третий, синего цвета, был украшен стремительно бегущим серебряным оленем. На каждом щите красовался девиз, но разобрать буквы было невозможно: сквозь маленькое окошко проникало слишком мало света.
В очаге пылали раскаленные угли. На вертеле дожаривались остатки кабанины; капли жира, вспыхивая на углях, отражались на блестящих рыцарских доспехах, расставленных по стенам и углам.
Вот уже неделя, как рыцари, празднуя удачную охоту, горланили песни и без устали стучали о стол оловянными кружками, требуя пива.
На другом столе братья-оруженосцы пили из деревянной чаши таких размеров, что в ней можно было купать ребенка. Громко хохоча и толкая друг друга, они норовили пить из одной посудины все шестеро разом.
— Скоты, скоты! — с презрением повторял старый Прийду, стараясь не глядеть на пьяных братьев-рыцарей.
Снова наполнив кружки и чашу пивом, он поднялся наверх, плотно притворив за собой дверь.
— Не нравится старой собаке принимать таких гостей, как мы! — с трудом говорил один из рыцарей. — Видал, брат Лангем, какая надменная рожа у этого мерзавца?
Говоривший пучил глаза и старался держаться прямо. Ему это не удавалось — он все время валился на бок.
— Ты прав, брат Дирк. Если бы не мы, здесь давно бы собралась полная корчма этих дикарей, и они стали бы жаловаться друг другу, что мы берем большие налоги. Но, брат Дирк, мы ведь знаем хорошее правило: чем чаще стригут овцу, тем у нее быстрее растет шерсть. — И рыцарь, высокий и худой, как высохший сук, захохотал.
— Твой смех, брат Лангем, не к месту… — очнувшись от дремоты, заметил третий рыцарь, с лицом, изрубленным крест-накрест сабельными ударами. — Прошли добрые времена. Если бы господь дал хорошую войну, — он поднял глаза к потолку, — все бы изменилось.
— Ты прав, брат Зиверт, — плаксиво, еле ворочая языком, отозвался Дирк, — войны бы или хоть хорошей драки. А теперь нам осталось только одно развлечение — разъезжать по чужим свадьбам да по знатным крестинам.
Кто-то снаружи стал двигать щеколдой; на стук никто из сидящих не обратил внимания, зато лежавшие у очага псы беспокойно зашевелились и подняли голову.
Подхваченная ветром дверь с шумом распахнулась. И с потоками воды, хлынувшими в комнату, появился человек небольшого роста, закутанный в плащ.
Один из братьев-оруженосцев ударил ногой большую собаку, пытавшуюся кинуться на чужого.
— Да будет на вас благословение божие! — сказал вошедший, откинув капюшон и отряхиваясь. Взгляд его маленьких беспокойных глаз быстро пробежал по лицам запьяневших рыцарей.
Услышав немецкую речь и рассмотрев на плаще незнакомца красный крест — отличие орденских священников, братья наперебой стали приглашать его к столу.
— Благо-слови… на-шу тра-пезу… отче, — запинаясь, обратился к нему худой рыцарь.
Священник благословил стол и рыцарей.
— Когда здесь были русские купцы? — жестом отказываясь от приглашения, спросил он. — Купцы должны были вчера войти в реку, чтобы достичь Дерпта.
Все молчали. Наконец один из слуг, Якоб, сказал:
— Вчера… э… э… в это время я видел, как двое русских… э… э… с такими длинными бородами, — он показал рукой на грудь, — э… э… покупали хлеб у здешнего хозяина, а потом… э… э… сели в лодку и быстро поплыли вверх по реке.
Тут худой рыцарь встал и, пошатываясь, подошел к незнакомцу:
— У нас была хорошая охота, святой отец, и грех не выпить за нашу удачу… — Он пошатнулся и схватил незнакомца в объятия. — Смотри, какой зверь попался на наш вертел!
