Она робко дотронулась рукой до ткани и приподняла угол. На глаза ее навернулись слезы.
Золотая долина! Копия той работы, что сгорела вместе с шатром. Эту, вторую, картину она написала уже по памяти во Флоренции.
Единственное напоминание о том месте, где все началось. Она нежно погладила изображение Эмриса на холсте.
«Я люблю тебя», – с нежностью подумала она.
Затем осторожно заглянула, что скрывают другие задрапированные холсты. Все это были ее картины! Те, что остались во Флоренции. И вот они все, все до одной висят в этой комнате! Значит, Эмрис купил их для нее!
Элизабет услышала шаги и повернулась к двери. Это был Роберт. Он остановился в дверях.
– Миледи, мне необходимо поговорить с вами!
– Мастерская… – прошептала она. – Почему ты пытался не пустить меня сюда?
– Простите, леди Элизабет! Дело в том, что это предназначалось для вас, – признался он, – в подарок от лорда Эмриса. Именно поэтому он не показал вам ее раньше. Ваши картины из Флоренции прибыли сразу после его отъезда. А бочонки с красками он прислал из Эдинбурга вчера.
Она огляделась кругом, не скрывая слез радости.
– Здесь чудесно!
– Да, миледи. Зимой это самое теплое помещение в замке. Отсюда открывается прекрасный вид на долину. Милорд хотел, чтобы здесь вы чувствовали себя как дома и могли спокойно работать. Но, миледи…
– Мне очень нравится это место. Я уже люблю его, – перебила его Элизабет, глядя на Роберта сквозь слезы. – Я люблю Эмриса Макферсона!
Роберт наблюдал, как лицо молодой женщины озаряется счастьем. Ему очень не хотелось разрушать этот светлый миг, но он должен ей сообщить о непрошеных гостях.
– Ты можешь идти, Роберт, – мягко сказала она. – Мне нужно немного прийти в себя после такого щедрого подарка.
– Простите, миледи. Но вас ждут!
– Они не могут подождать еще немного?
Роберт отрицательно покачал головой.
– Наши люди уже впустили их в замок.
– А кто это? – спросила Элизабет. – Каменотесы из Эдинбурга, которых обещал прислать Эмрис?
– Нет, миледи. Приехал ваш отец.
ГЛАВА 28
Элизабет со стесненным сердцем вошла и окинула взглядом парадный зал. Джеми, по словам Роберта, осталась здесь вместе с дедом. Свиту Томаса Болейна разместили во дворе замка под надзором воинов клана Макферсона.
Лихорадочно шаря глазами по пустому залу, Элизабет почувствовала, как ее охватывает паника. Час назад, когда они с Робертом уходили отсюда, чтобы подняться в северную башню, здесь было шумно от стука топоров и криков рабочих. Пыль, поднятая ими, до сих пор витала в воздухе в солнечном свете, льющемся из высокого окна. А сейчас здесь было пусто и очень тихо.
Наконец она увидела отца в дальнем конце огромного зала.
Томас Болейн сидел в высоком кресле хозяина замка у камина, в котором даже летом поддерживался огонь. Массивный серебряный кубок с вином стоял рядом с креслом. Склонив голову, он что-то тихо говорил Джеми, которая сидела с котенком на руках у него на коленях и украдкой искоса поглядывала на незнакомца.
Томас Болейн повернул голову и, увидев Элизабет, стал с трудом подниматься на ноги. С сильно бьющимся сердцем она сделала шаг навстречу. Ей пришлось изо всех сил сжать кулаки, чтобы унять охватившую ее предательскую дрожь. Джеми бросилась ей навстречу. Звук легких шагов девочки нарушал тишину, царившую в громадном зале.
Элизабет присела и раскрыла объятия малышке.
Джеми обняла ее за шею, и она крепко прижала девочку к себе.
– Ступай в мою спальню и жди, пока я за тобой не приду, – шепнула она.
