https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Duravit/
Или, быть может, они родственные души. Хотя вряд ли, ведь они из разных слоев общества. Но какова бы ни была причина, принц в Японию не вернется. Ясно как день.
Тама тоже все поняла еще до того, как чаепитие закончилось. С энтузиазмом, удивившим ее, брат заговорил о своем новом доме и стране, о железнодорожных акциях, которые приносят невероятный доход, о салонах, где он и другие поэты читают свои стихи перед знатоками поэзии. Одна из его скаковых лошадей заняла призовое место на скачках в Лоншане, не скрывая гордости, сказал он. Но, наверное, главный аргумент убедил ее, что брат не передумает, — они с женой опять ждут ребенка.
— И подумайте, — продолжал Комей, — когда Хори Курано Ками призывал Ёсинобу совершить харакири после поражения при Тоба, сёгун рассмеялся на его слова и сказал, что варварские обычаи вышли из моды. И был прав — феодальный строй теперь лишь воспоминание. Оставайся здесь, с нами, — предложил он. — Даже и не вздумай возвращаться назад и подвергать свою жизнь новым опасностям.
Тама посмотрела на Хью.
Он говорил мало, не желая высказывать свое мнение по такому явно семейному вопросу.
— Насчет риска ваш брат абсолютно прав. — Он слегка пожал плечами. — Но, с другой стороны, и на Елисейских полях вас может переехать неумелый возница.
Ее озарила улыбка, напомнившая ему о той сильной духом женщине, с которой он сражался плечом к плечу, пробираясь в Осаку.
— А вообще-то я умираю от скуки и усталости, — усмехнулся он. — Вы ведь не хотите, чтобы это действительно произошло.
Тама сложила салфетку и положила на стол.
— Вы должны прийти в «Гранд-отель», — сказала она, вежливо улыбаясь и поднимаясь с кресла. Разочарование от решения ее брата не было для нее полной неожиданностью. — Приходите как-нибудь ко второму завтраку, а потом и маленький Таро сможет нас навестить.
— Нас? — Губы принца сложились в твердую прямую линию, лицо стало строгим.
— Мы с капитаном снимаем номер в «Гранде».
— Вместе? — тревожно спросила Мийо, взглянув на мужа, словно ища моральной поддержки.
— Да, вместе.
— Здесь такие вещи не приняты, — заявил принц с отчетливым холодком в голосе.
— В отеле, кажется, никто не возражает. — Тама явно не собиралась подчиняться брату, как и никогда не подчинялась. — Или вы предпочли бы встретиться с нами в каком-нибудь другом…
— Лучше ты приходи к нам в любое время, Тама, — перебил ее брат. — Так будет лучше для всех.
Он намеренно не упомянул о приглашении Хью. Вопиющее оскорбление.
На сей раз в жесткую линию сложились губы у Тама.
— Капитан спас мне жизнь, Комей. Он заслуживает уважения с твоей стороны.
— А ты заслуживаешь его уважения.
— Оно у меня есть, — коротко ответила она.
— Не хочу вас оскорбить, но я понял, что не имею никакого права присутствовать здесь, — вмешался в разговор Хью, пытаясь предотвратить ссору брата с сестрой. Он поднялся, когда встала Тама, и затем, жестом указав на дверь, проговорил: — Я подожду на крыльце.
— Ни в коем случае! — Тама бросила взгляд на Хью. — Не смейте уходить. Комей, извинись сию же минуту!
Принц нахмурился.
Хотя Комей придерживается определенного этикета, среди его правил нет такого, по которому полагается вставать, когда встает женщина, отметил про себя Хью. Форма обхождения у принца гибкая, судя по всему.
— Извинения вовсе не обязательны, — пробормотал Хью. — Ваш брат хочет защитить вас.
— Ха! — фыркнула Тама. — Защитить меня! От чего? От каких-то французских правил приличия? Лучше бы он выступил рядом со мной против наших врагов.
— Мечом ничего не уладишь, — сердито заявил Комей. — Нашему отцу давно следовало понять это. И тогда наши земли никто не тронул бы.
— Против нас выступили наши заклятые враги! — пылко возразила Тама. — Разве найдется еще такой, кто не станет защищать свою землю?
— Я приехал во Францию, чтобы избежать таких решений.
— Он не такой, как вы! — воскликнула Мийо. — Неужели вы не понимаете?! Он поэт! Он человек мирный!
