– У меня есть соперница.– Ты любишь?– Да, люблю и ненавижу…– Несчастная…– Я не прошу у вас ни сострадания, ни осуждения… Дайте мне яда!..– Какой же яд тебе нужен? Тот, который действует медленно или который убивает в одно мгновение?– Я хочу, чтобы смерть пришла медленно, но без боли, как сон…– Хорошо, я дам тебе такого яда…– Когда?– Когда он будет готов.– Через сколько времени?– Через три дня.– Как это долго!– Я не могу приготовить скорее; кроме того, мне нужны деньги…– Много?– Десять луидоров.– Десять луидоров!.. – вскричала Венера.– Непременно. Снадобья, которые я должна употребить, продаются на вес золота, а одно до того редко, что и за деньги трудно достать его.– Десять луидоров, – повторила Венера снова. – У меня их нет.– Однако без этих денег я не смогу ничего сделать.Венера ударила по столу кулаком:– О! Какое несчастье быть бедной! – воскликнула она.Но вдруг улыбка, еще ужаснее улыбки Молох, появилась на ее нежных губах. Она набросила на плечи мантилью с капюшоном и сказала:– Через час я вернусь, и вы получите деньги. Я займу их.– У кого?– У моей приятельницы, Деборы, – отвечала Венера. – У дочери жида Натана! – И она вышла из комнаты. XXVI. Иудин поцелуй Прошла неделя с тех пор, как Люцифер заняла десять луидоров у Деборы. Поразительно и чудовищно – на золото жертвы Венера купила яд!Было десять часов вечера.Серебряная лампа с душистым маслом, стоявшая на столе, посреди комнаты, разливала бледный свет, едва позволявший различать предметы вне его круга, но мало-помалу взор привыкал к этому неясному свету, и формы, сначала смешанные, становились приметными.Под тяжелыми шелковыми шторами на широкой кровати лежала с распущенной черной и длинной косой женщина ангельской красоты, смертельно бледная. Эта исхудалая красавица была Дебора. Глаза ее были закрыты. Широкие синие полосы обрисовывались под черной бахромой ее бархатных ресниц. Одна рука ее лежала на одеяле, обнаженная до локтя, и, несмотря на свою худобу, сохраняла формы, достойные античной статуи. Сон Деборы был, по-видимому, спокоен. Ее медленное и ровное дыхание тихо приподнимало грудь. Иногда бесцветные губы молодой девушки судорожно подергивались: без сомнения, какое-то мучительное сновидение посещало ее во сне.В эту минуту в спальной Деборы находились три особы.Эзехиель Натан, прислонившись к столбу балдахина, то устремлял на лицо дочери пристальный и пламенный взор, то поднимал свои исполненные тоски глаза к небу с отчаянным и умоляющим выражением. Это не был уже тот смешной старичок, комическую наружность которого мы обрисовывали не раз. Это не был и жид-ростовщик с профилем и инстинктами хищной птицы. Горе некоторым образом преобразило его. Это был отец, молящийся и плачущий возле смертного одра возлюбленной дочери.У изголовья кровати в широком кресле с высокой спинкой сидел жених Деборы, закрыв лицо обеими руками. Из-под его сжатых пальцев время от времени просачивались крупные капли слез.Наконец, возле амбразуры окна Люцифер держала в одной руке серебряную чашку, а в другой ложечку, которой тихо мешала жидкость, находившуюся в чашке. Венера была почти так же бледна, как и умирающая.Эта безмолвная сцена длилась несколько секунд. Потом Дебора сделала легкое движение: глаза ее раскрылись, голова приподнялась, неопределенный звук вырвался из губ. Руки Рауля тотчас опустились и открыли его лицо, увлажненное слезами. Натан бросился к дочери. Одна Венера осталась в том же положении, едва повернув голову к кровати.– Батюшка… – пролепетала Дебора слабым голосом.– Я здесь, милое дитя, – отвечал Натан. – Я здесь.– А… Рауль?.. – спросила молодая девушка.– Здесь, – отвечал Натан вместо Рауля, которому волнение не позволяло говорить.– Вы оба здесь… – продолжала молодая девушка, – оба возле меня… Тем лучше…Потом голова ее, на минуту приподнявшаяся, упала на изголовье. Пришла очередь Натана спросить:– Как ты себя чувствуешь, милое дитя?– Лучше.– Правда?– Да.– Ты не страдаешь?– Нет… Я не чувствую никакой боли, так что сочла бы себя выздоровевшей, если бы не слабость, которая все увеличивается и не позволяет мне двигаться и даже говорить…Болезненный стон вырвался из сжатых губ Натана. Рауль опять опустил голову на руки. Тот и другой были сильно испуганы словами девушки. Они предпочли бы видеть, как она жалуется и борется с болезнью всеми силами молодости и крепкого организма, чем слышать, как она говорит о своей слабости.Наступило молчание. Минуты две или три можно было думать, что Дебора заснула. Но вдруг она сказала так тихо, что только слух отца или любовника мог услышать:– Мне хочется пить…Рауль тотчас встал с кресла, но Венера уже предупредила его движение я подошла к постели с серебряной чашкой в руке. Не говоря ни слова, она осторожно приподняла больную и поднесла чашку к ее губам. Дебора медленно выпила.