Сама Емельянова отнеслась к этому на удивление спокойно. Она признала, что этот разговор имел место. Олег погорячился. Буквально через полчаса он извинился перед Емельяновой. И эта размолвка не омрачала их дружеских отношений.
По словам Емельяновой, Макаров уважал её как руководителя группы, завидовал, что она легко и уверенно чувствует себя в горах. Он мечтал научиться лазить по ним, как «снежный барс» (выражение самого Олега), но сомневался, что это когда-нибудь осуществится. На вопрос Емельяновой, почему, Макаров якобы ответил: «Я сугубо равнинный человек»…
После опроса свидетелей был сделан перерыв. Как ни жарко было на улице, но после душного зала было приятно выйти на свежий воздух.
Через два часа судебное заседание было продолжено. В зале не осталось и четверти людей: обыватель разочаровался в процессе.
Снова и снова говорили свидетели, опять была тщательно допрошена Емельянова.
К концу дня стало ясно, что прения сторон сегодня не состоятся. Так оно и вышло. Назавтра мне предстояло выступать с обвинительной речью сразу после продолжения судебного заседания. Я просидел над своим выступлением целый вечер.
На второй день процесса в зале было очень мало народа. Одна группа расположилась возле родителей погибших, другая — сзади Емельяновой.
Чернышёв объявил судебное заседание продолженным и предоставил мне слово. Начались прения сторон.
Я говорил о том, что подсудимая Емельянова была не просто вожаком группы, старшим и опытным товарищем. Она являлась должностным лицом, облечённым правами и обязанностями, взявшим на себя ответственность перед обществом за здоровье и жизнь вверенных ей четырех человек.
На предварительном следствии и в судебном заседании достаточно убедительно была доказана вина подсудимой в трагедии на перевале Шикша. Она сама признает свою виновность. Её действия, повлекшие гибель Макарова и Барченко, квалифицированы по статье 172 Уголовного кодекса РСФСР.
Учитывая личность подсудимой, характер совершенного ею преступления, я просил суд определить Емельяновой меру наказания — один год исправительных работ.
Я сел. Теперь была очередь Лисикова.
— Товарищи судьи! — сказал он уверенно. — Ваша задача трудная. Вы пытаетесь постигнуть истину, а на пути много препятствий. Случается, что путь к истине вам преграждает сам подсудимый. Оглушённый несчастьем, подавленный и растерявшийся, он берет на себя вину, хотя её и нет. Это бывает редко, но именно так, товарищи судьи, случилось по данному делу. Я беру на себя ответственность утверждать это, потому что в невиновности Емельяновой меня убедили материалы дела и то, что было выяснено в ходе судебного разбирательства.
Здесь присутствуют родители Макарова и родственники Барченко. Никто не смеет забывать об огромном горе, которое обрушилось на них. Они, помимо вас, товарищи судьи, вершат свой суд, и их приговор не может быть безразличен для Емельяновой. И пусть мне будет позволено защищать её не только перед вами, защищать не только от юридического, но и от морального обвинения, не менее, а, может быть, более тяжкого.
Не забывая ни на секунду, что я защищаю Емельянову, я все-таки должен сказать товарищу прокурору: «Если вы считаете доказанным, что на совести Емельяновой две молодые жизни, почему вы не сказали ей это со всей резкостью и прямотой? Если Галя Барченко и Олег Макаров погибли из-за неё, пусть бы она услышала от вас, товарищ прокурор, горькую правду: „Емельянова, вы разрядник по горному туризму, вы — инструктор и наставник новичков, вы взяли на себя ответственность с заботой и предусмотрительностью оберегать от опасности молодых людей, оставленных на ваше попечение. Вы повели Галю и Олега, не подозревавших об опасности, к пропасти, самой натуральной, ощетинившейся острыми камнями, бросили их в ту минуту, когда нужны им были, как никогда. Вы не сберегли их, более того, вы обрекли их на смерть своим равнодушием и безразличием к их судьбе“.