— У него есть возможность заниматься тем, что ему нравится, потому что наш отец защищал то, что принадлежало нашему роду на протяжении многих веков. Свобода выбора осталась невознагражденной!
— Поймите же, здесь он счастлив! — воскликнула Мийо, так сильно стиснув ребенка на руках, что тот капризно завопил. — Люди разные…
— Тише, Мийо. — Комей положил руку на плечо жены, а потом встретился взглядом с сестрой. — Я не могу сражаться, как ты, — тихо сказал он, и в голосе его уже не слышалось негодующих ноток. — Никогда не мог. Прости.
— Понимаю. — Наверное, она всегда это понимала. — Мне не следовало приезжать.
— Оставайся с нами, — умоляющим голосом заговорил брат. — Не возвращайся в Японию. Поговори с другими людьми в нашем обществе эмигрантов. Ты увидишь — все согласятся со мной. Если ты вернешься, твоя жизнь будет поставлена на карту.
— Почему-то меня это не беспокоит.
— Я знаю, что ты подразумеваешь. Приходи в среду в салон Хаттори, — заклинал принц. — Поговори с ним. У него есть связи в новом правительстве. Он тебе подтвердит, что двор не прощает тех, кто противостоит ему.
— Спасибо, приду. А теперь извините, я хочу вернуться в отель и лечь спать.
— Ложись здесь, — предложил брат, протягивая к ней руку.
— Может быть, в другой раз, Комей. Спасибо.
— Я пришлю тебе записку с адресом Хаттори, — быстро сказал он. — Обещай, что придешь.
Она кивнула.
— Приду. — И, глянув на Хью, Тама улыбнулась. — Вы готовы?
— Да, мадам.
Скрытый жар этих слов поразил оевропеившееся, недавно освоившее западное ханжество души семейство. Раскрыв рты, принц и его жена смотрели, как их гости вышли, держась за руки.
Глава 31
— Вы разочарованы? — спросил Хью, когда экипаж катился по аллее среди ухоженного парка.
Тама оторвалась от окна.
— Да, конечно. Но на самом деле нисколько не удивлена.
Хью с первого же взгляда стало ясно, что Комей не воин. Но он все же вежливо спросил:
— Не может ли ваш брат изменить свое решение?
— Быть может, его удастся уговорить. — Она слегка улыбнулась. — Но его жена заставит его передумать, как только я уйду.
— Вы могли бы остаться с ними и защищать ваши… скажем так, инвестиции в будущее.
Она веселее взглянула на него:
— Хотите избавиться от меня?
С какой дерзкой уверенностью она спросила, думал он, словно ни один мужчина не может оказаться таким глупцом. Он тоже не мог.
— Я не хочу ничего подобного, — пробормотал он. — На самом деле я подумал, что нам стоит поразвлечься, пока мы в Париже. Если хотите, вечером можно сходить в варьете.
— Пытаетесь меня отвлечь?
Проницательности ей не занимать.
— Полагаю, отвлечь нас обоих. Зачем все время думать о врагах и сражениях?
— Кажется, за время, которое провели на пароходе, мы отдохнули от борьбы.
— Отдохнули, но недостаточно. Я почти восемь лет так или иначе веду боевые действия. — Он посмотрел в окно, и стекло запотело от его дыхания. — Может, старею, — со вздохом сказал он.
— А сколько вам лет? — Раньше ей как-то не приходило в голову задать такой вопрос.
— Тридцать четыре. — Он повернулся к ней. — А вам… — Он забыл.
— Двадцать два.
— Думаю, вы для меня слишком молоды.
Ее глаза блеснули.
— Но вчера или на прошлой неделе вы так не считали, не правда ли?
— Вы, наверное, слишком молоды для меня. — Он усмехнулся. — Спросите у своего брата. Я уверен, он скажет, что это так.
— Нет, не так. И моему брату нечего сказать о моей жизни.
— Прекрасно. — Он улыбнулся. — Я не собираюсь спорить.
— Ладно. Так скажите, мне понравится это представление?
— Да. Вы будете смеяться.
— Чудесно. А вам тоже будет смешно?
— Разумеется. Теперь мне хочется веселиться.
После нескольких лет войны он не просто был готов, он жаждал предаться жизнерадостным развлечениям.
Комедия, которую давали в тот вечер, выводила на сцену богатую наследницу, повесу и хор статистов, сопровождавший все действия. Там был еще расчетливый дядюшка и томящийся от любви крестьянин, и к концу первого действия Тама и Хью искренне и безудержно смеялись над нелепыми интригами в этой оперетке.
