— Да, мадемуазель, — ответил какой-то мужчина.
Дон Фелипе снова надел маску на лицо.
— И ты говоришь, — продолжал женский голос, — что я должна сюда войти, Гольдери?
— Да, мадемуазель.
— Но зачем?
— Ваш батюшка назначил вам здесь свидание, мадемуазель.
— Ох, у нее какой-то зловещий вид, Гольдери.
— Это угодное Богу заведение, мадемуазель.
И слуга, толкнув дверь, пропустил вперед высокую и красивую девушку. Девушка с опасением оглядела зал.
— Сейчас выйдет хозяин, — сказал слуга. — Подождите, мадемуазель, мы только поставим мулов в конюшню.
— Ох, мне страшно, — прошептала девушка.
В это мгновение дон Фелипе вышел из темного угла, где он прятался, и подошел к ней. Увидев его, девушка сделала несколько шагов назад, но дон Фелипе поклонился ей столь учтиво и остановился на столь почтительном расстоянии от нее, что она немного успокоилась и посмотрела на него скорее удивленно, нежели испуганно.
— Кто вы, сударь? — спросила она.
— Человек, который питает к вам интерес и хочет вас защитить, — ответил дон Фелипе.
— Защитить? — переспросила она. — Значит, мне грозит какая-то опасность?
— Это зависит от вас, а не от меня, Сара.
— Вы знаете мое имя? — воскликнула она.
— Конечно, знаю. Вы — дочь Лоредана, королевского ювелира.
— О, раз вы знаете моего отца, сударь, — вновь заговорила Сара, — вы, без сомнения, объясните мне…
— Почему ваши люди попросили вас остановиться здесь?
— Именно так, сударь. Вы это знаете? Может быть, вы видели сегодня моего отца в Блуа?
— Да, мадемуазель, я был у короля, когда Лоредан явился и принес заказанные ему драгоценности.
— Но, сударь, — сказала Сара, — раз вы знаете, кто я, и знаете моего отца, почему вы не разговариваете со мной с открытым лицом?
— Прежде чем снять маску, я позволю себе объяснить вам, почему вы здесь.
И дон Фелипе сделал шаг вперед и ловким маневром оказался между девушкой и входной дверью, чтобы отрезать ей все пути к отступлению.
— Так значит, отец меня здесь не ждет? — спросила Сара, вновь охваченная беспокойством.
— Нет, — ответил дон Фелипе. — Вас здесь жду я.
— Вы?
— Я, и я люблю вас, — произнес он внезапно. — И самое заветное мое желание — предложить вам мое имя и мою руку.
Сара вскрикнула.
— Ах, — сказала она, — меня заманили в ловушку!
— Да, — ответил дон Фелипе, — ваш отец, хоть он и буржуа, так тщательно оберегает свое сокровище, то есть свою дочь, что мог мне отказать, хоть я и дворянин, поэтому я это сделал.
И он направился к ней.
— Ко мне! — закричала она. — На помощь! Отец!
— Ваш отец, — сказал дон Фелипе, — преспокойненько сидит себе в Блуа.
— Так мои люди здесь… за дверью! Гольдери, на помощь! Гольдери!
— Я его подкупил, — холодно произнес дон Фелипе, — и Гольдери далеко, дорогая моя красавица!
— Но в доме же есть люди… Кто-нибудь придет мне на помощь… Ко мне, на помощь, ко мне!
— Я люблю вас… и мы одни, — сказал испанец.
И он хотел поцеловать Сару. Девушка опять закричала. В этот момент дверь наверху лестницы отворилась и в зал спрыгнул мужчина с обнаженной шпагой в руке.
— Ах, вы одни! Клянусь Меркурием, покровителем таких воров, как ты, твоя глотка извергла ложь, негодяй!
Стоит ли говорить о том, что этот нежданный защитник Сары Лоредан, явившийся в виде мужчины, размахивавшего рапирой длиной в четыре фута, был никто иной, как капитан Мак.
