— Понравились ли его жене платья, которые он ей купил?
— Я в этом уверен, — ответил Хью, поблагодарив его улыбкой, поскольку жена, о которой шла речь, была супругой одного германского посланника. Нельзя сказать, что в то утро он говорил Тама только ложь. Он действительно редко покупал туалеты для дам. Но Эльза упросила его так мило и один раз затащила его сюда, он был бы скотиной, если бы отказался. — Этой леди нужен небольшой гардероб на время нашего плавания, — сказал он бодрым деловым голосом. — И, к несчастью, мы торопимся.
Хью обошелся без представлений, и это было довольно обычным делом. Многие мужчины, которые приходили сюда под ручку с дамой, говорили о них двусмысленно по вполне очевидным причинам. Джеймс улыбнулся.
— Я уверен, мы сможем кое-что вам подобрать.
Хотя у капитана был экзотический вкус в смысле женщин, эта была особенно необычна, — бледная и изящная, как редкостная орхидея, и кимоно у нее из очень дорогой парчи.
Тама не собиралась фамильярничать с торговцем и потому не удивилась, что их не познакомили.
— Пожалуйста, покажите, что носят женщины на Западе, — сказала она. — Я мало что знаю о моде. Что-нибудь шелковое, как мне кажется.
Джеймс указал на столик с книгами образцов и предложил обоим сесть.
— Эти издания нам присылают из Парижа каждый месяц, — заметил он. — Что бы вы ни выбрали, будете на высоте моды.
Пролистав несколько журналов, Тама посмотрела на Хью, спрашивая совета.
— Как вам вот это? — спросила она, указывая на дневное платье цвета розовых пионов, и он кивнул. — А это? — Бледно-желтое вечернее платье, на которое он также кивнул. — А это? — Она указала на костюм для верховой езды оливкового цвета.
— Это для верховой езды, — сказал он.
— А я буду ездить верхом?
Он помолчал, подыскивая какой-нибудь нейтральный ответ, который ясно бы показал, что в дальнейшем их жизненные пути расходятся. Но вдруг осознал, что ему хочется, чтобы она ездила верхом только с ним, а не с кем-то еще.
— Я в этом уверен, — любезно сказал он, вовремя себя пришпорив. Но, представив себе Тама в этом великолепном бархате в Булонском лесу, быстро перестроил свои планы. — Я стану сопровождать вас, когда вы будете ездить верхом, — предложил он.
— Как вы добры.
Наивная, она сказала это с такой искренностью, что он почувствовал угрызения совести. Хотя секундой позже он напомнил себе, что ни один из них не обнаруживал неопытность и неосведомленность.
— Буду очень рад, дорогая, — пробормотал он, пуская в ход свой обманчивый легкий шарм.
Она посмотрела на него из-под ресниц и разразилась серебряным смехом:
— Мы оба будем очень рады, я полагаю, Хью-сан. А мужчины носят бархат, когда ездят верхом?
— Я — нет.
— Вот как. А мне можно?
— Для женщины это великолепно.
— Для любой?
Он рассмеялся.
— Нет, только для одной. — И он сказал, посмотрев на Джеймса, причем улыбка все еще светилась в его глазах: — Нам также понадобятся сапоги для верховой езды. Из зеленой кожи.
— Прекрасно. Желает ли леди шляпку с пером или без?
— Шляпу? Нет, никаких шляп, — возразила Тама. — Как она будет держаться?
— Шляпу, Джеймс. — Хью повернулся к Тама. — Я вам покажу. Если хотите быть одетой по моде, шляпа необходима. Жена вашего брата Комея шляпы носит.
Глаза Джеймса Делароша на мгновение широко раскрылись, а потом сузились. Значит, это принцесса Отари. Ее брат, принц, прожил полгода в здешней колонии, прежде чем отплыть во Францию.
— В Европе дамам принято носить шляпки, — вежливо заметил Джеймс.
