Габриэлла лукаво улыбнулась и начала:
В одном краю такой был случай:
Гуляя как-то раз,
Набрел мудрец на куст колючий
И выцарапал глаз.
Мудрец на редкость был умен
И, не сказав ни слова,
Забрел в другой кустарник
И повредил глаз снова.
Сказать, что Питер был удивлен, это значит ничего не сказать. Он был просто ошарашен. Ну и девчонка! Каждый день что-нибудь новенькое. А Габриэлла между тем продолжала:
Однажды старушка у нас в городке
Послала на мельницу мышку в мешке.
Но мельник ни разу мышей не молол,
А если молол, так не брал за помол!
— Обожаю потешки! — расхохотался Питер и откинулся на подушки.
— Потешки — это тоже поэзия, — заметила Габриэлла.
— Вольная поэзия, — поправил он и вытер выступившие от смеха слезы. — Моя любимая. Читай дальше.
Габриэлла читала, а Питер смотрел на нее со все возрастающим интересом. То, что она проделывала, иначе как мятежом назвать было нельзя, и Питер очень хорошо понимал ее. Ему была понятна потребность сбросить с себя унизительные оковы подчинения, понятно желание встать на свой собственный путь. Питер Сент-Джеймс уже много лет боролся с матерью, отстаивая свою независимость, но делал это совершенно другим способом. Однако тот метод, который выбрала Габриэлла, такой остроумный, свежий и неожиданный, с каждой минутой импонировал ему все больше и больше. Ее мятеж был так же очарователен, как и она сама.
Габриэлла на минуту прервалась, чтобы попить воды. От долгого чтения в горле у нее пересохло. Питер тут же воспользовался этим и, схватив книгу, продолжил начатое ею четверостишие. Оба покатывались со смеху.
— Потешки! — ахнула Розалинда, когда Гюнтер, скорчив постную физиономию, сообщил ей, чем Габриэлла и граф занимаются за закрытыми дверьми. — Но я же предупреждала ее! Я настаивала на классической поэзии. Сонетах Шекспира, например. На это Гюнтер только пожал плечами. Прихватив с собой Женевьеву, Розалинда уверенно зашагала к комнате Габриэллы. Из будуара доносился только голос графа, и Розалинда облегченно вздохнула. Слава Богу, кажется, лорд Сэндборн поставил упрямую девчонку на место. Но что же это он читает? На Шекспира не похоже… Розалинда прислушалась и прямо-таки позеленела от ярости. Питер отчетливо декламировал:
Джон спросил у Джона: «Сколько стоит утка?» Джон ответил Джону: «Двадцать пять монет». Джон спросил у Джона: «Может, это шутка?» Джон ответил Джону: «Может быть, и нет».
— Мне плохо, — Розалинда пошатнулась и ухватилась за руку Женевьевы. — Да ведь это же он читает ей потешки, а не она ему. Право, этот человек просто какой-то извращенец.
Прочитав с выражением последний стишок, Питер захлопнул книгу и посмотрел на Габриэллу. Глаза девушки блестели, она была счастлива, как никогда.
— У меня слабость к потешкам, — признался он. — Еще несколько лет назад я взял на себя добровольное обязательство заучивать все куплеты, которые печатает «Панч».
Габриэлла сидела на диване, боком прислонившись к подушке. Одну ногу она подогнула под себя, а вторая чуть свешивалась. Вся ее поза дышала покоем и негой и еще была… неимоверно эротична. Сама Габриэлла этого не понимала, зато Питер, знающий толк в подобных делах, сразу пришел в соответствующее настроение. Он направился было к ней, но тут, как всегда не вовремя, послышался стук в дверь. Это, конечно же, был Гюнтер! Дворецкий вкатил свою неизменную тележку и, поставив ее перед диваном, объявил:
— Миссис Леко предположила, что после декламации вы захотите немного освежиться.
Гюнтер открыл шампанское и удалился. За это время Питер успел полностью прийти в себя. Он подошел к полкам и, пробежав глазами названия книг, заметил:
— А у тебя довольно разнообразные в кусы. Тут и «вольная поэзия», и классические трактаты, и пьесы великих мастеров.
Он подошел к дивану и наполнил бокалы шампанским. Габриэлла взяла свой и привычным уже жестом вылила его содержимое в цветочный горшок. Питер усмехнулся и продолжил:
— Если бы я знал, что во французских школах для девочек преподают такие предметы, то сам подал бы прошение о поступлении в одну из них. Что скажешь, меня бы приняли?
— Возможно, — улыбнулась Габриэлла. — Но ведь не все школы одинаковы. Я, например, считаю, что нам очень многое дала сама мадам Маршан. Обычно выпускницы подобных академий хорошо танцуют, немного играют, декламируют, но не более, — Габриэлла посмотрела на него: глаза ее были полны тоски и сожаления о чем-то далеком и уже, увы, прошедшем.
— Ты скучаешь по Франции, да? По жизни в академии, директрисе и подругам?