Джеми кивнула в ответ, но продолжала прижиматься к Элизабет, обхватив ее за шею. Посмотрев в темные глаза, так похожие на ее собственные, Элизабет увидела в них страх.
– Я боюсь, – прошептала девочка. – Он сказал, что он мой дедушка.
– Так и есть, – спокойно ответила Элизабет. – Он говорит, что хочет забрать нас с собой в Англию. Тебя и меня. Но мы же не поедем с ним, правда? – огромные глаза испуганно смотрели на нее.
– Нет, конечно, мы не поедем.
Джеми кивнула и прижалась к самому уху Элизабет.
– Я не отвечала на его вопросы! – шепнула она.
– Ты правильно сделала, родная. – Элизабет поправила воротничок на платье Джеми. – А теперь беги.
Джеми разомкнула руки и спросила:
– Когда приедет барон? Я хочу, чтобы он был здесь.
– Я тоже скучаю по нему, детка.
– Он никому не позволил бы увезти нас. – Она с опаской оглянулась через плечо и добавила: – Я знаю, он не дал бы нас в обиду.
Элизабет сложила ладошки девочки вместе и поцеловала маленькие пальчики.
– Ты права, моя радость. Но никто и не собирается нас увозить, пока Эмрис не вернется от королевы. Мы никому не позволим этого. А теперь, ступай, детка.
Девочка привстала на цыпочки, поцеловала Элизабет в обе щеки и вприпрыжку выбежала из зала вместе со своим котенком.
Элизабет не поворачивалась к отцу, пока шаги Джеми не стихли за дверьми зала. Только тогда встала на ноги.
Сэр Томас выглядел болезненно и заметно постарел. Элизабет пристально пригляделась к человеку, которого так боялась и от которого сбежала почти четыре года назад. Годы, а может, образ жизни оставили на нем свой отпечаток. Он сильно похудел, поник, сгорбился, как будто под тяжестью прожитых лет.
Даже сейчас, в теплое летнее время, на нем была толстая шерстяная куртка, поверх которой был надет шитый золотом парадный камзол. Она заметила на кресле тяжелый плащ с капюшоном. Его черные глаза, казалось, запали на худом, изрезанном глубокими морщинами лице.
Глаза Элизабет расширились, когда она увидела, как он раскрывает ей объятия. Точно так же, как она сейчас, когда обнимала Джеми.
Пораженная, Элизабет застыла перед ним, ничего не понимая. Он шагнул ей навстречу с распростертыми объятиями. Глубинный, необъяснимый ужас холодной волной прокатился по телу, лишая сил. Так нежные стебельки нарциссов за одну ночь никнут от последних объятий умирающей зимы.
Сколько раз, будучи ребенком, она мечтала укрыться от детских невзгод в спасительных отцовских объятиях и хоть раз почувствовать какое-то проявление добрых чувств к себе. Но это так и осталось мечтой.
Он сделал еще один шаг навстречу. Она боролась с желанием кинуться к нему в поисках защиты. «Но защиты от кого? – вдруг подумала она. – От кого я всю жизнь искала защиты?»
Ее глаза сузились от гнева. Именно сэр Томас Болейн, ее собственный отец, четыре года назад бесстыдно торговал своей дочерью. Из-за него она была вынуждена пройти через ад.
Он приближался.
Элизабет теперь боролась с желанием развернуться и убежать, но заставляла себя стоять неподвижно. Она смотрела ему прямо в глаза, ища подтверждения его вины и оправдания для своего гнева, но ничего не находила.
В них ничего не было – ни жестокости, ни злости, ни алчности. Перед ней были глаза одинокого старика, уставшего от жизни.
Неожиданно она поняла, что не знает, как ей себя вести.
Сэр Томас дотронулся до нее.