В антракте они влились в толчею в фойе, после зрелища публика жаждала «хлеба» — мороженого или шампанского; а может быть, хотели обменяться новостями и посудачить. И желание людей посмотреть на других и себя показать побудило и нашу пару ринуться в людское скопище.
Хью протискивался сквозь толпу, возвращаясь с бокалом шампанского для Тама, как вдруг раздался вибрирующий голос:
— Хью! Хью Драммонд!
Мягко смодулированный крик, южная протяжная манера говорить, голос льстивый и вкрадчивый — чары этого голоса из прошлого вызвали у Хью поток эмоций.
Сначала он не обернулся, уверенный, что ошибся. Но его позвали по имени второй раз; теперь голос звучал ближе, и ошибиться было невозможно.
— Прошу прощения, — пробормотал он и, повернувшись, увидел свою бывшую жену, устремившуюся к нему, причем люди быстро расступились перед ней, словно ее необыкновенная женственность рассекала толпу, как корабль волны.
Высокая, белокурая и, как всегда, возбуждающая чувственное желание. В черных кружевах, с таким низким декольте, что почти вся грудь наружу, она прекрасно знала, какое впечатление производит.
Подойдя к Хью, она протянула руку.
— Как приятно снова тебя увидеть, Хью, дорогой, — прошептала она страстным и низким голосом, словно и не бросила его ради какого-то янки, словно ее уход не сыграл роковую роль в том, что он потерял плантацию, словно она не надула его так ловко.
— Здравствуй, Люсинда. Мир тесен.
— Надеюсь, ты больше не сердишься на меня, дорогой, — сказала она, мило надув губки и хлопая невинными, как у ребенка, глазами. — Во время войны царили хаос и неразбериха. Ну, ты понимаешь, ведь правда, почему мне пришлось так поступить с тобой.
— Прекрасно понимаю.
Она улыбнулась, пропустив мимо ушей сарказм в его голосе.
— Я знала, что не осудишь. Ты всегда был такой милый, — ворковала она. — Ведь мы с тобой всегда хорошо ладили, верно? — Сексуальный призыв в ее голосе медово-сладкий, непристойный для замужней дамы пылкий взгляд.
Не понимая, нервирует или интригует его этот зазывный взор, Хью насторожился:
— А где твой муж?
— Он развлекается совсем в других местах, — беззаботно ответила она. — У банкиров свои забавы.
Он понятия не имел, на что она намекает, но это не имеет значения, поскольку она явно предлагала нечто большее, чем дружбу. Он чуть было не спросил: «Ты счастлива?» Но он слишком долго заливал бренди свою обиду из-за ее замужества, чтобы оставаться наивным идиотом. Поэтому он ограничился вопросом:
— Ты не знакома с принцессой Отари? — И, взяв Тама. за руку, вывел ее вперед. — Принцесса, позвольте познакомить вас с Люсиндой… не помню фамилии твоего мужа…
— Берк-Тодман.
— А-а… Люсинда Берк-Тодман, познакомьтесь с принцессой Отари.
— Она говорит по-английски? — Обратив свой вопрос к Хью, словно Тама была глухой, Люсинда окинула принцессу надменным взглядом.
— Говорю. Рада познакомиться.
— Господи! — Голубые глаза Люсинды раскрылись с театральным удивлением при звуках отрывистого английского Тама. — Интересно, где это вы изучали английский?
— С преподавателем.
— Как мило. — Люсинда улыбнулась Хью ослепительной улыбкой. — Какая она умница, Хью. Это твоя протеже? — лукаво осведомилась она, без обиняков придав слову «протеже» определенный смысл.
— Мы хорошие друзья, — отрекомендовал он. — Принцессе не нужны наставники. Она вполне самостоятельна. Люсинда — моя бывшая жена, — сказал он, тем самым давая понять Тама, что Люсинда явилась из его прошлого. — Я не видел ее сто лет, — добавил для пущей убедительности.
— Но у нас с тобой был прекрасный брак в течение нескольких лет. Разве не так, Хью, милый? Мы были неразлучны. — Даже самому бестолковому станет ясно, что она подразумевает под словом «неразлучны». — Ты помнишь, как нас обычно называли? Держу пари, не забыл… — прошептала она, приблизившись так, что ее пышный бюст буквально уперся в его торс. — Влюбленные из Персикового штата…
— Это было давно, — мрачно отозвался он. Но воспоминания нахлынули на него потоком, воспоминания о молодой любви и пылких ласках, о том, что они всегда знали, что в один прекрасный день поженятся.