– Благодарю, милая Венера, – сказала она потом более твердым голосом, – этот настой очень хорош… Каждый раз, как я его выпью, мне кажется, что силы возвращаются ко мне.Венера ничего не ответила. Она только взяла руку девушки, поднесла ее к губам и поцеловала несколько раз.Иуда! Иуда! Где был ты в этот миг?В дверь тихо постучали.– Это, верно, Мозэ, – прошептал Натан.И он отворил дверь, в которую вошел старик высокого роста, странной наружности. Черный бархатный кафтан, очень узкий, обрисовывал удивительную худобу его тела. Длинные пряди серебристых волос выбивались из-под черной шапочки и смешивались с густыми волнами седой бороды, падавшей на грудь. Он опирался на длинную и толстую трость с набалдашником из слоновой кости.Это был еврей Мозэ, почти столетний старец, до того знаменитый своим искусством, что его призывали к себе даже самые набожные католики. Мозэ не отказывался лечить их, но самые драгоценные сокровища своего знания сохранял для своих единоверцев. XXVII. Доктор Мозэ Старый врач молча подошел к постели больной. Рауль встал с кресла, на котором до тех пор оставался погруженным в свою печаль. Мозэ во второй раз в этот день посещал Дебору. Она лежала с закрытыми глазами.– Она спит, – прошептал Натан,Девушка подняла свои длинные ресницы и пролепетала:– Нет, я не сплю…– Дайте мне вашу руку… – сказал тогда Мозэ.Дебора сделала усилие, но слабость ее была так сильна, что она не могла даже приподнять руки. Мозэ не сделал никакого движения и ничем не обнаружил, что произошло в нем при виде этого ужасного симптома; только лоб его наморщился и мрачное облако пробежало по лицу. Он взял бессильную руку Деборы, неподвижно лежавшую на одеяле, и долго щупал пульс, потом приложил свою руку к левому боку Деборы и сел, не сказав ни слова, в кресло, с которого встал Рауль.Все, Натан, Рауль, Люцифер, окружили старика в ожидании первого слова, которое сорвется из его губ; но Мозэ молчал. Голова его склонилась на грудь. При виде этого безмолвия и этой позы Натан решился спросить:– Ну что, Мозэ?Он не мог сделать более ясного вопроса. Старый врач поднял голову и устремил на Эзехиеля тот проницательный взор, которым умел читать в глубине человеческого тела тайны жизни и смерти.– Бедное дитя все в том же положении, – сказал он потом. – Ока не страдает… Но трудно помочь ей… Я не знаю, что делать… Продолжайте давать ей прописанное мною питье и… Человеческое искусство ничего не может сделать для вашей дочери, Натан… – прибавил он тихим голосом. – Надо молиться Богу наших отцов… Богу, не принявшему жертвы Авраама… Надо молиться и ждать всего от ваших молитв и молодости Деборы.– Как? – прошептал Натан. – Неужели нет более надежды?– Я этого не говорю. Я, напротив, думаю, что до последней минуты надежда остается.– Зачем же вы ничего не попробуете?– Что мне пробовать? Повторяю вам, искусство врачевания бессильно перед этим странным и непонятным недугом, который не может зваться болезнью… Никакой орган Деборы не страдает… Кровь течет правильно, сон спокоен, боли нет, Только странная необъяснимая слабость убивает этого ребенка… Однако природа каждую минуту может возвратить свои права, искра жизни может оживиться.– Мозэ! – вскричал Натан. – Мозэ, правда ли, что вы надеетесь на это?.. Мозэ, не обманываете ли вы меня?Лицо старого врача выразило минутную нерешительность. Но через несколько секунд он отвечал:– Нет, мой старый друг, я вас не обманываю; поверьте, что надежда, которую подаю вам, живет во мне…Мозэ встал и хотел выйти из комнаты. Натан находился в таком унынии, в таком отчаянии, что мог только пожать ему руку и спросить:– Когда вы придете?– Завтра утром, – отвечал доктор.И он вышел. В зале, прежде нами описанной и находившейся перед спальной, Мозе нашел Рауля, который вышел туда незаметно от Натана.– Умоляю вас, удостойте меня непродолжительным разговором, – сказал молодой человек старику, удостоверившись, что дверь спальной плотно заперта.Мозэ наклонил голову в знак согласия.– Что вам угодно от меня? – спросил он. – Говорите.– Вы, конечно, знаете, кто я? – сказал Рауль.– Знаю.– Вам известно также, что Дебора моя невеста?– И это мне известно.– Я буду умолять вас… Умолять на коленях сказать мне всю правду насчет состояния этой девушки, которую я люблю во сто раз более своей жизни…– Правду? – повторил Мозэ.– Да, правду.– Но разве вы не слыхали, что я отвечал сейчас на вопрос Эзехиеля Натана?– Слышал; но вы поколебались, прежде чем ответили.– Вы ошибаетесь.