И рыцарь показал рукой на стену. Там висела окровавленная голова громадного дикого кабана с большими клыками; кровь, капая с нее, образовала на полу небольшую полузасохшую лужицу.
— Я благодарен за приглашение, — решительно ответил незнакомец, — но дела ордена прежде всего… Не видел ли ты, дорогой брат, еще русских, кроме двух с длинными бородами? — обратился он к оруженосцу.
— Как же, как же, у них… э… э… было несколько лодок. Как только они купили хлеб… э… э… две лодки пошли вверх по реке, а другие снова вышли в озеро и пошли туда… — Он указал на север.
Глаза незнакомца злобно сверкнули.
— О-о!.. Так купцы здесь разделились, и двое из них отправились в Нарву?! — Он шагнул к двери и взялся было за щеколду, но вдруг обернулся. — Именем великого магистра, — произнес он изменившимся голосом, — приказываю вам выехать в замок Нарву!
Он вынул из поясного кармана бумагу и развернул ее:
— Вот приказ, читайте!
Стоявший рядом худой рыцарь искоса взглянул на документ и, увидев круглую печать с изображением креста и меча, в испуге отпрянул.
— Иезус Мария! — воскликнул он. — Печать великого магистра!.. Приказывайте нам, святой отец, — мы верные слуги ордена. Нет, нет, не буду читать, мы вам верим и так! — И с гордым видом рыцарь отстранил бумагу.
Священник ухмыльнулся в рыжие усы: он знал, в чем дело, — рыцарь был неграмотен.
— Хорошо, братья! — согласился он. — Тогда слушайте меня внимательно и запоминайте.
Подсев к столу, он стал что-то говорить рыцарям, то понижая, то повышая голос.
Печать великого магистра отрезвила орденских братьев. Они внимательно слушали, иногда прерывая его речь вопросами.
— Итак, братья, кажется, всё. Как только прекратится дождь, выезжайте — дорога каждая минута! Вам в помощь я оставлю своего человека.
С подозрением посмотрев на стол с пивом и кабаниной, он добавил:
— Я хочу вас предупредить об опасности… Завтра язычники славят своего бога. Они зажгут тысячи костров. И смотрите, братья, чтобы корчму вместе с вами они не принесли в жертву своему мерзкому богу. Такие случаи бывали в прошлом… Берегитесь, братья!
Рыцари и оруженосцы молча слушали.
— А ваш хозяин, старый хрыч, не пожелал сказать, были ли здесь русские, — продолжал он. — Я вижу насквозь этого старика… Он первый подложит огонь под свой дом.
С этими словами священник накинул капюшон, открыл дверь и скрылся за стеной дождя.
Некоторое время рыцари молча переглядывались.
— А ты заметил, дорогой брат Зиверт, у святого отца большой горб. От такой поганой рожи, как у него, русским добра ждать нечего. Не хотел бы я быть на их месте… Эй, Якоб, — приказал рыцарь,—сходи посмотри, куда он делся!
Накинув плащ, Якоб нехотя вышел на двор и быстро вернулся:
— Там было три лодки… э… э… Одна двинулась по реке к Дерпту, а две остались здесь. Около лодок какой-то человек. За дождем не видно, кто он.
— Братья, нам надо собираться, — сказал худой рыцарь. — Великий магистр…
— Я не стал бы этого делать, — перебил оруженосец, — ни за какие деньги. Дождь идет как из ведра, ровно через минуту на нас не будет и сухой нитки.
— Ты глуп, Якоб! Лучше промокнуть до костей и потом обсушиться у хорошего огня за кружкой пива, чем испечься в этой проклятой корчме! Тогда, даже если тебя искупают в двойном пиве, тебе будет все равно…
В это время старик эст лежал на полу в своей комнате, прижавшись ухом к потайному отверстию, — он все слышал, что говорилось внизу.
Когда священник вышел из комнаты, Прийду поднял голову.