— Да, — призналась она и почти весело проговорила: — Вот ведь какая ирония судьбы: сначала я ненавидела школу, а теперь вспоминаю о ней с нежностью. Когда Розалинда привезла меня во Францию, все там казалось мне чужим и ужасно скучным, но со временем я привыкла. Моя мать думала, что я впитаю культуру чужой страны, как губка, а потом буду выдавать информацию по ее команде, но она ошиблась. Знания, которые я получила, сформировали мою личность, у меня появились свои мысли, идеи… Жаль, что Розалинда никак не хочет этого понять и ничуть не считается с моими желаниями.
Питер наблюдал за ней и думал, что вернее было бы не «желания», а «отсутствие желаний». Желаний и страстей. Габриэлла почему-то убедила себя в этом и стойко отстаивает свою точку зрения. Хотя достаточно послушать, как она играет, говорит, смеется, чтобы понять, какая страстная натура скрывается за внешней чопорностью.
— Ты как-то говорила мне, что у тебя нет склонности… ну, ты понимаешь к чему.
— А с чего ты взяла, что у тебя этой склонности нет?
— Мне кажется, это очевидно, — она выпрямилась и почувствовала, что краснеет. — Подобные вещи меня совершенно не интересуют.
— Ты ошибаешься, Габриэлла.
— В самом деле, ваше сиятельство? — в ее голосе послышались нотки иронии.
— В самом деле. У меня есть некоторый опыт, и поверь, ты подаешь большие надежды. Единственное, чего тебе не хватает, так это энтузиазма.
Габриэлла встала с дивана и скептически посмотрела на него.
— Имею я склонность или нет — это вопрос спорный, но я не собираюсь его решать, — заявила она. — Потому что никакие склонности мне не понадобятся, я ведь намерена стать женой, а не любовницей.
— Жены тоже не лишены страстей. Я знавал многих жен, чужих, разумеется, которые имели весьма значительные, хм, склонности.
Ну, что за несносный человек! Он, кажется, находит ее желание выйти замуж нелепым, если не сказать смешным. У него, видите ли, есть некоторый опыт! Допустим, есть, но это не дает ему права поучать ее. Габриэлла была вне себя от ярости и, чтобы хоть немного успокоиться, подошла к книжным полкам. Книги — лучшее лекарство от всех неприятностей. Она бесцельно водила взглядом по корешкам и вдруг заметила маленький томик на самой нижней полке. Девушка улыбнулась и присела. Достав книгу она выпрямилась и обнаружила, что стоит нос к носу с Питером, , который бесшумно подошел сзади.
Губы его были слегка приоткрыты, и между ними виднелась полоска белых зубов. Темные бездонные глаза будто манили ее к чему-то неведомому и прекрасному. Девушка покачнулась и чуть подалась вперед. Внезапно ей захотелось упасть в его объятия и вновь ощутить вкус поцелуя. Это случилось впервые. Впервые она сама хотела, чтобы он поцеловал ее! Габриэлла ждала, целиком поглощенная чудом зарождающегося желания, а он был так близко…
Несколько бесконечных долгих секунд они стояли неподвижно, а потом Питер… отвернулся и отошел в сторону.
Габриэлла поспешно уткнулась в полки, тщетно пытаясь скрыть свое смущение. Господи, что это на нее нашло? Сейчас ей понадобилось гораздо больше времени на восстановление душевного равновесия. Когда она подошла к дивану, голос уже звучал нормально и ничто в ее поведении не указывало на только что пережитый шок.
— Вот, — сказала она, показывая ему книгу.
— О, Боже, басни Эзопа, — Питер с мученическим видом прикрыл лицо рукой. — Значит, мы уже дошли до притч и нравоучений. Что дальше? Детские страшилки? Загадки?
— О, не думаю, что наше заточение продлится так долго, — она невозмутимо открыла книгу. Больше всего я люблю басню о лисе и винограде. — Вы ее знаете?
Она прочитала про лису и виноград, потом еще одну басню и еще, и еще. Питер, на которого Нравоучительные истории всегда нагоняли скуку, на сей раз с удивлением обнаружил, что слушает с большим интересом. Надо же, а ведь всего несколько минут назад он собирался ее поцеловать. Он хотел разбудить ее чувственность, наличие которой она так отчаянно отрицает. Однако поцелуя не вышло. В глазах Габриэллы было что-то такое, что заставило его отвернуться. Что-то очень похожее на страсть, и . Питер побоялся спугнуть это призрачное чувство. Впрочем в отсутствии поцелуев тоже есть своя прелесть. Близко, но не достаточно близко… Пожалуй, это возбуждает даже сильнее.
Габриэлла читала с выражением и обнаружила при этом недюжинный сценический талант. Она меняла голос и интонацию, и перед Питером, как живые, вставали кролик и черепаха, лиса и ворона. Он смеялся и недоумевал. Как же это возможно, чтобы в одном человеке мирно уживались и аккуратная школьница, и мятежная дочь — забавный постреленок, и соблазнительная чувственная женщина. Она ни на кого не похожа. С ней подчас сложно, но интересно. И самое главное — она будит в нем… желание.