— Какой странный обычай. А что, если я не хочу?
Если принцесса так же богата, как ее брат, думал Джеймс, они могут себе позволить одеваться как угодно. Хотя принц Комей очень много покупал у него. И был влюблен в свою жену, что для Востока необычно. Как и для прочего мира, где правят бал деньги.
Тама листала журнал, все больше теряя интерес к моде.
— Выберите что-нибудь для меня сами, Хью-сан. Все выглядит таким узким, тесным и неуместным. — Она улыбнулась и стала подниматься.
— Если леди будет так любезна и позволит нашей служащей снять с нее мерку… — сказал Джеймс, поманив одну из девушек-приказчиц.
Когда та увела Тама, Хью отбросил от себя модный журнал.
— Решите вы насчет платьев, Джеймс. Я полагаюсь на ваш вкус. Дюжину платьев, если у вас хватит швей, чтобы сшить их за два дня. Иначе мы возьмем столько, сколько сумеете изготовить. Счет пошлите моему банкиру. Как обычно.
— Да, конечно. А вы знаете, кто она? — быстро пробормотал Джеймс, не зная, известно ли капитану, кто его пассажирка. Капитан имел склонность вести свои дела с необычайной беспечностью.
Хью взглянул на Джеймса Делароша с подозрением. Ведь они так недавно спаслись от Хироаки, к тому же он знал, что на Востоке можно купить всех и вся.
— Как вы узнали, кто она? — холодно спросил он.
— Ее брат много покупал у нас, когда жил здесь. Я узнал имя. Оно необычное… — брови его поднялись, — царственное. За голову обоих назначена цена, я слышал.
— Полагаю, как только мы уйдем, вы сразу забудете, что видели ее.
— Разумеется. Я просто хотел, чтобы вы знали, что слухи уже распространились. Мое дело таково, что я предпочитаю никогда не помнить ничего лишнего. Вы это знаете. Но разумнее было бы никуда с ней не показываться, пока не отчалите. Богатство Отари пробуждает в людях алчность.
— Вот почему ее семья все еще вне закона, хотя многие кланы уже получили прощение.
— Презренный металл соблазняет, капитан. Еще с библейских времен.
— Спасибо за предупреждение. Я думал, мы вне пределов досягаемости ее врагов.
— Не забывайте оглядываться через плечо. Я вам по-дружески советую.
— Есть кто-то, кого следует остерегаться в особенности?
Джеймс улыбнулся — капитан не относится к тем персонам, с кем можно шутить.
— Насколько мне известно, германский посланник ведет переговоры с новым японским правительством о постройке железной дороги. И сооружении порта.
— Муж Эльзы?
— Никто иной. Как вам известно, жена ему обходится дорого. И еще посланнику требуются дополнительные средства, чтобы… на расходы добавочного домашнего хозяйства.
— Хотите сказать, на любовницу?
— Ну конечно. Посланник получит определенную долю от предоставленных контрактов — сейчас идут переговоры о процентах между ним и министром иностранных дел Японии. Если он получит еще и награду за принцессу Отари… — Джеймс пожал плечами на свой галльский манер. — Вы понимаете, что я имею в виду, говоря, что вам не следует себя обнаруживать.
— Не говоря уже о том, что нет необходимости в визите Эльзы на корабль.
— И это тоже, — лукаво добавил Джеймс.
— Принцесса оплатила свой проезд на моем пароходе. — Голос Хью ровный и мягкий.
— Понятно. — Лицо у Джеймса доброжелательное. — Ничего другого я и не подразумевал. Вы бизнесмен. Я бизнесмен. Мы оба заняты бизнесом.
Хью проверил, нет ли кого-нибудь поблизости, и когда взгляд его снова устремился на Джеймса, в его глазах сквозила серьезность.
— Я с удовольствием заплачу за сведения, касающиеся принцессы, которые вы можете предоставить, занимаясь вашим… э-э… бизнесом. — Джеймс родился и вырос в Гонконге. Если он кого-то не знал, значит, этот человек того не стоил. — Назовите любую цену, — заявил он.