Дон Фелипе отступил на несколько шагов и положил руку на эфес шпаги.
— Ах, черт их забери, как говаривал мой командир, граф Суассон, — продолжал Мак, — я обманулся — мне эта гостиница показалась таким порядочным заведением, таким тихим под вечер, а тут настоящий адов шабаш и спать невозможно!
При виде защитника, которого ей послало Провидение, Сара, естественно, бросилась к нему, но дон Фелипе уже опомнился от замешательства, вызванного внезапным появлением Мака.
— Вот что, приятель, постараемся шуметь поменьше, — сказал он, — если вам так не нравится шум.
— Ужасно не нравится.
— Ну так и ступайте себе спать, — сказал дон Фелипе.
— О, сударь, во имя неба, — воскликнула Сара, умоляюще складывая руки, — не покидайте меня!
— Покинуть вас? — воскликнул капитан. — Да что вы!
— Друг мой, — продолжал дон Фелипе, — у нас с этой сударыней вышла небольшая ссора, которая вас ни в какой степени не касается.
— В самом деле?
— И я хочу дать вам совет.
— Послушаем, — сказал насмешливо Мак.
— Мне кажется, вы военный?
— Я капитан.
— Вы молоды…
— Мне двадцать два года.
— Ну вот, если вы хотите дожить до шестидесяти и стать маршалом Франции, возвращайтесь в свою постель и не вмешивайтесь в чужие дела.
Мак спокойно оперся на шпагу.
— Мой дорогой, — сказал он, — вы представить себе не можете, до чего у меня странный характер. Раз проснувшись, я никак не могу снова уснуть, а проснувшись внезапно, я веду себя ровно обратно тому, как ведут себя обычно люди в такой ситуации: вместо того, чтобы с трудом соображать, я становлюсь чрезвычайно проницательным, и не просто вижу, а вижу насквозь.
— Ну и что же вы видите? — спросил дон Фелипе.
— Я вижу, что вы любите эту девушку, а она вас не любит.
— Ах, сударь, да, — прошептала Сара, все еще дрожа, — это именно так.
— И, поскольку она сопротивляется, — продолжал капитан, — вы хотите ее похитить?
— А вам какое дело? — злобно спросил дон Фелипе.
— Так вот, я вам это запрещаю, — продолжал капитан, — и это столь же непреложно, как то, что меня зовут Мак.
— О, благодарю вас! — воскликнула Сара, складывая руки.
— И вы неправы, дорогой мой искатель приключений, — сказал испанец, обнажая шпагу и становясь в позицию.
— Ба! И в самом деле? — воскликнул Мак.
— Я в маске, а ваше лицо открыто; вы моего имени не знаете, а свое имя вы мне только что сказали.
— Так я сорву с тебя маску, негодяй! — воскликнул Мак, скрещивая с испанцем шпагу.
— Маска держится у меня на лице, может быть, более прочно, чем голова у тебя на плечах, — сказал дон Фелипе, — и ты еще не знаешь, с кем ты имеешь дело.
— Да будь ты хоть король Испании, для меня ты просто подлец, оскорбляющий женщину! И я тебя накажу, — воскликнул Мак, делая выпад; Сара упала на колени.
— Солдафон, — прорычал дон Фелипе, — я еще увижу твою кровь!
И он обрушился на Мака с яростью опытного дуэлянта.
— Ага! — произнес капитан, — испанская школа, недурно, недурно! Хороший выпад!.. Но и французская школа неплоха!
И он уколол дона Фелипе в плечо.
— А итальянская еще лучше! — возразил дон Фелипе; он прыгнул назад, наклонился, проскользнул под шпагой Мака и попытался нанести ему удар в нижнюю часть живота, как это делают флорентийские и миланские наемные убийцы.
