— Что ты имел в виду, говоря «поглядывает»? Как она «поглядывает»?
— С тоской, милорд.
— Она не посмеет.
Бентли вопросительно поднял бровь.
— А что вы говорили только сегодня утром? После того как назвали нас обоих дураками, помните? — Он сделал вид, что задумался. — А, вспомнил. Вы сказали: «Она непоседлива, как мотылек, и так же, как мотылек, не способна оставаться на месте. Нам обоим следовало бы проявить большую дальновидность и знать, что она не сможет и не захочет усидеть дома».
— Я придушу ее. — Квентин зашагал по коридору. Бентли чуть заметно улыбнулся:
— Мне прислать десерт, сэр?
— Нет, — отрезал Квентин и рывком распахнул дверь комнаты, где лежала Бранди.
— Вполне с вами согласен, — пробормотал Бентли себе под нос. — Видимо, сейчас в десерте нет необходимости. Повернувшись, дворецкий заспешил к лестнице.
— Квентин. — Поспешно задернув занавески, Бранди повернулась лицом к нему. — Что ты здесь делаешь?
— Я о том же хотел тебя спросить. — Квентин закрыл за собой дверь и сложил руки на груди. — Что ты только что делала?
— Я…
— Черт возьми, солнышко, разве ты не слышала, что я тебе сегодня говорил? — Квентин пересек комнату, отодвинул занавески и смерил взглядом высокое дерево, темный силуэт которого вырисовывался в ночи. — Так что же ты делала?
— Я слышала каждое твое слово, — ответила Бранди, теребя край халата. — Просто мне нужно было подышать свежим воздухом. А то лежу весь день взаперти, как инвалид.
— Ты пока слаба. Не забыла, утром в тебя стреляли?
— Конечно, не забыла. Голова еще немного болит. — Она осторожно дотронулась до повязки. — Но вообще я чувствую себя прекрасно, если не считать того, что меня держат как в плену, — добавила Бранди. — Перестань беспокоиться. Я всего лишь хотела пройтись по саду. И не по тому, что вокруг беседки, а прямо под окном. Что в этом ужасного?
Квентин перевел взгляд на дерево и снова посмотрел на Бранди:
— Надо полагать, ты проделывала это и раньше?
— Сотни раз. — Бранди озорно улыбнулась.
— Я даже боюсь спросить…
— С шести лет, — ответила она. — Каждый раз, когда Памела и Кентон устраивали здесь прием. Я выскальзывала из этого окна и спускалась на землю по дубу, моему старому приятелю.
— Зачем?
Бранди прикусила губку, раздумывая, насколько откровенной ей следует быть, и затем решила, что дипломатия не является ее сильной стороной.
— Возле гостевого крыла, окна которого смотрят на густой лес, растет пихта. Я потихоньку пробиралась к ней. К счастью, нижняя ветвь у нее достаточно толстая, чтобы мог подтянуться шестилетний ребенок, а на мягких ветвях очень удобно сидеть среди густой зелени. А кроме того, это был отличный наблюдательный пункт. Я часами там просиживала, незаметно наблюдая за Изумрудным домиком и всеми его обитателями.
— Но зачем?
Именно этого вопроса она боялась больше всего. Душа у нее ушла в пятки, но Бранди вздернула подбородок и встретилась с любопытным взглядом Квентина, жалея, что не может предугадать его реакцию. Она медленно начала загибать пальцы:
— Леди Пенелопа, леди Эдвина, маркиза Элмсвуд, та графиня из Йоркшира, дочь канадского чиновника… — Она сделала паузу, чтобы набрать в легкие воздуха и перейти на другую руку. — Леди Элизабет, чей отец хотел вызвать тебя на дуэль…
— Хватит. — Квентин поднял руку и остолбенело уставился на Бранди. — Так ты влезала на то дерево только для того, чтобы наблюдать за мной?
— Нет, милорд, — возразила она, — я влезала на него только для того, чтобы подсматривать за вами.
Квентин тут же громко расхохотался:
— Ах, солнышко, что же мне с тобой делать?
— Ты разозлился?
— Как сказать. Ну и что же ты видела?
— Множество недостойных женщин, стремившихся в твои объятия.
Смех Квентина стих.
— И это все?
— Если ты хочешь спросить, пыталась ли я рассмотреть, что происходило, когда ты уводил какую-нибудь даму в глубину леса, то отвечу сразу — нет. — Бранди потупила взор. — Даже тогда, мне кажется, я не смогла бы выдержать этого зрелища. По иным причинам, разумеется. В то время мною владело детское любопытство и негодование, что мужчина и женщина находят приятными такие тесные объятия. Теперь же… — Она подняла глаза, в которых читалось огромное чувство. — Теперь же я не смогла бы вынести, что ты обнимаешь другую женщину.
Квентин изменился в лице и осторожно коснулся волос Бранди.
— Да мне и не нужна никакая другая женщина, кроме тебя.
— Я твоя, — просто сказала Бранди. Тихо застонав, Квентин поднес к губам блестящий локон ее волос.
— Рядом с тобой, солнышко, я становлюсь стариком. В одну секунду.
