установка душевой кабины на даче 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она знала, что никогда не забудет так рано ушедшего от нее Маршала, не изменит его памяти. Но неужели для того, чтобы не нарушать принятых на себя обетов, ей необходимо навек отказаться от мирской жизни с ее бедами и радостями? Кто мог ответить ей на этот вопрос, так давно мучивший ее?
Внезапно ей почудилось, что в дверь кельи кто-то тихонько постучал.
— Кто там? — спросила она.
— Сим.
Элинор распахнула дверь, решив, что стала жертвой обмана чувств, но в то же мгновение Симон вошел в келью и положил ладони ей на плечи.
— Как… как вам удалось пробраться сюда?
— Я еще с вечера перелез через монастырскую стену и притаился в кустах у трапезной. А когда стемнело, прокрался к вашей келье.
— Как вы осмелились нарушить мой покой и уединение здесь, в святой обители?
— Я хочу помешать вам сделать непоправимый шаг, Элинор. Вы не должны становиться монахиней.
— Мы не должны разговаривать! Ведь, если кто-нибудь пройдет по двору и услышит нас, я погибла!
— Вы правы. Зато мы можем воспользоваться другими чувствами, дарованными нам Творцом, — обонянием, осязанием друг друга. — Он провел ладонью по ее спине. — Они вполне заменят нам зрение и слух, ведь ваша свеча догорает и скоро мы окажемся в кромешной тьме.
Симон силой усадил ее, онемевшую от испуга, на узкую кровать и сам присел рядом. Элинор была полна решимости закричать, если бы он попытался овладеть ею. Пусть все сбегутся на этот крик, пусть она навеки опозорит себя— это все же лучше, чем позволить Симону де Монтфорту надругаться над ней.
Симон почувствовал, как хрупкое тело Элинор сотрясла дрожь. Ее близость, ее полная беззащитность возбуждали его, но внезапно чувство сострадания одержало в нем верх над вожделением. Он понял, что Элинор нуждалась сейчас скорее в дружеских, чем в любовных объятиях. Своим нетерпением он мог бы навек восстановить ее против себя. Следовало во что бы то ни стало победить ее страх.
Симон обнял ее за плечи и, не пытаясь привлечь к себе, в то же время не давал ей возможности отстраниться. Мало-помалу напряжение Элинор ослабело, дрожь унялась. Она поняла, что он не станет набрасываться на нее, словно дикий зверь, и с облегчением вздохнула. Лишь уловив этот вздох, Симон отпустил ее плечи и осторожно коснулся своей большой ладонью ее распущенных волос. Пальцыего пробежали по ее лбу, по щекам, затем очертили контуры ее губ, изгибы бровей.
«Неужто у этого неустрашимого воина, Бога войны, и впрямь такие нежные руки? Как могут пальцы, привыкшие сжимать рукоятку меча, так легко касаться моего лица?» — пронеслось у нее в голове.
Симон продолжал нежно гладить ее лицо, шею и плечи своими ладонями. Элинор почувствовала, как ноздри ее заполняет терпкий, пряный запах его тела. В нем смешались ароматы сандалового дерева, пота и кожаной конской сбруи, он был волнующим и зовущим.
Элинор не сразу осознала, что Симон поднес ее руку к своему лицу и что она осторожно водит пальцем по его скулам, лбу и бровям. Она смешалась и отдернула руку, словно обжегшись. Симон издал легкий смешок и вдруг вытянулся на узком ложе, притянув Элинор к себе. Она хотела вырваться из его объятий, но он крепко держал ее за талию, и мало-помалу она затихла, упиваясь внезапно нахлынувшим на нее чувством покоя и защищенности. Ей было так тепло и уютно в его могучих объятиях, что она закинула руку ему за шею и приникла к нему всем телом.
Усилием воли Симон поборол в себе желание обнажиться, раздеть Элинор и покрыть поцелуями ее стройное тело. Он понимал, что, желая покорить эту восхитительную женщину, он должен действовать осторожно. Его член отвердел и подрагивал под тонкой тканью рейтуз. Симон опасался, что тот навсегда останется твердым и налитым, словно кусок гранита.
Во всяком случае до тех пор, пока сопротивление Элинор не будет сломлено.
Близился рассвет. Симон рывком вскочил с кровати и, не выпуская Элинор из своих объятий, приник к ее губам долгим поцелуем. Он держал ее так крепко, что Элинор не могла ни высвободиться, ни позвать на помощь.
«Он целует меня в губы! — пронеслось у нее в голове. — Как же мои обеты, моя чистота, моя репутация?! О Боже!»