Но Мак отскочил и с такой силой ударил по голове дона Фелипе головкой эфеса, что тот упал на колени и выронил шпагу. Быстрый, как молния, Мак наступил на клинок ногой. И пока дон Фелипе, оглушенный, с трудом поднимался, капитан, сунув свою шпагу под мышку, переломил о колено клинок своего противника и, обернувшись к Саре, сказал:
— Мадемуазель, отныне вы под моей защитой. Куда я должен вас проводить?
Дон Фелипе зарычал от ярости и хотел броситься к Саре, но Мак приставил острие своей шпаги к его лицу и произнес:
— Назад, негодяй!
И, открывая дверь, добавил:
— Я буду вашим защитником, мадемуазель, и буду сопровождать ваши носилки; доверьтесь мне, никто нам не помешает, даже ваши лошади будут меня слушаться.
Он подал руку взволнованной девушке, и они вышли вместе. Дон Фелипе в полном бешенстве глядел на кровь, капавшую из его раны. О донье Манче, своей сестре, он совершенно забыл, а та молча и неподвижно сидела в своей комнате, как он и приказал ей.
— Ага, его зовут Мак, — злобно прошипел дон Фелипе, подобрав обломки шпаги и бросаясь вон из гостиницы. — Это имя я буду хорошо помнить! И я еще возьму реванш!
… И только после его ухода бледная и дрожащая донья Манча вышла из своего укрытия.
— Не знаю, что здесь произошло, — прошептала она, — но я слышала женский крик и какой-то мужской голос и думаю, затея дона Фелипе наверняка провалилась… Ах, если бы я осмелилась ослушаться его!
Она подошла к двери и отворила ее. Ночь была темна и ей на лицо упали тяжелые капли дождя.
— О Боже! — произнесла она. — Дорога совершенно пустынна!.. Как мне вернуться в Блуа? Что сталось с моим братом? И какой дорогой уехали те, кто покинул гостиницу раньше него?
Испанка трижды позвала дона Фелипе. В ответ не донеслось ни звука. И только большие часы, стоявшие в углу зала, мерно пробили двенадцать раз. Донья Манча вздрогнула.
— Полночь, — сказала она, — а я одна… И сейчас должен приехать король…
И она вернулась в зал. Ее охватило лихорадочное возбуждение: женская стыдливость боролась в ней с честолюбивыми устремлениями знатной испанской дамы.
Зал был освещен одной единственной лампой, стоявшей на столе. Донья Манча затворила двери, но отворила окно, выходившее на дорогу, и, облокотившись на подоконник, стала беспокойно и напряженно вглядываться в темноту.
Она тихонько, но лихорадочно повторяла одно и то же:
— Король… сейчас придет король!
Вдалеке раздались раскаты грома. Гроза приближалась. Вскоре блеснула молния, и при ее свете донья Манча различила темную фигуру на белой дороге.
— Ах, -прошептала испанка, — это он!
Темная фигура действительно оказалась мужчиной в плаще. Он шел бодрым шагом и направлялся к гостинице.
Вся дрожа, донья Манча отошла от окна и забилась в самый темный угол зала. В эту минуту порыв ветра задул лампу на столе. Сестра дона Фелипе негромко вскрикнула. Мужчина перешагнул через подоконник, пробормотав:
— А теперь, когда эта милая девушка в безопасности, пойдем-ка спать, потому что дождь льет, как из ведра.
И, входя в зал, он громко и весело произнес:
— Ну, наконец-то я добрался!
Глава 3. Камень преткновения
В это время король и весь двор пребывали в замке Блуа; среди принцев крови там находились принц Конде и Месье, герцог Орлеанский.
Королева отсутствовала. Уже год, как она, разгневавшись на кардинала, который был истинным королем, пребывала в замке Амбуаз, где у нее был свой небольшой двор, состоявший из недовольных и честолюбцев; но никогда за весь этот год Людовик XIII не справлялся о ней так часто, как в последние дни.
То, что мы собираемся рассказать, произошло за несколько дней до событий, развернувшихся в гостинице «У Единорога», владельцем которой был мэтр Сидуан.