— Хорошо. Тогда, возможно, ты поймешь, что я давно выросла.
Что-то промелькнуло в его взгляде.
— Я и так уже понял.
— Я рада. — Бранди дотянулась до него рукой и погладила шею. — Спасибо, что остался, — произнесла она. — Просто знать, что ты рядом, знать, что ты здесь, если мне понадобишься… это значит очень много, почти все.
Взгляд Квентина невольно скользнул по ее фигуре, отметив мягкие плавные линии, скрытые лишь тонким шелком пеньюара. Внутри у него все сжалось, и началась уже знакомая борьба с самим собой, разрывающая душу и разжигающая адский огонь. Бранди, не сводившая взгляда с его лица, отступила на шаг и, развязав пояс, швырнула его на кровать.
— Что ты делаешь? — чужим голосом спросил Квентин. Ее улыбка была само искушение.
— То, что обещала. Пытаюсь соблазнить вас, милорд.
— Тебе не нужно пытаться, я и так покорен, — ответил Квентин, кладя руки на ее округлые плечи, охваченные шелком. — Я борюсь изо всех сил, солнышко, — тихо признался он. — Но, наверное, потерплю поражение.
— Именно в этой битве поражение, как я подозреваю, во сто крат чудеснее победы. — Она ослабила его галстук, расстегнула рубашку и положила ладони на теплую, покрытую завитками волос грудь. — Ты такой сильный, — прошептала она, подавшись вперед, чтобы поцеловать торс, который обнажила.
— Бранди… — Это были и протест, и мольба одновременно, но Бранди не успела ответить. Квентин порывисто отвел ее голову назад и припал губами к ее рту. — Господи, как я хочу тебя, — прошептал он с горячностью возле ее полураскрытых губ, все крепче сжимая объятия.
Он не дал ей времени опомниться, поглотив ее всю с жадностью истомившегося от долгого ожидания человека и немилосердной решительностью, которая подавляла и восторгала одновременно. С радостным стоном Бранди разделила языческую красоту поцелуя, прильнув к своему возлюбленному еще ближе, и шелк ее пеньюара заскользил по его обнаженной груди.
— Солнышко, ты меня убиваешь, — проговорил он, отвечая на ее движение и чувствуя, как от этого еще больше разгорается пламя желания; его руки скользнули к ее груди и принялись ласкать.
— О Господи! — Бранди инстинктивно выгнулась под обжигающей лаской, моля о большем. — Квентин… — Ее пальцы вплелись в густую шевелюру, привлеку его все ближе. — Прошу тебя.
Желание победило рассудок. Квентин опустил голову и припал губами к ее груди. Он почувствовал, как под тонким шелком налилась томлением ее плоть, как затвердели от его ласк выпуклости груди.
Бранди казалось, что она сейчас умрет. Ноги у нее подкосились, а веки сомкнулись, тогда Квентин подхватил ее на руки и отнес на кровать. Но восторг тут же прошел, когда она поняла, что он не собирается присоединяться к ней. Она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него все еще туманным взором:
— Квентин?
Он не ответил, а тяжело дышал, пытаясь прийти в себя и прижав кулаки к бокам.
— Квентин? — повторила она, приподнявшись на локтях. Он медленно опустился рядом с ней, сохраняя дистанцию, и взял ее за руку.
— Я был глупцом, солнышко, — торжественно произнес он. — Пытался отрицать очевидное, изменить то, что не поддается изменению, игнорировать то, от чего нельзя убежать. Жребий брошен. А ты ведь давно обо всем знала? Как всегда, ты разгадала мои чувства лучше меня самого.
— Скажи эти слова, — тихо попросила Бранди. — Пусть я уже все знаю, но мне нужно услышать, как ты их произносишь. Ну пожалуйста.
Он поцеловал ей кончики пальцев.
— Я люблю тебя, Бранди. Безнадежно. Беспомощно. — Он поймал ее, когда она кинулась к нему, и зарылся лицом в ее волосы. — Угораздило же меня так сильно влюбиться. Я теперь не знаю, что делать.
Бранди мягко рассмеялась, не в силах скрыть свою искрящуюся радость:
— Возможно, мне не хватает опыта, но я бы сказала, что еще минуту назад ты действовал очень умело. Он даже не улыбнулся:
— Так умело, что продлись все это хотя бы на минуту дольше, я бы сорвал с тебя этот пеньюар и тогда уж ты была бы связана со мной навеки. — Он иронично хмыкнул. — Ты слышишь? Я заговорил о вечности. И это после того, как одна война для меня только что закончилась, а другая еще предстоит. Я так старался быть реалистом и поклялся никогда не давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить, и вот что получилось: я заявляю о своей вечной любви и чувствую, что ты нужна мне, как глоток воздуха, я изнываю от желания сделать тебя своею, на что никак не имею права. Бог свидетель, солнышко, я очень старался, чтобы этого не случилось. Но тщетно. Все оказалось бесполезно.
— Квентин… не надо. — Отпрянув, Бранди заставила его замолчать, приложив палец к губам. — Ты мучаешь себя из-за чувства, которое так же естественно, как восход солнца, и которому так же невозможно помешать. Уже много дней я выслушиваю, как ты выплескиваешь чушь о том, почему нам нельзя назвать наши чувства любовью, почему ты мне не пара. Не пора ли и мне дать возможность высказаться?