– Нет, я в этом уверен! Еще раз повторяю вам, вы колебались и предпочли скорее сказать против совести, чем лишить последней надежды бедного отца, убитого горем.Мозэ не отвечал. Рауль продолжал:– Но я молод, силен, мужествен; меня не пугает никакая весть; мое сердце можно раздавить, не вырвав у меня ни малейшего крика. Скажите же мне правду! Всю правду.– Что вы хотите знать?– Что вы действительно думаете о положении Деборы?Мозэ печально покачал головой.– Она погибла? – вскричал Рауль.– Безнадежно.– Ничто не может спасти ее?– Для этого потребно чудо.– Сколько еще недель остается ей жить?– Нечего говорить о неделях… – прошептал Мозэ.– Сколько же дней, когда так?– Нечего говорить и о днях.– Часов? – пролепетал Рауль с отчаянием.– Часов? – отозвался старик. – Один, но уж никак не более двух.Рауль склонил голову при этом ужасном приговоре.– Да! Так молода, так прекрасна, так богата, так любима! И должна умереть! Это ужасно, я это знаю, – продолжал Мозэ глухим голосом и с неподдельным волнением.– Но почему вы, один из царей науки, не могли спасти ее?– Можно ли излечить непонятную, таинственную болезнь, которая, по-видимому, не существует, а между тем убивает?.. Которой за шестьдесят лет практики я еще не видал? В первый раз еще искусство мое бессильно… Не вылечить болезнь, не понять ее…– Итак, вы не знаете, от какой болезни Дебора умирает?– Признаюсь в том… Одно только, одно могло бы мне объяснить то, чего я не понимаю…– Зачем же скрывать?– Пожалуй, я скажу вам; но прежде ответьте мне, кто на этой неделе приближался к Деборе?– Отец ее, я и мадемуазель Люцифер.– Кто эта девушка, которую вы называете Люцифер?– Единственный друг Деборы, девушка, которую она любит так же, как Натана и меня. Год или два назад эта девушка спасла ей жизнь с опасностью для себя.– И у Деборы нет врагов?– Врагов у нее?.. Бедное дитя!.. Кто может не любить ее?– Единственное, чем мог бы я объяснить себе странную, таинственную болезнь, которая убивает вашу невесту, это тонкий яд, составленный из аравийских трав… Яд страшный, состав которого, по всей вероятности, известен только мне одному в Париже и, без сомнения, во всей Франции…– Значит, этот яд, о котором вы говорите…– …поражает жизнь в самом ее источнике, не трогая ни один из органов. Отравленный человек умирает без страданий, как угасает лампа, в которой масло сгорело до последней капли…– Оставляет ли следы этот яд? – прошептал молодой человек.– Никаких.– Можно ли уничтожить его действие?– Нет. Противоядия не существует.Рауль на минуту погрузился в размышление.– Не понимаю, – прошептал он потом, – не понимаю, не понимаю подобного преступления! Преступление без цели… Кто же мог совершить его? Не понимаю… Нет, это невозможно!..– Я тоже думаю, – отвечал Мозэ. – Было бы сумасбродством допустить такое преступление. Но вернитесь к вашей бедной невесте… Я вам уже сказал и повторяю, что вам вряд ли доведется увидеть ее живой.Рауль вернулся в комнату умирающей, тихо повторяя зловещие слова:– Час… и никак не более двух… XXVIII. Свадебный подарок Когда Рауль вошел в спальню, Натан и Венера стояли один в ногах, другая у изголовья смертного одра. При слабом звуке отворившейся двери старик медленно повернул голову и увидел Рауля. Внезапный трепет потряс его тело и как будто гальванизировал его горе. Он подошел к Раулю, увлек его в самый дальний конец комнаты и, устремив на него взор, сверкавший мрачным огнем беспокойства, сказал тихим и глухим голосом, который прерывался от волнения:– Вы говорили с Мозэ?– Говорил.– Так мы можем еще надеяться?– Можем и должны.Натан сложил свои исхудалые руки и поднял их к небу.– Да будет благословен Бог Авраама, Исаака и Иакова! – прошептал он. – Пусть он отнимет у меня все мое богатство… Все до последней копейки!.. Пусть сделает меня беднее последнего нищего… Несчастнее и презреннее последнего бродяги… Но пусть оставит мне мою возлюбленную дочь… Дитя моего сердца и моей утробы… Мой незапятнанный бриллиант… Мою неоценимую жемчужину… Мою Дебору! – Произнеся восторженно это воззвание, Натан взял за руку Рауля, крепко пожал ее и вернулся к постели девушки.Мозэ не ошибся! Дебора достигала последнего предела жизни; великий час приближался. Уже биение ее сердца стало неровным. Постепенное оцепенение овладевало ее членами. Жизнь была поражена в самом источнике, масло в лампе сгорело. Еще несколько минут, и девушка, глаза которой были закрыты как бы в спокойном сне, по-видимому, должна была заснуть с тем, чтобы более никогда не пробуждаться.Но вдруг Дебора раскрыла глаза и сделала усилие, чтобы приподняться. Венера и Натан поспешили помочь ей, подложили подушки, так чтобы она могла сесть на постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57