Щедрость этого предложения, видимо, измеряла степень, до которой эта женщина дорога капитану. Его репутация прижимистого негоцианта вошла в поговорку.
— Посмотрим, что я смогу выведать.
— Мне нужны имена.
И Джеймс понял зачем.
— Это могут оказаться высокопоставленные люди.
— Вот как? В этом мире либо ты убираешь, либо тебя, — жестко улыбнулся Хью. — А здешним нравам это соответствует более, чем где бы то ни было. Мне нужны только имена и номер вашего счета в банке. Вы ни в коем случае не будете в этом замешаны. Но если кто-то ищет принцессу, я хочу это знать.
— Я слышал, война была кровавая, — сказал Джеймс.
— Какая именно? Ее война? Или моя? Или еще чья-то?
Джеймс выгнул брови:
— Я имел в виду ее войну. В Вакамацу была просто резня, как мне рассказывали.
— Она это знает, — тихо сказал Хью. — И собирается мстить. — Он пожал плечами. — Не могу сказать, что я это одобряю. Но это дает человеку смысл жизни, вероятно…
— Мы все стараемся делать то, что должны, верно, капитан? — Гонконг для человека с сердцем — город безжалостный.
— Ну и аминь, — сказал Хью, вставая. — Значит, буду ждать сообщений от вас?
— К вечеру я что-нибудь разузнаю.
— Прекрасно.
Еще одно из слов с неоднозначным значением. Значит, темные улицы Гонконга все чаще становятся ареной жестоких убийств.
— Завтра к вечеру платья будут доставлены.
— Во всяком случае, благодарю вас заранее. Всего доброго, мистер Деларош, — произнес Хью официальным тоном, заметив, что Тама выходит из примерочной. — Ценю вашу помощь.
— К вашим услугам, капитан Драммонд.
— Ну что, вы закончили? — спросил Хью, подходя к Тама. — Вам что-нибудь понравилось? — Она смотрела на разложенные веера и перчатки.
— Нет. Здесь все такое странное.
— Привыкнете.
Она подняла на него глаза, обратив внимание на циничную нотку в его голосе.
— Что-нибудь не так?
— Нет, но я устал… Я плохо спал ночью. Вы не будете возражать, если мы вернемся на пароход?
— Чтобы выспаться? — Легкая улыбка заиграла на ее губах.
— Неужели я настолько прозрачен? — отшутился он, поняв ее намек.
— Именно это мне кажется наиболее привлекательным.
— Вы не станете возражать, если мы не поедем осматривать город?
— А как вы думаете?
Он рассмеялся:
— Я думаю, вы вознамерились гонять меня по кругу за мой же счет.
Она с недоумением уставилась на него.
— Это значит, вы должны по меньшей мере не отставать от меня.
— А-а… Ну тогда мне везет. Клянусь, я от вас не отстану.
— Нам повезло, — ласково поправил Хью, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. На глазах у всех.
Когда они вышли за дверь, Джеймс взглядом велел своим приказчицам перестать хихикать.
Хью Драммонд здорово увяз, думал он.
Понимает ли он это сам?
Глава 25
Семья Сунскоку поселилась в маленьком домике на западных холмах. Когда она подъехала к воротам, все дети высыпали ей навстречу, принялись обнимать ее и тараторить как сороки.
У Юкиё почти не осталось воспоминаний о том, что такое семья, и он не заметил, что взрослые остались в доме.
Но Сунскоку сразу обратила на это внимание. И ее охватили дурные предчувствия.
Мать стояла в дверях, но приветствовала дочь так боязливо, что Сунскоку поняла — что-то не так. А когда из гостиной донесся грозный голос отца, мать в страхе, вжав голову в плечи, быстро ретировалась.
— Мы что, зашли не в тот дом? — Юкиё ощетинился, завидев отца Сунскоку.