Квентин неуверенно кивнул.
— Я люблю тебя, Квентин Стил. — Бранди положила ладонь на его сердце. — Я бы никогда не могла полюбить кого-то другого. Я никогда не любила никого другого. Но то, что я любила тебя всю свою жизнь, вовсе не означает, будто моя любовь сейчас такая же, как была вначале. Она изменилась, Квентин. Изменилась, окрепла, повзрослела. Когда ты покинул Англию четыре года назад, я была ребенком. Теперь я женщина. Моя любовь сильнее и глубже, чем способен понять ребенок, тем более чувствовать. А еще она гораздо богаче, потому что возникла из самой тесной и чудесной дружбы, какая только бывает на свете. — Губ Бранди коснулась улыбка воспоминания. — Я знаю тебя, Квентин, Я гордилась вместе с тобой, когда ты получил звание капитана, заслуженное, а не купленное. Вместе с тобой я радовалась, когда сам генерал Веллингтон заявил, что ты нужен ему в Европе, так как только ты, ты один, мог справиться с французскими кодами. Я понимала, как горячо ты предан Англии. Понимаю это до сих пор. Неужели ты действительно мог подумать, будто я позволю тебе отвернуться от всего, что тебе дорого, лишь бы ты до конца дней был рядом? — Ее рука скользнула вверх и погладила его затылок. — Я выросла, Квентин… не только в прямом смысле. Да, потеря папы, Памелы и Кентона была невыносима. Да, я тонула и искала, за что бы зацепиться, что-нибудь прочное и вечное. Вполне естественно, я повернулась к тебе, полагая, что ты выполнишь эту роль. Но не путай временную растерянность, рожденную потрясением и горем, с внутренней душевной хрупкостью. Я сильная. Я выжила. И буду жить дальше. — Голос ее дрогнул. — Теперь мне будет легче. Потому что теперь я знаю, что ты любишь меня.
— Бранди… — Рука Квентина дрожала, когда он прижимал ее голову к своей груди.
— Ты открыл свое сердце, — выдохнула она, — теперь открой глаза. Перестань бороться. Пора уже смириться. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Знаешь, ты так и не научился проигрывать. Ты отказываешься сдаться, когда уже давно ясно, что состязание проиграно. Будь то скачки или твое сердце на кону, ты борешься до последнего, а затем, когда капитуляция неизбежна, ты с великой неохотой принимаешь ее. — Приподнявшись, она коснулась губами его губ. — Очень незавидная черта характера. Пожалуй, ее нужно исправить. О, теперь я отлично знаю, как тебе ненавистно расставание со своим хваленым самоконтролем, но это одна из жертв, которую приносят на алтарь любви. — В ее глазах сверкнули озорные огоньки. — И если ты все-таки должен кому-то сдаться, то почему не мне? Не обещаю, что не стану посягать на твой самоконтроль, но клянусь всю свою жизнь хранить твое сердце.
— Мое сердце принадлежит тебе, солнышко.
— А мое — тебе. А так как я ни за что не смогла бы довериться человеку, которого не люблю, а ты единственная любовь моей жизни, то твоя судьба предрешена. Все или ничего, как ты когда-то сказал. — Бранди спрятала лицо у него на груди. — Я хочу все.
— А когда я покину Англию? — с трудом выговорил Квентин, запустив обе руки в ее пышные волосы.
— Тогда я буду переживать за тебя. Молиться. И ждать твоего возвращения. — Она обвила руками его шею. — Но самое главное, я буду любить тебя.
С глухим стоном Квентин крепко прижался губами к ее губам, до боли сжав объятия, в его порыве угадывалось неприкрытое желание и вспыхнувшая надежда, что все, чего он жаждал, сейчас сбудется.
— Я не могу уйти, — произнес он хриплым голосом, в котором прозвучала горько-сладостная радость капитуляции. — Ты мне очень нужна.
— О, Квентин…
Тут раздался резкий стук в дверь.
— Мисс Бранди, — донесся до их ушей робкий голос миссис Коллинз. — Мы с Гербертом заметили, что у вас горит свет. Я подумала, быть может, вы проголодались, поэтому принесла теплого молока и кусочек пирога.
Отпрянув, Квентин и Бранди уставились друг на друга затуманенными глазами.
— Мисс Бранди, вы не спите, дорогая? — Экономка загремела подносом, явно чтобы открыть дверь и самой убедиться, что с Бранди все в порядке.
Квентин одним движением приподнял Бранди и, выдернув из-под нее покрывало, положил ее на кровать. Затем он вскочил, одновременно застегивая рубашку и завязывая галстук. Он склонился над Бранди и, слегка дотронувшись до ее век, знаками дал ей понять, чтобы она закрыла глаза. Бранди кивнула и сделала, как ей велели, прислушиваясь к звуку шагов Квентина, который прошел по комнате и открыл дверь.
— Она только что задремала, — прошептал он экономке. — Надеюсь, она спокойно поспит до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50