— Он прав, этот горбатый, — сказал эст вслух. — Мы хотели сжечь этот дом, не дожидаясь праздника. Но аисты еще не покинули своего гнезда на крыше, а причинить вред аистам не велят боги — накликаешь большое несчастье. Но как спасти русских? Им грозит большая опасность. Как предупредить их?
Поднявшись, старый Прийду неслышными шагами стал ходить в раздумье по комнате.
Глава X. ПРЕДАТЕЛЬ
У самого Ладожского озера, там, где Волхов, умерив свой бег, медленно несет мутные воды, хорошо приметен на реке небольшой островок, заросший высокой травой и кустарником. Легкий ветер шевелит сочные травы и зеленые ветви молодых березок, наклонившихся к самой воде. Из кустов дикой смородины и малины, осыпанных спелыми ягодами, разносится веселое разноголосое щебетанье пернатых лакомок. В густом ольшанике огромный лось лениво обкусывает свежие побеги; в тишине звучно раздается похрустывание стеблей на зубах зверя.
Но вот с дальнего берега островка послышался треск ломающихся сухих ветвей. Птицы испуганными стайками поднялись над кустарником, лось перестал жевать, прянул ушами и насторожился.
Шум становился все громче, явственнее; казалось, кто-то пробирается сквозь буйную поросль. Зашевелились кусты орешника, чья-то рука отвела в стороны зеленые ветви — и на берегу у самой воды показался человек.
Путник сел на траву, почти касаясь сапогами воды, и, прикрыв глаза ладонью, огляделся.
Его внимание привлекло небольшое рыбацкое суденышко, на палубе которого хорошо был виден человек, перебиравший сеть.
В лучах яркого полуденного солнца, на воде, вскипавшей вокруг сети, мелькали, будто серебряные иглы, небольшие рыбешки. Изредка человек нагибался, вынимал застрявшую в ячеях рыбу и бросал в корзину.
Несколько чаек, высматривающих добычу, с пронзительными криками кружили над судном.
— Неплох кораблик! — облегченно вздохнув, пробормотал человек, появившийся на берегу. — Как раз впору.
Нагнувшись, он плеснул на красное, потное лицо несколько пригоршней холодной воды, покрутил головой, определяя, откуда дует ветер, посмотрел на короткую полуденную тень, протянувшуюся от небольшой елочки, и поднялся на ноги.
— Э-гей! — воплем разнеслось по реке. — Э-гей! Эй, рыбак! — закричал путник, заметив, что человек на судне оглянулся. — Эй, сюда, человече! — И он замахал руками. — Сюда давай!
— Обожди-и… — донеслось с судна. — Не кричи, друг, на ветер-то, горло простуди-ишь!..
Еще раз призывно махнув рукой, путник уселся на траву к стал стаскивать сапоги, грязные, побитые дальней дорогой. С наслаждением опустив в воду натруженные ноги, он примостился поудобнее, подложил под голову небольшую котомку и бездумно стал смотреть на далекие облака, медленно проплывавшие куда-то нескончаемой вереницей.
Прошло немного времени, и ему стало казаться, что облака спустились совсем низко и окутали белесым туманом все вокруг.
Путник почувствовал страшную усталость — глаза стали смыкаться, отяжелевшая голова упала на грудь, и сон как-то сразу охватил его…
У берега раздались мерные удары весел о воду. Путник вздрогнул.
Открыв глаза, он увидел совсем близко небольшой паузокnote 33, идущий прямо на него. На веслах сидела женщина.
Путнику бросились в глаза золотистые волосы, выбившиеся из-под косынки, и широкая спина с прилипшей к ней мокрой от пота рубахой.
Женщина обернулась, и почти тотчас лодка врезалась в песчаную отмель.
— Прыгай быстрее, — с улыбкой сказала она. — Ты Максима, мужика моего, кликал? Недосуг ему, сети рыба порвала.