— Я все еще много думаю о нас, — шепнула она.
— Вряд ли твоему мужу это понравится.
— Ах, да какое мне дело… Янки — это совсем другая порода, Хью. Они не такие, как мы.
— Быть может, тебе стоило подумать об этом до того, как выйти за него замуж.
Она скривила гримаску.
— Не брани меня, милый, за то, что я поступила так, как должна поступать леди, чтобы выжить. Ты не понимаешь, как это было ужасно — ни еды, ни денег, фронт все ближе с каждым днем. Это было ужасно. — Она подняла лицо, чтобы он мог видеть, что глаза ее полны слез. — Я понятия не имела, где ты, жив ли. Что же мне было делать? — Одинокая слезинка выкатилась из ее глаза и скользнула по щеке. — Прости меня, — прошептала она. — Я не ищу сочувствия. Твоего сочувствия я не заслуживаю.
Если она притворялась, у нее это получилось лучше, чем раньше; если же нет… Он почувствовал, что годы понеслись вскачь, и он оказался дома, где в воздухе стоит запах жасмина, где зной летнего дня сменяют вечерние сумерки, и Люсинда бежит к нему, и первые звезды мерцают в небе… Они встречались в беседке у реки. Слишком молодые в те дни, чтобы пожениться, они встречались тайком и предавались любви со страстной, пылкой настойчивостью юности…
Вклиниваясь в его короткие мечты и возвращая его к реальной жизни, прозвенел звонок, предвещавший о конце антракта. Шумная толпа суетливо поспешила в зал.
— Оправдания твои ни к чему, — сказал он спокойно, хотя никакого спокойствия не ощущал. — Война все изменила. — Он предложил руку Тама и улыбнулся Люсинде. — Сейчас начнется второй акт. Приятно было повидаться. — И, поклонившись, пошел к лестнице.
— Вы можете сесть рядом с вашей женой, — предложила ему Тама.
— Бывшей женой. Благодарю вас, нет.
— Она, кажется, пыталась исправить свою ошибку и загладить вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Тама тоже все поняла еще до того, как чаепитие закончилось. С энтузиазмом, удивившим ее, брат заговорил о своем новом доме и стране, о железнодорожных акциях, которые приносят невероятный доход, о салонах, где он и другие поэты читают свои стихи перед знатоками поэзии. Одна из его скаковых лошадей заняла призовое место на скачках в Лоншане, не скрывая гордости, сказал он. Но, наверное, главный аргумент убедил ее, что брат не передумает, — они с женой опять ждут ребенка.
— И подумайте, — продолжал Комей, — когда Хори Курано Ками призывал Ёсинобу совершить харакири после поражения при Тоба, сёгун рассмеялся на его слова и сказал, что варварские обычаи вышли из моды. И был прав — феодальный строй теперь лишь воспоминание. Оставайся здесь, с нами, — предложил он. — Даже и не вздумай возвращаться назад и подвергать свою жизнь новым опасностям.
Тама посмотрела на Хью.
Он говорил мало, не желая высказывать свое мнение по такому явно семейному вопросу.
— Насчет риска ваш брат абсолютно прав. — Он слегка пожал плечами. — Но, с другой стороны, и на Елисейских полях вас может переехать неумелый возница.
Ее озарила улыбка, напомнившая ему о той сильной духом женщине, с которой он сражался плечом к плечу, пробираясь в Осаку.
— А вообще-то я умираю от скуки и усталости, — усмехнулся он. — Вы ведь не хотите, чтобы это действительно произошло.
Тама сложила салфетку и положила на стол.
— Вы должны прийти в «Гранд-отель», — сказала она, вежливо улыбаясь и поднимаясь с кресла. Разочарование от решения ее брата не было для нее полной неожиданностью. — Приходите как-нибудь ко второму завтраку, а потом и маленький Таро сможет нас навестить.
— Нас? — Губы принца сложились в твердую прямую линию, лицо стало строгим.
— Мы с капитаном снимаем номер в «Гранде».
— Вместе? — тревожно спросила Мийо, взглянув на мужа, словно ища моральной поддержки.
— Да, вместе.
