобы глазеть на наших баб, — упрекнул он гостя.
Георгий улыбнулся ему и снова опорожнил рог.
Гиршел пристал к компании пьяных пховцев. Около пристава сидели трое старцев, и все они наперебой честили царя.
— Пока никому еще не удавалось заковать в кандалы пховских орлов и туров. Ни один царь не сумел этого сделать. Не удастся это и царю Георгию. Он разгневал святого Георгия. Отомстит ему угодник, доконает его святой Георгий змеиного цвета! Попадись только нам в руки царь и его спасалар, повесим их на первой же колокольне.
Гиршел поднял голову. Он увидел, что царь Георгий и рыжий пховец о чем-то горячо спорят. Вдруг они вскочили с места и обнажили мечи. Обошли друг друга. Крикнули и скрестили мечи. Пховцы повскакали с земли, сомкнули круг около дерущихся. Гиршел тяжело встал и осмотрелся. Ушиша раисдзе и Габо, побледневшие от волнения, стояли в кругу. Георгий крикнул и нанес Калундаури удар мечом по оплечью кольчуги. Оплечье пховца оказалось крепким.
Калундаури замахнулся на царя, но Георгий закрылся щитом, и в воздухе сверкнули искры. Калундаури стал наступать на Георгия.
— Держись, трусливый ках! — кричал Калундаури.
Георгий отступил, закрылся щитом, затем снова крикнул и перешел в наступление.
Пховец отскочил в сторону. Удар меча он отразил щитом. Вдруг его нога, обутая в лапоть, поскользнулась на мокрой траве. Он упал на одно колено. Георгий остановился, давая понять, что он не тронет упавшего. Храбрый пховец выпрямился во весь рост, поднял щит над головой, одной рукой отразил удар, а другой задел шлем на голове противника. Бряцали доспехи, лязгали кольчуги, сверкали в воздухе мечи. Гиршел обвел взглядом толпу…
Точно коршуны, жаждущие крови, грозно глядели пховцы на чужака, бьющегося с пховцем. Убей Георгий рыжего пховца, весь его род обнажит мечи, и тогда четырем пришельцам придется сражаться с целой дружиной. Гиршел переменил место, встал между Ушишара-исдзе и Кохричисдзе и незаметно их ущипнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39