Сегодня Питер открыл для себя новую Габриэллу, и эта Габриэлла разрушила его план. Только сейчас он понял, что не сможет использовать эту очаровательную и противоречивую девушку в качестве приманки. Черт с ним, с Гладстоном! Пусть вообще все горит синим огнем, но отныне он и близко не подпустит Габриэллу к дому старика Уильяма. Не будет ничего: ни унизительных расспросов, ни еще более унизительного освидетельствования. Он не позволит ей добывать улики, которые помогут свергнуть премьер-министра.
Однако от своего замысла Питер не отказался. Он решил, что с легкостью найдет другую женщину на эту роль. Мало что ли их бродит по ночным улицам Лондона? А Гладстон рано или поздно снова выйдет на охоту, вот тогда-то Питер и запустит в действие тщательно отлаженный механизм.
Габриэлла читала, а Питер наслаждался музыкой ее голоса. Господи, как же хорошо вот так просто сидеть на диване и слушать забавную басню про глупого кролика! Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Конец их идиллии положил вежливый стук в дверь. Это явился Понтер, почему-то на полчаса раньше обычного.
— В чем дело, Гюнтер? Еще и пяти нет, — Габриэлла вопросительно уставилась на дворецкого.
— Ваша матушка просит вас спуститься в гостиную. Она была очень настойчива, и я должен проводить вас немедленно, — заявил он, догадавшись о намерении Габриэллы вытолкать его в коридор и захлопнуть дверь.
Габриэлла со вздохом повиновалась, но, прежде чем выйти, расправила юбки и пригладила волосы. Питер ограничился тем, что одернул жилет и по — правил галстук. Молодые люди украдкой обменялись испуганными взглядами и пошли вслед за Гюнтером. Видимо, терпение Розалинды кончилось, и теперь она призывает их к ответу. Оно и не мудрено: сначала комические куплеты, потом потешки, а теперь еще и басни Эзопа… Три дня они только тем и занимались, что нарушали установленные правила, и вот пришел час расплаты. Розалинда, разумеется, была не одна. Ее окружали верные подруги Клементина, Женевьева и Ариадна Баден-Пауэлл. Во время чаепития дамы наперебой расхваливали Габриэллу. Питеру было объявлено, что она мастерски играет на пианино, прекрасно декламирует и поет, танцует так легко, что сам герцог Бургундский ее заметил и похвалил. Габриэлла сидела, не поднимая глаз, щеки ее заливал яркий румянец. Девушка была уверена, что теперь она знает, что такое чистилище.
Питеру же намеки многоопытных куртизанок были совершенно ясны. Эту нравоучительную беседу дамы завели для того, чтобы показать ему, как нелепы его манеры. И в самом деле, разве так ухаживают за неопытной девушкой? В итоге все свелось к элементарному выговору, но Питер понял, что таким образом Розалинда ставит под сомнение серьезность его намерений. Что ж, в будущем он постарается ее разубедить.
Когда они уже стояли в холле у дверей, Габриэлла заговорщицки прошептала:
— Думаю, вам стоит сделать мне еще один подарок. Что-нибудь редкое и дорогое. Розалинда считает, что если мужчина щедр, то на все его грехи можно смотреть сквозь пальцы.
Питер кивнул, взял у Гюнтера шляпу и трость и вышел.
Как только дверь закрылась, Габриэлла проворно засеменила к лестнице. Однако этого оказалось не — достаточно. Ей следовало бы не семенить, а бежать сломя голову.
— Габриэлла! — рявкнула Розалинда. — Вернись, мне нужно с тобой поговорить.
Девушка обреченно вздохнула и поплелась в гостиную. Там она терпеливо выслушала лекцию о правилах поведения и лишь час спустя смогла подняться к себе.
Оставшись одна, Габриэлла подошла к зеркалу и весело подмигнула своему отражению.
— Держись, Габби, — прошептала она. — Еще несколько дней… Всего несколько дней, и ты сможешь приступить к поискам мужа.
Глава 9
Питер Сент-Джеймс сидел в карете и наблюдал за дверью Реформаторского клуба. «Сегодня Гладстон что-то задерживается», — уныло подумал он и с трудом подавил желание окликнуть Джека, чтобы велеть ему ехать домой. Было уже довольно поздно, и шансов на то, что старик Уильям именно сегодня выйдет на свою ночную охоту, с каждой минутой становилось все меньше и меньше.
Гладстон, наконец, вышел из клуба и прямиком отправился в свою резиденцию. Питер проводил его, убедился, что все огни в доме погасли, и не солоно хлебавши, убрался восвояси.
Вернувшись в свой особняк, Питер Сент-Джеймс уютно устроился возле камина и задумался. Жесткий контроль, который Розалинда установила над своей дочерью, а значит и над ним тоже, становится уже просто невыносим. Что она себе позволяет, в конце концов! Он как-никак граф, пэр Англии и даже собственной матери не позволяет собой манипулировать, так с какой же стати ему терпеть выходки Розалинды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47