— Здесь такие вещи не приняты, — заявил принц с отчетливым холодком в голосе.
— В отеле, кажется, никто не возражает. — Тама явно не собиралась подчиняться брату, как и никогда не подчинялась. — Или вы предпочли бы встретиться с нами в каком-нибудь другом…
— Лучше ты приходи к нам в любое время, Тама, — перебил ее брат. — Так будет лучше для всех.
Он намеренно не упомянул о приглашении Хью. Вопиющее оскорбление.
На сей раз в жесткую линию сложились губы у Тама.
— Капитан спас мне жизнь, Комей. Он заслуживает уважения с твоей стороны.
— А ты заслуживаешь его уважения.
— Оно у меня есть, — коротко ответила она.
— Не хочу вас оскорбить, но я понял, что не имею никакого права присутствовать здесь, — вмешался в разговор Хью, пытаясь предотвратить ссору брата с сестрой. Он поднялся, когда встала Тама, и затем, жестом указав на дверь, проговорил: — Я подожду на крыльце.
— Ни в коем случае! — Тама бросила взгляд на Хью. — Не смейте уходить. Комей, извинись сию же минуту!
Принц нахмурился.
Хотя Комей придерживается определенного этикета, среди его правил нет такого, по которому полагается вставать, когда встает женщина, отметил про себя Хью. Форма обхождения у принца гибкая, судя по всему.
— Извинения вовсе не обязательны, — пробормотал Хью. — Ваш брат хочет защитить вас.
— Ха! — фыркнула Тама. — Защитить меня! От чего? От каких-то французских правил приличия? Лучше бы он выступил рядом со мной против наших врагов.
— Мечом ничего не уладишь, — сердито заявил Комей. — Нашему отцу давно следовало понять это. И тогда наши земли никто не тронул бы.
— Против нас выступили наши заклятые враги! — пылко возразила Тама. — Разве найдется еще такой, кто не станет защищать свою землю?
— Я приехал во Францию, чтобы избежать таких решений.
— Он не такой, как вы! — воскликнула Мийо. — Неужели вы не понимаете?! Он поэт! Он человек мирный!
— У него есть возможность заниматься тем, что ему нравится, потому что наш отец защищал то, что принадлежало нашему роду на протяжении многих веков. Свобода выбора осталась невознагражденной!
— Поймите же, здесь он счастлив! — воскликнула Мийо, так сильно стиснув ребенка на руках, что тот капризно завопил. — Люди разные…
— Тише, Мийо. — Комей положил руку на плечо жены, а потом встретился взглядом с сестрой. — Я не могу сражаться, как ты, — тихо сказал он, и в голосе его уже не слышалось негодующих ноток. — Никогда не мог. Прости.
— Понимаю. — Наверное, она всегда это понимала. — Мне не следовало приезжать.
— Оставайся с нами, — умоляющим голосом заговорил брат. — Не возвращайся в Японию. Поговори с другими людьми в нашем обществе эмигрантов. Ты увидишь — все согласятся со мной. Если ты вернешься, твоя жизнь будет поставлена на карту.
— Почему-то меня это не беспокоит.
— Я знаю, что ты подразумеваешь. Приходи в среду в салон Хаттори, — заклинал принц. — Поговори с ним. У него есть связи в новом правительстве. Он тебе подтвердит, что двор не прощает тех, кто противостоит ему.
— Спасибо, приду. А теперь извините, я хочу вернуться в отель и лечь спать.
— Ложись здесь, — предложил брат, протягивая к ней руку.
— Может быть, в другой раз, Комей. Спасибо.
— Я пришлю тебе записку с адресом Хаттори, — быстро сказал он. — Обещай, что придешь.
Она кивнула.
— Приду. — И, глянув на Хью, Тама улыбнулась. — Вы готовы?
— Да, мадам.
Скрытый жар этих слов поразил оевропеившееся, недавно освоившее западное ханжество души семейство. Раскрыв рты, принц и его жена смотрели, как их гости вышли, держась за руки.
Глава 31
— Вы разочарованы? — спросил Хью, когда экипаж катился по аллее среди ухоженного парка.
Тама оторвалась от окна.
— Да, конечно. Но на самом деле нисколько не удивлена.
Хью с первого же взгляда стало ясно, что Комей не воин. Но он все же вежливо спросил:
— Не может ли ваш брат изменить свое решение?
— Быть может, его удастся уговорить. — Она слегка улыбнулась. — Но его жена заставит его передумать, как только я уйду.