Путник не заставил себя ждать. Он мигом уселся в лодку, накренив ее тяжелым телом. Женщина ловко развернула паузок и стрелой помчала его обратно.
«Молодец женка!» — только и успел подумать путник, а уж лодка прижалась к борту рыбацкой соймы.
По приглашению хозяина, молодого дюжего мужика, путник уселся на лавке. Долго сидели молча.
— Говори, зачем пожаловал? — не выдержал хозяин, напрасно прождав первого слова от незнакомца.
— В монастырь Валаамский иду, святым отцам поклониться, — не сразу ответил путник. — Сойму твою хочу откупить, отвезешь ли?
Мужик удивленно смотрел на непрошеного гостя. Добротная одежда, меч у пояса, ножи за голенищами, бахилыnote 34, а особенно квадратное лицо, густо заросшее волосами, с крупным носом, не располагали к доверию. Он много видел странников, пробиравшихся к Валаамским островам, а таких, как этот, видеть не приходилось.
— Ну, говори, согласен? Да что же ты на меня уставился? — насмешливо спросил путник.
— Смиренья в тебе нет, не видывал таких богомольцев. — В глазах мужика сверкнула искра недоверия. — Кабыть не время ряженым быть.
— Смиренья, говоришь, нет. Да ты ведун!.. — И незнакомец расхохотался. — Ну, вот что, друг, — сказал он и вынул длинный кошель: — получай десять талеров. — Путник бросил деньги на стол. — А этих не хочешь, рублями новгородскими дам.
«Деньги большие, — подумал хозяин, — рыбой и за год не заработаешь».
— Ладно, довезу к святым отцам, — сказал он, сгребая ладонью монеты со стола. — Сети вот только починим.
— Нет! — отрезал путник; голос его прозвучал резко и повелительно. — Нет, тороплюсь я. Завтра святого Ивана славят, да и ветер с полудня нам справный. Вдвоем с бабой справишь дело. Двое ведь вас?
— Двое, — ответил мужик. — Мы-то с Евдокией, с женкой, что хошь справим; хоть баба она, а двух мужиков в нашем деле стоит.
— Ну и с богом, — уже спокойно сказал незнакомец. — Вздымай якорь, и в путь.
Скоро рыбацкая сойма, выйдя из реки и набрав в паруса ветра, пустилась по волнам озера Нево.
От устья Волхова низменный берег озера круто изгибается к северо-западу. Образовав тупой выступ, берега уходят на юг, уступая место большому мелководному заливу. В западном углу мелководья берет свое начало северная красавица Нева.
От беспокойных соседей, шведов, подступы к озеру Нево, откуда шли дороги в Новгород и Заволочье, охраняли две крепости: Орешек в верховье Невы и Карела на западном берегу. В северной части озера, на одном из Валаамских островов, расположился древний монастырь, свято чтимый новгородцами.
Когда путник увидел, что берега стали скрываться из виду, он вышел на палубу. Над озером стояла белая ночь. На западе давно погасли багровые отблески. Хозяин, держась за румпель, что-то напевал однообразное и грустное.
Ветер от юго-востока дул сильный, но ровный.
«Пора», — решил про себя незнакомец. Он подошел к мужику и встал с ним рядом.
— Друг, — негромко сказал он, — дело есть.
Хозяин посмотрел на него невидящим взглядом.
— Чего тебе еще, человече? — будто проснувшись, спросил он. — Идем хорошо, лучше лучшего, завтра вечерять с монахами будешь.
— Вот что, — приблизив свое квадратное лицо к уху хозяина, еще тише сказал незнакомец: — поворачивай-ка на Орешек. Ветер нам и на Орешек гож. Слышь, что говорю?
— Не рядился я на Орешек, — хмуро ответил рыбак.
— Ты не бойся, деньги все тебе останутся, — понял по-своему путник. — А ежели мимо стражи меня провезешь да сыску чтоб не было, тогда, друг, еще столько дам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31