Элизабет стояла неподвижно, пока он обнял ее за плечи и торжественно поцеловал в обе щеки. Она боролась с желанием отстраниться, но с удивлением поняла, что одновременно борется с желанием обнять его в ответ. «Просто из вежливости», – успокоила она себя.
Она кивнула головой, так и не решив, как ей надо держаться. Его приветствие смутило и выбило ее из колеи.
– Я всем сердцем рад нашей встрече, Элизабет, – сказал Томас Болейн и погладил ее по густым коротким волосам, но лицо его осталось бесстрастным. Он никак не выказал своего удивления по поводу ее прически. Наконец он опустил руки и взял ее безвольные пальцы в ладонь.
– Не могу сказать того же о себе, – невнятно пробормотала она.
Руки и тон Элизабет были ледяными, но она чувствовала, как горят ее щеки, а каменное выражение лица совсем не соответствовало тому, что творилось у нее в душе.
Впервые за много лет Элизабет чувствовала себя слабой и беззащитной, и это ее нервировало.
Отец крепче сжал ее руку и мягко подтолкнул к креслу у камина. Она подчинилась. – Я проделал такой длинный путь до Шотландии не для того, чтобы ссориться, – сказал он.
– А для чего же?
– В поисках мира, Элизабет.
– Мира? – выдохнула она. – Между кем?
– Между мною и тобой, девочка. Возможно, ради Джеми.
Она молча смотрела, как отец придвигает кресло поменьше к своему и жестом предлагает ей сесть. Не желая подчиняться ему ни в чем, она осталась стоять рядом с креслом.
– Мы с Джеми и так жили в мире. До вашего приезда.
Сэр Томас молча посмотрел на нее и тяжело опустился в кресло Эмриса. Он изучающе осмотрел беспорядок, оставленный рабочими, и сухо сказал:
– Он уже бросил тебя.
Элизабет почувствовала, как от его слов ее желудок словно наполняется камнями.
– Мы помолвлены и скоро поженимся.
– Ха! Мы с твоей матерью тоже были помолвлены и собирались пожениться. – Голос его слегка задрожал. – Но я бросил ее.
– Не сравнивайте, пожалуйста, несравнимые вещи, – ледяным тоном отрезала она. – Вам нужно было имя и положение, дававшие власть, а не она сама.
Он перевел глаза на пламя в камине и сдавленным голосом произнес:
– Она ничего не смогла мне дать. Ни денег, ни положения.
– Она отдала вам все, что у нее было. Свое сердце и любовь.
– Да, она любила меня, но мне этого было недостаточно, – прошептал он. Потом пристально посмотрел на нее. – И шотландцу этого тоже будет мало.
– Не у всех вместо сердца камень, – отразила удар Элизабет. – В отличие от вас у Эмриса доброе, чуткое сердце. Он умеет любить и ненавидеть, различать, где добро, а где зло.
– Я просто мужчина. И он, учти, тоже.
– Вы – просто чудовище! – вспыхнула она и указала рукой на его расшитый золотом камзол. – И никакая золотая парча этого не скроет!
– Золотая парча, – сказал он после долгой паузы, как будто про себя. – И все началось в Золотой долине…
Множество аргументов крутились у нее в голове. Ей так много хотелось сказать! Эти мужчины были абсолютно разные, как свет и тьма, как радость и ужас, как небеса и ад. Но она не надеялась, что ее слова достигнут цели. Сэр Томас между тем с бесстрастным лицом сидел перед ней в кресле Эмриса. Элизабет перевела взгляд на огонь в камине.
– Вы сказали, что приехали в поисках мира, – с усмешкой сказала она. Элизабет не собиралась выставлять свои чувства напоказ. У нее за плечами была прекрасная школа, и она могла управлять своими эмоциями. Ей нужно выяснить, зачем он приехал. – Я прекрасно жила все эти годы без ваших советов и не нуждаюсь в них в дальнейшем.
– Элизабет, – произнес он, глядя на нее так пристально, что она подняла на него взгляд. – Я не порицаю тебя за чувства, которые ты испытываешь.