Замок Блуа, хотя и принадлежал короне, редко посещался королем. Людовик XIII сюда приезжал редко, еще реже здесь ночевал и долгое время выказывал отвращение при виде следов крови, оставшихся на плитах пола большого зала со времен смерти герцога Гиза, и так и не стертых временем.
Месье, брат короля, то есть Гастон Орлеанский, напротив, очень любил этот замок и проводил в нем весь охотничий сезон, охотясь то в Шамбонском, то в Шамборском лесу, а иногда в лесу Блуа.
Кроме того, этот принц, которого кардинал держал как можно дальше от политики, нашел себе прекрасное времяпровождение: он понемногу разрушал и перестраивал замок Блуа. Никогда еще, даже во времена короля Людовика XII, который в этом замке родился, здесь не видели такого количества каменщиков. Принц расхаживал по стройке, отдавал распоряжения, и так увлекся этим строительством, что, по утверждению добрых буржуа города Блуа, ужинал с архитектором и мастером-каменщиком.
Мастер-каменщик и архитектор были иностранцами, — по словам одних, итальянцами, по словам других — испанцами. Архитектора звали дон Фелипе д'Абадиос.
Говорили, что искусству своему он учился в Италии и Греции; сам он даже утверждал, что проделал путешествие на Восток, чтобы изучить секреты арабских и индийских мастеров.
Через день Месье охотился. А если он не охотился, то был целиком поглощен делами восстановления замка Блуа. Туда и сюда сновали гонцы. Они постоянно приезжали в замок, с ног до головы покрытые пылью, и уезжали во весь опор. Откуда они прибывали и куда направлялись, оставалось совершенною тайною.
Дон Фелипе д'Абадиос иногда рассказывал не в меру любопытным буржуа, что у него есть в Испании брат, не менее искусный, чем он сам, и что они обмениваются планами и чертежами.
И вот однажды утром, когда Месье собирался на охоту, во дворе замка появился всадник. Это был гвардеец кардинала, привезший послание герцогу Орлеанскому. Послание было совсем коротким.
«Монсеньор, — писал кардинал, — король оказывает вашему высочеству честь посетить вас. Благоволите в виду этого визита приготовить его покои.»
Этот нежданный визит короля очень раздосадовал Месье, а еще больше дона Фелипе д'Абадиоса. Однако оба они поспешили все подготовить к приезду короля, который и прибыл в замок на следующий день к вечеру, при свете факелов, в одних носилках с кардиналом, в окружении своих мушкетеров.
Уже много позднее того времени, как король отошел ко сну, Месье все еще был в своем рабочем кабинете. При нем был еще один человек — это был дон Фелипе д'Абадиос.
— Святая пятница! Как говаривал покойный король, мой отец, пусть я буду незаконнорожденным, если я понимаю, что за фантазия привела короля в Блуа.
— Да, действительно, — сказал, улыбаясь, дон Фелипе, — приезд его величества, и в особенности его преосвященства, несколько замедлят наши работы.
— Давай не будем шутить, Пепе, и немножко подумаем.
— О чем, монсеньор?
— О причинах, приведших кардинала в Блуа, и заставивших его привезти сюда моего брата короля.
— Мне и думать незачем, монсеньор, я давно уже это понял. Если вашему высочеству угодно выслушать меня…
— Говори, Пепе, говори, — с живостью ответил принц.
— Как вы знаете, король и королева постоянно в ссоре. Король то в Рамбуйе, то в Фонтенбло, то в Лувре, словом везде, где королевы нет, потому что королева вот уже больше года не выезжала из Амбуаза.
— Это так, — ответил Гастон. — И поскольку у короля до сих пор нет детей, я часто спрашиваю себя, не лучше ли мне предоставить событиям течь своим чередом, чем вмешиваться в дела моего кузена, короля Испании.
— О, — холодно ответил дон Фелипе, — ваше высочество сильно ошибается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30