Он поморщился. Габби решила, что причинила ему боль, и извинилась, снова погладив его грудь.
– Габриэлла…
Она тряхнула головой, стремясь, чтобы кошмар просто исчез, как это случалось прежде, и не желая воплощать свой ужас в слова.
– Это как-то связано с Трентом?
Габби вздрогнула и подняла на него расширившиеся глаза. Руки Уикхэма напряглись, снова привлекли ее к себе.
– Как вы… почему вы так подумали?
Рука Уикхэма погладила ее затылок, нащупала косу и начала играть ее кончиком, в который была вплетена голубая лента.
– Слуги – это бездонный колодец информации. Когда я понял, что вы боитесь Трента, то попросил Барнета расспросить их. Трент имеет какое-то отношение к вашей сломанной ноге, верно?
Габби едва сдержала удивление. Ей казалось, что это для всех осталось тайной.
– Говорите. – На сей раз это была не просьба, а приказ.
Какое-то мгновение Габби колебалась. Она не могла говорить о случившемся, просто не могла. Этого не знал никто. Ни сестры, ни Туиндл, ни Джим. Все эти годы она хранила события той ночи в тайне, и они являлись ей в кошмарах. Правда, с годами кошмары становились менее частыми и наконец почти прекратились. Сегодняшний стал первым после смерти отца. И, конечно, был вызван ее встречей с Трентом.
И тут она поняла, что есть человек, которому можно довериться. Не родственник, обремененный семейными отношениями, не сестры, которых эта история может только испугать и расстроить. А Габби так хотелось разделить эту тяжесть с надежным человеком.
Она могла поделиться с ним своим бременем без всяких последствий. Как будто разговаривая с самой собой.
– Он… я… мой отец… мне было двенадцать лет, – запинаясь, начала Габби, не поднимая на него глаз. – Мой отец устраивал… приемы. Знаете, в последние годы он был прикован к креслу и редко покидал Го-торн-Холл. К нему приезжали его друзья. Это была беспутная публика: знатные люди и их любовницы. Они пили, играли в азартные игры и… ну, я думаю, можно не говорить, что происходило потом.
– Догадываюсь, – сухо ответил Уикхэм.
– Так вот, однажды вечером отцу не повезло. Он проиграл весь доход от поместья. Думаю, проиграл бы и само поместье, если бы оно не было майоратом. В пятом часу утра пришел слуга, разбудил меня и сказал, что меня срочно хочет видеть отец. Я даже не успела одеться, просто накинула на ночную рубашку халат и побежала со всех ног, решив, что отец при смерти. Он был в своих покоях на третьем этаже; в то время отец уже редко спускался вниз. Ничего страшного с отцом не произошло. Он сидел за столом с Трентом и играл в карты. И только через несколько минут до меня дошло, что на кону стою я сама.
С губ Уикхэма сорвался какой-то нечленораздельный звук, и его объятия стали крепче. Габби тяжело вздохнула и продолжила рассказ:
– Было видно, что отец проигрался дотла. Перед Трентом лежала куча денег и расписок. Несколько минут они не обращали на меня внимания. Потом отец кивком подозвал меня и повернул лицом к Тренту. «Годится?» – спросил он. Я была слишком мала, чтобы понимать происходящее, но взгляд Трента меня смутил. Я слегка испугалась, но тут отец напугал меня еще сильнее. Я стояла, не понимая, что происходит. Наконец Трент кивнул. Отец что-то написал на листе бумаги, злорадно сказал: «Двадцать тысяч фунтов против одной маленькой девственницы» – и бросил записку Тренту.
Они сыграли, и отец проиграл. А потом он уехал. Колеса его инвалидного кресла страшно скрипели…
Габби закрыла глаза. События той давней ночи ожили с новой силой.
– Мне до сих пор слышится скрежет ключа в замке. Я оказалась запертой, наедине с Трентом…
Уикхэм что-то едва слышно пробормотал. Габби сделала паузу, пытаясь совладать с голосом… и не смогла продолжить рассказ.
Под ее ухом гулко билось сильное мужское сердце. Слава богу, что она сохранила способность дышать.
34
– Ублюдок пытался вас изнасиловать. – Это не было вопросом. Голос Уикхэма звучал хрипло.
Габби почувствовала, что его пальцы сжались в кулаки и стиснули ткань ночной рубашки.
– Он велел мне раздеться, – срывающимся голосом продолжила Габби. – Он не сомневался в том, что я послушаюсь. Когда я отказалась, он схватил меня. Я вырвалась и бросилась к двери, но он ударил меня тростью – той самой, с которой ходит сейчас, – и сбил с ног. А потом бил снова и снова. Я сумела вырваться во второй раз и поднялась с пола. Когда он погнался за мной, я… выпрыгнула в окно. До земли было далеко. Я почувствовала… помню, была чудесная звездная ночь, очень теплая для сентября. На мгновение я почувствовала, что лечу, а потом упала на каменную террасу. Я потеряла сознание и сломала ногу. Потом… когда я очнулась, мне было очень больно и страшно. Слишком страшно, чтобы звать на помощь, но в конце концов я это сделала. Никто не пришел, пока не рассвело. А потом Клер увидела меня из окна детской и бегом спустилась по лестнице.