Она опять отвернулась и приблизилась к камину. Ее передернуло от холода, который вдруг пробрал ее до костей. Подбросив полено в тлеющие угли, Элизабет наблюдала, как его лижут языки пламени, то внезапно разгораясь, то разлетаясь снопом веселых искорок. Внезапно она вздрогнула, как будто боль, которую она испытала от побоев отца, опять вернулась.
Стоя спиной к отцу, Элизабет осторожно прикоснулась пальцем к метке, которую он оставил на щеке. Шрам почти исчез и был едва заметен, но рана в сердце – осталась. Гнев и обида, которые навсегда остались в ней. Она не знала, сможет ли что-нибудь в будущем уменьшить боль от этого жестокого и злобного поступка отца.
– Зачем вы приехали? – не оборачиваясь, спросила Элизабет.
– Я уже ответил тебе – чтобы помириться.
– Но почему сейчас, когда прошло столько лет? – Она повернулась и посмотрела ему в глаза.
Прежде чем ответить, он долго рассматривал свои руки.
– Я искал тебя и раньше. Но после того, как ваш шатер сгорел, ты как сквозь землю провалилась.
Элизабет стояла молча, ожидая, что он скажет еще.
– Я хотел вернуть тебя, – продолжал он. – Я рассылал людей на твои поиски в разные уголки страны, отправлял их в Париж, подкупал прислугу в домах, где ты прежде бывала. Я дошел до того, что назначил за сведения о тебе награду.
Элизабет молча слушала его признания, не выдавая своих чувств.
– Да, я хотел тебя вернуть. Преподать тебе урок. Ничто тогда не сделало бы меня счастливее, чем возможность швырнуть тебя в кровать королю, доказав ему, что он значит для меня гораздо больше, чем собственный ребенок.
В зале воцарилась мертвая тишина.
– Но вы не смогли отыскать меня, – сухо сказала Элизабет.
– Ты права, девочка, я не нашел тебя. – Сэр Томас глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. – Но теперь я понял, что на то была божья воля. Он хотел, чтобы я ждал и учился. Иногда жизненные уроки длятся долго и тяжело даются.
– Неужели вы чему-то научились?
Горькая усмешка скривила его рот.
– Да, Элизабет, я многому научился у своих детей.
– Вы имеете в виду Анну?
– Нет, у всех троих своих дочерей, на которых я всю жизнь смотрел свысока, которых считал просто козырями в игре, лучшим товаром для сделок, чтобы увеличить свое влияние и упрочить положение. Нет, Элизабет, не одна Анна научила меня. Все вы преподали мне хорошие уроки.
Элизабет присела у огня, наблюдая, как взгляд отца уносится куда-то вдаль.
– Ты была первой, Элизабет. Ты, самая моя гордая и независимая дочь. Ты, в которой соединились доброта и красота матери и мое упорство. В тебе воплотились наши лучшие качества. И я ненавидел тебя за это. Я просто не выносил тебя. С самого детства я видел в тебе Катрин… и себя. Да, да, свою лучшую часть. Доброго и честного Томаса Болейна, который существовал много лет назад. Человека, который не оставил бы свою единственную любовь за все золото мира. Но ты была даже сильнее, чем я. Ты была чище. В тебе было что-то такое, чего во мне никогда не было.
– И вы до сих пор ненавидите меня за это? За то, что я была личностью? За то, что такой и осталась?
– Нет, нет! Сколько раз я просыпался в слезах и молил о прощении. Поверь мне, Элизабет… Знаешь, твоя мать почти каждую ночь приходит ко мне. Она преследует меня в снах и наяву… Да, я знаю, что никогда не вымолю у нее прощения за свои грехи. Но во сне я молю ее, чтобы меня простила хотя бы ты.
Элизабет опустила глаза. В горящих глазах отца сквозил ужас. Ей не хотелось это видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45