— Вы могли бы остаться с ними и защищать ваши… скажем так, инвестиции в будущее.
Она веселее взглянула на него:
— Хотите избавиться от меня?
С какой дерзкой уверенностью она спросила, думал он, словно ни один мужчина не может оказаться таким глупцом. Он тоже не мог.
— Я не хочу ничего подобного, — пробормотал он. — На самом деле я подумал, что нам стоит поразвлечься, пока мы в Париже. Если хотите, вечером можно сходить в варьете.
— Пытаетесь меня отвлечь?
Проницательности ей не занимать.
— Полагаю, отвлечь нас обоих. Зачем все время думать о врагах и сражениях?
— Кажется, за время, которое провели на пароходе, мы отдохнули от борьбы.
— Отдохнули, но недостаточно. Я почти восемь лет так или иначе веду боевые действия. — Он посмотрел в окно, и стекло запотело от его дыхания. — Может, старею, — со вздохом сказал он.
— А сколько вам лет? — Раньше ей как-то не приходило в голову задать такой вопрос.
— Тридцать четыре. — Он повернулся к ней. — А вам… — Он забыл.
— Двадцать два.
— Думаю, вы для меня слишком молоды.
Ее глаза блеснули.
— Но вчера или на прошлой неделе вы так не считали, не правда ли?
— Вы, наверное, слишком молоды для меня. — Он усмехнулся. — Спросите у своего брата. Я уверен, он скажет, что это так.
— Нет, не так. И моему брату нечего сказать о моей жизни.
— Прекрасно. — Он улыбнулся. — Я не собираюсь спорить.
— Ладно. Так скажите, мне понравится это представление?
— Да. Вы будете смеяться.
— Чудесно. А вам тоже будет смешно?
— Разумеется. Теперь мне хочется веселиться.
После нескольких лет войны он не просто был готов, он жаждал предаться жизнерадостным развлечениям.
Комедия, которую давали в тот вечер, выводила на сцену богатую наследницу, повесу и хор статистов, сопровождавший все действия. Там был еще расчетливый дядюшка и томящийся от любви крестьянин, и к концу первого действия Тама и Хью искренне и безудержно смеялись над нелепыми интригами в этой оперетке.
В антракте они влились в толчею в фойе, после зрелища публика жаждала «хлеба» — мороженого или шампанского; а может быть, хотели обменяться новостями и посудачить. И желание людей посмотреть на других и себя показать побудило и нашу пару ринуться в людское скопище.
Хью протискивался сквозь толпу, возвращаясь с бокалом шампанского для Тама, как вдруг раздался вибрирующий голос:
— Хью! Хью Драммонд!
Мягко смодулированный крик, южная протяжная манера говорить, голос льстивый и вкрадчивый — чары этого голоса из прошлого вызвали у Хью поток эмоций.
Сначала он не обернулся, уверенный, что ошибся. Но его позвали по имени второй раз; теперь голос звучал ближе, и ошибиться было невозможно.
— Прошу прощения, — пробормотал он и, повернувшись, увидел свою бывшую жену, устремившуюся к нему, причем люди быстро расступились перед ней, словно ее необыкновенная женственность рассекала толпу, как корабль волны.
Высокая, белокурая и, как всегда, возбуждающая чувственное желание. В черных кружевах, с таким низким декольте, что почти вся грудь наружу, она прекрасно знала, какое впечатление производит.
Подойдя к Хью, она протянула руку.
— Как приятно снова тебя увидеть, Хью, дорогой, — прошептала она страстным и низким голосом, словно и не бросила его ради какого-то янки, словно ее уход не сыграл роковую роль в том, что он потерял плантацию, словно она не надула его так ловко.
— Здравствуй, Люсинда. Мир тесен.
— Надеюсь, ты больше не сердишься на меня, дорогой, — сказала она, мило надув губки и хлопая невинными, как у ребенка, глазами. — Во время войны царили хаос и неразбериха. Ну, ты понимаешь, ведь правда, почему мне пришлось так поступить с тобой.
— Прекрасно понимаю.
Она улыбнулась, пропустив мимо ушей сарказм в его голосе.
— Я знала, что не осудишь. Ты всегда был такой милый, — ворковала она. — Ведь мы с тобой всегда хорошо ладили, верно? — Сексуальный призыв в ее голосе медово-сладкий, непристойный для замужней дамы пылкий взгляд.