Поделившись своей тайной, Габби испытала невероятное облегчение.
– Господи, кем же был ваш отец? – сдавленно спросил Уикхэм.
– Чудовищем. Он ненавидел нас, всех и каждую. Потом он обвинял меня, потому что его долг Тренту так и остался неоплаченным. Думаю, он снова предлагал меня герцогу, но я больше не представляла для Трента интереса, потому что осталась… калекой. – Последнее слово она произнесла чуть слышно.
Уикхэм негромко выругался, не побоявшись шокировать Габби, а потом прижал ее к себе и начал укачивать как маленькую, нежно поглаживая по голове и спине. Его губы коснулись сначала лба Габби, потом виска, щеки…
Но прежде чем забыться в его объятиях, она должна была рассказать еще кое-что.
Габби сделала глубокий вдох, решившись идти до конца:
– Он… почему-то теперь, когда мы приехали в Лондон… он снова заинтересовался мной. Вчера вечером… он был в «Альмаке». Он сказал… сказал, что расписка все еще у него. Сказал… что придет получить по счету. Скоро…
Несмотря на все ее усилия, голос снова сорвался.
Обнимавшие ее руки внезапно стали стальными. Теплая упругая грудь, на которой лежала голова Габби, напряглась и окаменела. Дыхание стало более глубоким, как у человека, который пытается сдержать гнев.
Внезапно Габби вспомнила свое первое впечатление от этого человека: он мог быть очень опасным.
– Вчера вечером Трент угрожал вам? – Его голос звучал удивительно бесстрастно.
Габби кивнула и с усилием сглотнула. Она не могла издать ни звука.
– Не переживайте из-за этого. Я убью его, – сказал он так спокойно, словно речь шла о завтрашней прогулке.
У Габби расширились глаза. Наверно, он шутит… Но интуиция подсказывала ей, что это не шутка. Она похолодела от страха, представив себе, что Уикхэм пытается убить Трента, а вместо этого погибает сам.
– Нет! Нет, пожалуйста, не надо! Трент очень могуществен. Он несметно богат и… Кроме того, он связан с мерзкими людьми. Я не хочу, чтобы вы пострадали. Пожалуйста…
Наступила пауза.
– Габриэлла…
Она почувствовала, что объятия Уикхэма стали не такими крепкими, тело слегка расслабилось, а дыхание успокоилось.
– Да?
– Вы знаете, что это самая приятная вещь, которую я от вас слышал?
Несмотря на сумбур в чувствах, Габби сумела расслышать в его голосе шутливую нотку. Он смотрел на нее сверху вниз, и глаза его лукаво поблескивали. Уголок рта едва заметно приподнялся. Она достаточно хорошо знала этого мужчину и понимала, что неожиданный приступ веселья не означает отказа от намерения убить Трента. Было ясно, что он недооценивал угрозу, которую представлял собой герцог.
Пальцы Габби снова легли на его грудь. Внезапно ее руки стали ледяными. В прямом столкновении с Трентом Уикхэм мог иметь преимущество, но открытого столкновения не будет. Этому дьяволу не нужно действовать своими руками; имея такие деньги и такое могущество, ему достаточно просто выразить желание, чтобы Уикхэма не стало, и оно будет выполнено.
– Уй! Вы делаете мне больно, – пожаловался Уикхэм. Он нежно положил руку на ее ладонь и заставил пальцы разжаться.
– Я не должна была вам рассказывать, – с отчаянием пробормотала Габби. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Не вмешивайтесь в это дело, понятно? Он убьет вас. Он может приказать…
– Габриэлла, – прервал Уикхэм, продолжая гладить ее руку, – не бойтесь за меня. Слава богу, я могу позаботиться о себе. Трент не причинит мне вреда. Даже если он сумеет уйти от меня живым, то больше никогда не подойдет к вам. Я позабочусь об этом. Так что можете без боязни поручить это дело мне.
– Вы ничего не понимаете! – в отчаянии возразила Габби. – Трент не будет действовать своими руками. Просто прикажет кому-то убить вас, щедро заплатит ему, и это будет сделано. Пожалуйста, пожалуйста, пообещайте мне, что не станете вмешиваться!
– Вы должны поверить мне, – безмятежно ответил Уикхэм, продолжая поглаживать ее руку. Габби чуть не заплакала:
– Если вы считаете себя непобедимым, то вы настоящий олух. Даже я сумела подстрелить вас! Его улыбка стала шире.
– В свое оправдание могу сказать только одно: я не ожидал, что такая добропорядочная леди способна нанести мне предательский удар.
Нежелание принимать ее слова всерьез выводило Габби из себя.
– Трент не остановится ни перед чем, – упрямо ответила она, с тревогой глядя ему в лицо. – Убить вас ему так же легко, как прихлопнуть муху.
– Габриэлла… – Уикхэм смотрел на нее с интересом. – Если бы я был тщеславен, то решил бы, что вы заботитесь о моей безопасности, потому что неравнодушны ко мне.