— Он нисколько не изменился.
— А наверное, стоило бы, раз ты содержала их все эти годы.
Она грустно улыбнулась:
— В каком мире ты живешь? Он глава семьи.
— Я так не считаю.
— Пожалуйста, не нужно с ним спорить. Я этого не вынесу.
— Я не позволю ему обижать тебя.
— Он и не будет. Все достанется матери.
Юкиё стиснул челюсти и глубоко втянул воздух. Из-за такого же человека он потерял мать.
— Ты здесь не останешься, — сказал он приглушенным голосом. — Я этого не допущу.
— А я никого не спрашиваю, что мне делать. Не потерплю, чтобы мужчины мне указывали… — возмущенно прошипела она.
— Прошу прощения, — поторопился он извиниться. — Но подумай, пожалуйста, о себе. Больше я ничего не скажу.
Трудно было подавить дрожь и трепет, когда отец ее начинал скандалить. Страх сидел в ней с детства, и очень глубоко.
— Поговорю с ним, — сказала она, глубоко вздохнув. — Узнаю, чего он хочет.
— Мне можно присутствовать?
— Как хочешь.
Просторная комната, куда они вошли, полна людей. За круглыми китайскими окнами со стеклами виднеется сад; перед токономой, которую сами устроили, сидит отец, окруженный семьей — братьями и сестрами, их супругами, матерью и бабками Сунскоку.
— Почему нас отвезли в чужую страну? — рявкнул отец.
— Чтобы спасти вашу жизнь, — ответила Сунскоку мягко и вежливо.
Он сердито смотрел на нее:
— Если бы ты не сбежала из Ёсивары, нашим жизням ничего бы не угрожало. Ты неблагодарная дочь, которая превратила нашу жизнь в несчастье!
— Если бы я умерла, вы снова оказались бы в бедности, а скорее всего вас бы убили. Я решила, что вам лучше заранее переехать.
— Умирать тебе совершенно незачем. Твое себялюбие стало причиной всех несчастий.
— А как насчет того, что сама я несчастна? — спокойно спросила она; негодование вспыхнуло в глубине ее души. — Разве это не имеет значения?
— Твой долг — служить родителям.
— Но только меня из всей кучи детей заставили пойти по дороге долга в Ёсивару. Почему эта обязанность пала на меня?
Возмущенный отец скривил рот от гнева:
— Как ты смеешь так разговаривать с отцом?
Она ответила не сразу, заметив испуг на лице матери, и вновь ее объял ужас.
— Мне кажется, я имею право спрашивать отца, после того как столько лет содержала всю семью. Я несла свое бремя одна и без жалоб. — Руки она крепко сжала, спина ее напряжена. — До сих пор. Разве кто-нибудь из вас понимает, что значит заниматься тем, чем я занималась? Каких отвратительных вещей от меня требовали?
— Не желаю этого слушать! — вскричал отец. — Ты не смеешь осквернять мой дом непристойными разговорами!
— Ваш дом? — Ее голос снизился до едва слышного шепота. — А как вы думаете, кто платит за этот дом и за вашу еду, за одежду и все, что требуется для вашей жизни? — Повернувшись, она обратилась к Юкиё: — Мы уходим.
Он кивнул, отчаянно стараясь удержаться и не ударить ее отца.
Сунскоку встретила злобный отцовский взгляд с надменностью.
— Вы будете получать содержание ежемесячно, а если захотите вернуться в Японию, вам купят билеты. Решение зависит от вас. — Она подошла к матери и быстро обняла ее. — Если я когда-нибудь вам понадоблюсь, — шепнула она, — передайте через кухарку. (Юкиё имел своих людей среди прислуги, и эту предосторожность он предпринял по собственной инициативе, за что Сунскоку была ему благодарна.) — Отпустив мать, она отошла. — А если кто-то из вас захочет со мной связаться, скажите человеку, который приносит вам деньги на жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28