Если государственный обвинитель считает вину Емельяновой доказанной, он имел право сказать ей эти гневные беспощадные слова. Но он этого не сделал. Это можно объяснить только тем, что обвинение считало необходимым доказать, будто Емельянова нарушила инструкцию, якобы неправильно руководствовалась установленными правилами безопасности прохождения перевалов в горах. Почему она это сделала — не меняет в конечном счёте вывода о её виновности. Но мы не вправе говорить только о том, соблюдена инструкция или нет. Допустим, соблюдена до последнего параграфа. Но ведь моральное обвинение остаётся. Остаётся обвинение в том, что Емельянова не проявила должной заботы и предупредительности, которые могли спасти Галю и Олега. Значит, она виновата. Там, в горах, где погибли две молодые жизни, искорка непредупредительности вырастает в огонь равнодушия и оборачивается грозным обвинением, тянущим ко дну виновного. Поэтому своей основной задачей я считаю защиту Емельяновой от обвинения в позорном равнодушии и безразличии к жизни тех, кто ей доверился. От формально юридических обвинений защищать Емельянову не так трудно. В обвинительном заключении и в речи товарища прокурора даётся одинаковый ответ на вопрос: почему не соблюдалась величайшая осторожность там, где это было необходимостью, при прохождении узкого желоба с лежащим у входа «живым» камнем, готовым от любого прикосновения сорваться вниз? Своим поведением, с которого брали пример, Емельянова, идя вне связки, якобы создавала чреватое опасностями впечатление, что путь лёгок и безопасен. И его можно пройти спокойно. Это-то, мол, и привело Макарова к роковому шагу.
Но нельзя из факта, что Емельянова шла вне связки, делать вывод о её виновности. Ни в одной инструкции не сказано, что она обязана была идти в связке. Об этом бесспорно говорит и положение экспертизы, проведённой авторитетными специалистами. Емельяновой предъявлено обвинение по статье 172 УК РСФСР, что она нарушила служебную обязанность, идя вне связки. Но ведь никто не возлагал на неё обязанность идти непременно в связке. Как можно нарушить норму, которой не существует?
Эксперты отнюдь не утверждают, что своим поведением Емельянова создала впечатление о безопасности пути. Они высказывают общую, теоретическую мысль. Вот как она сформулирована: «Нахождение Емельяновой вне связки МОГЛО породить у участников группы мысль о полной безопасности пути…» В речи товарища прокурора это отправное положение видоизменяется: «Поведение Емельяновой, то есть нахождение вне связки, породило представление у участников группы о полной безопасности пути…»
Возможность ещё не означает неизбежность. В каждом каштане заложено каштановое дерево. Но не каждый каштан — это уже дерево…
Пока адвокат развивал эту мысль, я нашёл в своих заметках выписку из заключения экспертов. И обнаружил, что Лисиков был прав. Это серьёзный упрёк в мой адрес. Промах непростительный.
— Спор о том, что нахождение Емельяновой вне связки создавало ошибочное представление у членов группы о лёгкости пути, помогают решить сами участники похода, — продолжал адвокат. — Все они были допрошены в суде. Вот что говорит Пясецкая о том, что Емельянова обычно шла одна: «Ирина Сергеевна старалась быть всегда в таком месте, откуда все видно и легко в любой момент нас подстраховать». Балабанов: «Если бы мне надо было преодолеть самое опасное место в горах, в руководители я выбрал бы Ирину Сергеевну». Как видим, поведение Емельяновой, наоборот, говорит о том, что она прежде всего думала о своих подопечных, как руководитель была повышенно требовательна к себе.
Позвольте перейти ко второму пункту обвинения, предъявленного Емельяновой. Ей ставится в вину, что она самовольно уклонилась от маршрута, которым шёл Пуркач, и выбрала другой, приведший к несчастью.
Между тем, в своём заключении эксперты признали, что Емельянова имела право отклониться от маршрута. Пуркач показал, что он не давал указаний обязательно следовать за ним. Емельянова Могла изменить путь прохождения через перевал Шикша, если маршрут Пуркача оказался бы труднопроходимым, или она отыскала бы другой, более безопасный. Таким образом, формально действия Емельяновой выглядят безупречно с точки зрения инструкции. Более того, она обязана была изменить маршрут, так как следовать за Пуркачом не могла: дорогу преградил камнепад.
Но, ставя перед собой задачу защитить моральный облик Емельяновой, я попытаюсь доказать, что выбор нового пути был сделан именно с целью обеспечения безопасности молодых туристов. Таким образом, и второй пункт обвинения, предъявленного Емельяновой, не может считаться доказанным…
Слушая адвоката, я все больше и больше убеждался в серьёзной аргументированности позиции защиты. Пробелы предварительного следствия давали о себе знать.
— Остаётся решить вопрос, — продолжал адвокат, — почему же Макаров двинулся с места раньше времени, хотя не имел права этого делать, пока в жёлобе находилась Барченко? Почему он коснулся «живого» камня?
Об этом лучше всех мог бы рассказать Олег Макаров. Но, к несчастью, он этого сделать уже не может… Нам ничего не остаётся, как ограничиться предположением.