Не понимая, нервирует или интригует его этот зазывный взор, Хью насторожился:
— А где твой муж?
— Он развлекается совсем в других местах, — беззаботно ответила она. — У банкиров свои забавы.
Он понятия не имел, на что она намекает, но это не имеет значения, поскольку она явно предлагала нечто большее, чем дружбу. Он чуть было не спросил: «Ты счастлива?» Но он слишком долго заливал бренди свою обиду из-за ее замужества, чтобы оставаться наивным идиотом. Поэтому он ограничился вопросом:
— Ты не знакома с принцессой Отари? — И, взяв Тама. за руку, вывел ее вперед. — Принцесса, позвольте познакомить вас с Люсиндой… не помню фамилии твоего мужа…
— Берк-Тодман.
— А-а… Люсинда Берк-Тодман, познакомьтесь с принцессой Отари.
— Она говорит по-английски? — Обратив свой вопрос к Хью, словно Тама была глухой, Люсинда окинула принцессу надменным взглядом.
— Говорю. Рада познакомиться.
— Господи! — Голубые глаза Люсинды раскрылись с театральным удивлением при звуках отрывистого английского Тама. — Интересно, где это вы изучали английский?
— С преподавателем.
— Как мило. — Люсинда улыбнулась Хью ослепительной улыбкой. — Какая она умница, Хью. Это твоя протеже? — лукаво осведомилась она, без обиняков придав слову «протеже» определенный смысл.
— Мы хорошие друзья, — отрекомендовал он. — Принцессе не нужны наставники. Она вполне самостоятельна. Люсинда — моя бывшая жена, — сказал он, тем самым давая понять Тама, что Люсинда явилась из его прошлого. — Я не видел ее сто лет, — добавил для пущей убедительности.
— Но у нас с тобой был прекрасный брак в течение нескольких лет. Разве не так, Хью, милый? Мы были неразлучны. — Даже самому бестолковому станет ясно, что она подразумевает под словом «неразлучны». — Ты помнишь, как нас обычно называли? Держу пари, не забыл… — прошептала она, приблизившись так, что ее пышный бюст буквально уперся в его торс. — Влюбленные из Персикового штата…
— Это было давно, — мрачно отозвался он. Но воспоминания нахлынули на него потоком, воспоминания о молодой любви и пылких ласках, о том, что они всегда знали, что в один прекрасный день поженятся.
— Я все еще много думаю о нас, — шепнула она.
— Вряд ли твоему мужу это понравится.
— Ах, да какое мне дело… Янки — это совсем другая порода, Хью. Они не такие, как мы.
— Быть может, тебе стоило подумать об этом до того, как выйти за него замуж.
Она скривила гримаску.
— Не брани меня, милый, за то, что я поступила так, как должна поступать леди, чтобы выжить. Ты не понимаешь, как это было ужасно — ни еды, ни денег, фронт все ближе с каждым днем. Это было ужасно. — Она подняла лицо, чтобы он мог видеть, что глаза ее полны слез. — Я понятия не имела, где ты, жив ли. Что же мне было делать? — Одинокая слезинка выкатилась из ее глаза и скользнула по щеке. — Прости меня, — прошептала она. — Я не ищу сочувствия. Твоего сочувствия я не заслуживаю.
Если она притворялась, у нее это получилось лучше, чем раньше; если же нет… Он почувствовал, что годы понеслись вскачь, и он оказался дома, где в воздухе стоит запах жасмина, где зной летнего дня сменяют вечерние сумерки, и Люсинда бежит к нему, и первые звезды мерцают в небе… Они встречались в беседке у реки. Слишком молодые в те дни, чтобы пожениться, они встречались тайком и предавались любви со страстной, пылкой настойчивостью юности…
Вклиниваясь в его короткие мечты и возвращая его к реальной жизни, прозвенел звонок, предвещавший о конце антракта. Шумная толпа суетливо поспешила в зал.
— Оправдания твои ни к чему, — сказал он спокойно, хотя никакого спокойствия не ощущал. — Война все изменила. — Он предложил руку Тама и улыбнулся Люсинде. — Сейчас начнется второй акт. Приятно было повидаться. — И, поклонившись, пошел к лестнице.
— Вы можете сесть рядом с вашей женой, — предложила ему Тама.
— Бывшей женой. Благодарю вас, нет.
— Она, кажется, пыталась исправить свою ошибку и загладить вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28