Губы Симона были мягкими и теплыми. Ему удалось раскрыть рот Элинор, и он принялся ласкать языком ее десны, губы, язык и внутреннюю поверхность щек. Никогда в жизни она еще не переживала ничего подобного. Элинор даже не предполагала, что способна испытывать столь волнующие ощущения. Теплая волна страсти подхватила ее и неудержимо влекла в океан наслаждений. Она прижалась к Симону всем телом и с трепетом отвечала на его поцелуй. Сознание ее затуманилось. Когда Элинор пришла в себя, она лежала на узкой монашеской кровати в опустевшей келье…
— Элинор, я надеюсь, что нынешней ночью, покоясь в Его объятиях, ты решила принять постриг и войти в распахнутые перед тобой двери нашей обители! — раздался над самым ее ухом голос настоятельницы монастыря. Очнувшись от дремоты, Элинор не сразу поняла, о чьих объятиях говорила преподобная мать, и густо покраснела. В памяти ее пронеслись события прошедшей ночи. Она смело взглянула в глаза пожилой монахини и ответила:
— Да, я приняла решение, мать-настоятельница. Я не стану произносить обеты послушания, нестяжания и целомудрия. Я не откажусь от мирской жизни, хотя по-прежнему готова творить дела милосердия и помогать монастырю чем смогу. Время траура по графу Пембруку истекло. Я исцелилась от горя и тоски, терзавших мою душу, и отныне перестану вести жизнь затворницы и возвращусь в мир.
— Обитель остро нуждается в деньгах, дитя мое. — Голос матери-настоятельницы дрогнул от волнения и страха.
Элинор нахмурилась и опустила голову. Выходит, сестры обители во главе с матерью-настоятельницей рассчитывали прежде всего на ее деньги. Спасение души Элинор Маршал заботило их гораздо меньше. «И как это я раньше не догадывалась об этом?» — удивилась она.
— Я помогу монастырю деньгами, но прежде мне хотелось бы просмотреть ваши расходные книги. Пришлите их мне с сестрой Марией. — Элинор сухо простилась с настоятельницей и поспешила вернуться домой, в башню Короля Джона.
— Бетти, приготовьте мне горячей воды для мытья и сожгите эти белые одежды! — сказала она немолодой служанке, которая последовала за ней сюда из Дарем-хаус.
Круглое лицо Бетти расплылось в радостной улыбке.
— Сию минуту, миледи! — отозвалась она. — Его величество присылал за вами своего пажа. Вас ждут во дворце, миледи.
— Хорошо, Бетти. Приготовь мое желтое атласное платье.
Проходя по внутреннему двору Виндзора, Элинор встретилась взглядом с Симоном де Монтфортом, который командовал учениями воинов дворцового гарнизона. Он был на голову выше всех окружающих. Солнце золотило его бронзовую кожу, блестевшую от пота. Элинор подняла глаза и приветливо помахала рукой Генриху, который наблюдал за учениями из окна своей приемной.
— Элинор, как я рад видеть тебя в нарядном, ярком платье! — приветствовал ее Генрих.
Элинор прошла в глубину комнаты и остановилась у окна:
— Я решила вернуться в мир. Я не стану монахиней, Генрих!
— Что за день! Одно радостное известие за другим! — И король коснулся губами ее лба. — Знаешь ли ты, что наши братья скоро прибудут ко двору?!
— Лусиньяны? — поморщилась Элинор. — Они доводятся нам братьями лишь наполовину.
— Ты, похоже, не рада этому известию? Совсем как моя супруга королева! — огорчился Генрих.
Глаза Элинор загорелись.
— Так она недовольна? Ну, в таком случае я не прочь познакомиться с младшими братцами!
— Вот и замечательно! Представляешь, какими почестями я смогу их осыпать?! Как они будут довольны, наши дорогие мальчики! Уильям написал мне письмо. Оказывается, он в восторге от рыцарских турниров. Я устрою великолепное состязание, чтобы порадовать его!
— Но ведь им запрещен въезд в страну!
— Что же из того? Разве я не король, чтобы отменить этот вздорный запрет? Погляди-ка сюда! — И Генрих до половины высунулся в окно. — Видишь этого широкоплечего великана? Это Симон де Монтфорт, величайший воин христианского мира! Рыцари стекаются в Виндзор отовсюду, чтобы поучиться у него владению мечом и копьем. Скоро моя армия станет самой сильной в Европе! Симон наверняка станет победителем предстоящего турнира!
Элинор разглядывала бронзовотелого великана, любуясь его ловкими движениями. На обоих его предплечьях были вытатуированы огнедышащие драконы.
— Ведь ты не откажешься вручать призы победителям? — встревоженно спросил Генрих. — Это ни в коем случае не бросит тень на твою репутацию, не станет нарушением твоих обетов.
— Не беспокойся, дорогой! Ведь я знаю, что для любого рыцаря большая честь — получить награду из рук принцессы! Я готова присутствовать на турнире. Придется пересмотреть весь мой гардероб, — смеясь, добавила она. — Я хочу, чтобы при виде моего наряда королева почернела от зависти.
— Ты все та же, моя маленькая Мэггот! — с нежностью проговорил Генрих. — Ты — мое бесценное сокровище!
23
На банкете, который король устроил по случаю прибытия в Виндзор своих единоутробных братьев, Элинор появилась в нежно-розовом платье из дорого восточного шелка. Подол его украшали вышитые золотом изображения цветов и бабочек. Поймав на себе полный злобной зависти взгляд королевы, Элинор не удержалась от торжествующей улыбки.