Габби, ошеломленная этим замечанием, уставилась на него. Неравнодушна…
Эта мысль прежде не приходила ей в голову, но теперь все стало на свои места. Да, он прав. Она неравнодушна к нему… Неравнодушна? Не то слово. За время их знакомства она мало-помалу привыкла к нему, стала относиться как к близкому другу и даже больше. Хотя Габби знала – нет, была уверена, – что он может исчезнуть так же неожиданно, как появился, но сегодня ночью, лежа в его объятиях, она понимала, что противиться волшебству лунного света невозможно.
«Я люблю его», – подумала она, не сводя с Уикхэма широко открытых глаз.
– Я даже не знаю вашего имени, – прошептала испуганная Габби, не обращая внимания на голос рассудка, возмущенного столь вопиющей глупостью.
– Ник, – ответил он, не отводя взгляда. – Меня зовут Ник.
И, не тратя больше слов, осторожно привлек ее к себе и прильнул к губам Габби.
35
Его рот был твердым, теплым и ласковым. Он нежно целовал Габби, пока кровь, струившаяся по ее жилам, не превратилась в огненную лаву.
Габби закрыла глаза, приоткрыла губы и безропотно вверила ему себя.
Ник. Не так уж много она теперь знает о нем. К тому же совсем не обязательно, что это его настоящее имя. Но она поняла, что это неважно. Она будет принадлежать этому мужчине, кем бы он ни был, пока он хочет этого. Ее тело знало это инстинктивно, разум, застигнутый врасплох, смирился.
Она не думала о том, что хорошо, а что плохо, не думала, что ставит под угрозу будущее, за которое так отчаянно боролась. Думала только о Нике и о чувствах, которые он в ней вызывал.
«Ник», – снова подумала она, затем произнесла это имя вслух, обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Внезапно его губы стали требовательными. Он повернулся, положил Габби навзничь, лег на нее сверху и оперся на локти. Твердое, мускулистое бедро раздвинуло ее ноги, ночная рубашка задралась, и Габби задрожала от возбуждения.
Он целовал Габби так, словно изголодался по вкусу ее губ. Язык Ника скользнул в ее рот и вступил в поединок с ее языком. Сначала Габби отвечала ему стыдливо, но постепенно отдалась природным инстинктам и последовала зову тела. Ласки, которыми они одаряли друг друга, становились все более дерзкими.
Его рот имел вкус бренди и сигар, и Габби не могла им насытиться. Его колючий подбородок покалывал ее кожу, и Габби нравилось это ощущение. Его руки обхватывали ее лицо и не давали прервать поцелуй. Она прильнула к Нику и бесстыдно прижалась грудью к его груди, желая стать с ним одним целым. Ее бедро ощущало твердое и упругое доказательство его желания.
– Габриэлла… – дрогнувшим голосом сказал он. Габби открыла глаза и всмотрелась в его лицо. Ник. Ее ослепительно красивый Ник…
– Габриэлла, я…
– Тс-с… – прошептала Габби и попыталась снова привлечь его к себе.
Она не хотела ни говорить, ни слушать. Хотела только целовать, целовать до изнеможения. Его поцелуи палили огнем, сводили с ума…
– Габриэлла, послушай…
Он продолжал сопротивляться ее рукам, а когда Габби сама начала искать его губы, отвернулся в сторону. Его глаза, блестевшие во тьме как черные бриллианты, изучали ее лицо.
– Я уже говорил тебе, что слишком много выпил и могу потерять над собой контроль, как в прошлый раз. Вряд ли мне удастся сдержать себя. И если я сейчас же не уйду из твоей постели, то не смогу уйти вовсе.
И все же, несмотря на предупреждение, он не отводил взгляда от ее рта, его рука продолжала водить пальцем по ее нежным губам, а восставшая плоть касалась бедра Габби, доказывая силу его желания.
Габби смотрела на него снизу вверх. Ее губы раскрылись сами собой, инстинктивно отвечая на прикосновение. Она сходила по нему с ума, тянулась к нему каждой клеточкой своего тела, отчаянно жаждала его.
Что бы ни случилось, какими бы ни были последствия, отступать поздно. Она больше никогда не ощутит того, что ощущает с ним.
– Я не хочу, чтобы ты уходил из моей постели. – Как ни странно, ее голос звучал очень ровно. Глаза Ника сузились.
– Ты сама не знаешь, что говоришь. Завтра… – хрипло пробормотал он.
Габби ласкала его шею и погружала пальцы в густые шелковистые волосы.
«Он пытается сопротивляться и все же тянется к моим губам», – думала она.
– Мне все равно, что будет завтра, – прошептала она, подняла голову и сама прильнула к его рту.
– Габриэлла! – гортанно простонал он, ощутив прикосновение ее губ.
А потом сдался. Руки Ника, словно обретя наконец свободу, стали ласкать ее груди, поглаживать живот и бедра. Габби ахнула, негромко вскрикнула и стала извиваться всем телом, помогая Нику снять с нее ночную рубашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35