Правда не оскорбит памяти этого юноши. Но, видимо, это произошло потому, что играла в нем силушка молодецкая, удаль. Он видит, что легко прошли жёлоб Балабанов, Пясецкая… Делает вывод, что путь безопасен. Чего ждать, как ему кажется, из-за пустых формальностей? Вот Олег и делает шаг в жёлоб. Но когда он видит, что создалась угроза любимой девушке, Олег героически бросается на камень. Но поздно.
Олег Макаров нарушил хорошо известные ему элементарные правила. Я думаю, что трагедия послужит предостережением для всех: правила и инструкции не выдуманы досужими умами в кабинетах, они проверены практикой…
Как ни убедительно говорил Лисиков, меня не оставляли сомнения по поводу поведения Макарова. При чем тут «силушка молодецкая»? Это не в характере Олега. Здесь Валентин Васильевич явно игнорировал материалы дела и показания свидетелей.
Если в оценке действий Емельяновой с ним можно было бы в основном согласиться, то с Макаровым Лисиков не разобрался.
Адвокат закончил свою речь словами:
— Для Емельяновой страшно не только и не столько наказание. Это она доказала, взяв на себя несуществующую вину, тяжесть которой осознает только она сама. Страшнее, если вы, товарищи судьи, вынесете ей обвинительный приговор и тем самым отнимете у неё право думать: «На моей совести нет человеческих жизней…»
Сначала Емельяновой было предъявлено обвинение в убийстве. Но у следователя хватило объективности и принципиальности отказаться от этого страшного обвинения. Теперь же мою подзащитную обвиняют в преступной халатности, которая не доказана ни материалами предварительного следствия, ни в ходе судебного заседания. Мне кажется, товарищи судьи, что и на сей раз должна восторжествовать справедливость. Она восторжествует, если вы оправдаете Емельянову!
Лисиков сел и посмотрел в зал с чувством исполненного долга.
Передо мной встал вопрос: как быть, как реагировать на речь адвоката? Закон предоставляет государственному обвинителю право выступить с репликой по поводу сказанного защитником. Я решил воспользоваться этим правом. Нет, не для того, чтобы возразить доводам адвоката. Они были убедительны и обоснованы. Но я не мог согласиться с выводами адвоката о том, что суд должен вынести оправдательный приговор. Конечно, суд может и должен вынести такой приговор, если будут исчерпаны все возможности собирания дополнительных доказательств для установления истины. Но можно ли сказать, что по данному делу эти возможности исчерпаны? Нет. Признав наличие неустраненных противоречий и пробелов следствия, на которые совершенно справедливо указал адвокат в своей речи, я обратился к суду с просьбой направить дело для производства дополнительного расследования.
Адвокат от реплики отказался.
Выслушав последнее слово подсудимой, суд удалился на совещание. Емельянову обступили друзья и вывели в фойе. Родственники и знакомые Макарова и Барченко остались в зале ждать решения суда.
Судьи совещались недолго. И постановили: направить дело Емельяновой на дополнительное расследование.
…Дней через десять мне позвонили из прокуратуры республики. Прокурор следственного управления Прокуратуры РСФСР сказал:
— Товарищ Измайлов, видимо, вам самим придётся разбираться с делом Емельяновой… Как говорится, по вашей же инициативе…
— Не отказываюсь. Честно говоря, думал даже позвонить вам и попросить, чтобы доследование поручили нам.
— А кому предполагаете поручить доследование? Опытный следователь у вас есть?
— Найдём.
— Добро…
Через три дня я получил дело Емельяновой с указанием заместителя прокурора республики поручить дополнительное расследование прокуратуре Зорянского района. Я передал его старшему следователю Инге Казимировне Гранской.
И Гранская не подвела. Что же выяснилось в результате расследования, проведённого ею?
Заключение повторной экспертизы, проведённой специалистами из Центрального совета по туризму и экскурсиям ВЦСПС: «Маршрут, по которому повела свою группу Емельянова, не является опасным для состава группы данной туристской квалификации. Местность не несёт на себе признаков угрозы камнепада ни в летнюю, ни в зимнюю пору. На склоне не замечено характерных камнепадных признаков, как-то: слоистости или трещиноватости. Обследование стенок желоба, на которых не обнаружено свежих полос от падавших камней, свидетельствует о том, что он был проложен давно и теперь не опасен для прохождения. Камень, находившийся при входе в него и явившийся причиной гибели туристов, видимо, пролежал на своём месте много лет.
Нахождение Емельяновой вне связки, а также все её действия как инструктора, предпринятые при прохождении вышеуказанного желоба, не являлись отклонением от инструкции и правил безопасности и не могли создать у молодых туристов впечатление о лёгкости и безопасности маршрута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43