Братья, которых Генрих с гордостью представлял присутствующим, произвели на нее неприятное впечатление. Двое младших были высокими, тощими юнцами с некрасивыми, невыразительными лицами, зато старший, Уильям, навряд ли превосходил ростом саму Элинор. Он показался ей похожим скорее на девушку, чем на семнадцатилетнего юношу. Старший из де Лусиньянов чем-то напомнил ей смазливую, вертлявую служанку из Одигема. Усевшись за стол подле нее, Уильям без умолку болтал, хвастаясь, что Генрих пообещал женить его на богатой наследнице и что Эймер скоро получит высокий церковный пост.
— Он принял постриг? — рассеянно спросила Элинор.
— Нет еще, ему ведь всего пятнадцать. Но за этим дело не станет! — И Уильям расхохотался, подмигнув ей.
Элинор вздохнула с облегчением, когда к ней подошли Ричард с Изабеллой и она получила возможность хоть на время избавиться от назойливой трескотни Уильяма де Лусиньяна.
—Как я счастлив видеть тебя такой нарядной и оживленной! — сказал Ричард. — Мы так боялись за тебя, дорогая!
— Побеспокойся лучше о Генрихе, дорогой брат. Похоже, он снова готов наделать глупостей!
— Разве в моих силах отговорить его от этой дурацкой затеи с турниром? — понизив голос, проговорил Ричард. — Будем надеяться, что он не зайдет слишком далеко в своей щедрости к новообретенным родственникам!
— Изабелла, вся твоя родня намеренно игнорирует меня, — пожаловалась Элинор.
— О, никто из них не имеет ничего противтебя лично, — заверила ее невестка. — Все дело в деньгах. Ведь ты претендуешь на пятую часть всего имущества покойного Уильяма.
— Я еще не заявляла своих претензий и не получила ни гроша из его денег! — гордо выпрямилась Элинор. — Что вы за алчная семья? Неужели вы, Маршалы, недостаточно богаты, чтобы ссориться со мной из-за денег?
— Не говори так о нашей семье, дорогая! Я принадлежу к ней и горжусь ею! — И Изабелла направилась к тому концу стола, где восседали ее сестры, братья, племянники и зятья.
«Каждый отстаивает свои интересы», — с тоской подумала Элинор. Она внезапно почувствовала себя совсем одинокой среди всех этих людей. Никому здесь не было до нее дела. Она вспомнила об умершем муже, и на глаза ее навернулись слезы. Внезапно она поймала на себе взгляд Симона. Тот откровенно любовался ею. В глазах его читались восхищение и… торжество победителя.
Элинор резко повернулась к королю и с улыбкой спросила:
— Ты пошлешь вызов своему прославленному воину, графу Лестеру? Ведь тебя-то он не осмелится выбить из седла! Ручаюсь, что на завтрашнем турнире у него не найдется других противников, ведь он, если верить твоим словам, непобедим?
— Ты плохо знаешь мужчин, дорогая! — расхохотался Генрих. — Де Монтфорт получил уже с десяток вызовов. Мало кто устоял перед искушением скрестить с ним копья!
— Похоже, я и в самом деле плохо знаю мужчин. Но я нисколько не жалею об этом, — с досадой проговорила Элинор и вышла из-за стола. Она решила отправиться к себе, чтобы пораньше лечь спать. На завтрашнем турнире ей хотелось выглядеть свежей и отдохнувшей.
Наутро большой Виндзорский парк украсили шатры участников турнира. Наспех сколоченные дощатые трибуны были устланы дорогими восточными коврами.
Королева надела пурпурное платье и украсила свою золотоволосую голову золотой короной. Все ее придворные дамы были разодеты в цветастые платья ярких тонов, от которых рябило в глазах. Элинор была довольна, что выбрала для сегодняшнего дня белоснежный атласный наряд. Она знала, что светлое платье снова, как и прежде, выделяет ее из всего этого сборища.
Все рыцари надели поверх доспехов туники со своими гербами. Острые шишаки их шлемов были украшены султанами из разноцветных перьев. Единственное исключение являл собой Симон де Монтфорт. На нем поверх панциря была надета белая туника, на которой вместо герба был изображен красный крест — эмблема участника крестовых походов. Столь же скромно и непритязательно был украшен и его боевой щит.
Элинор рассеянно наблюдала за бесчисленными поединками, участниками которых были знатнейшие рыцари Англии. Ей не терпелось увидеть схватку Генриха с де Монтфортом. Великан успел уже выбить из седла всех до одного своих противников. Элинор злорадно улыбнулась, представив себе, как его копье, увенчанное шарфом королевы, упадет наземь. Ведь он не может не поддаться королю! Это было бы против всяких правил!
Наконец противники остановились на арене друг против друга. Распорядитель турнира взмахнул своим жезлом, и они пустили своих коней в галоп. Симон, как и ожидала Элинор, мчался навстречу королю с низко опущенным и отведенным в сторону копьем. Однако, приняв удар Генриха, он даже не покачнулся в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44


А-П

П-Я