Когда я доложил Кирпоносу только что полученное распоряжение главкома, он помрачнел еще больше и тут же соединился по телефону с командующим ВВС фронта.
— Товарищ Астахов! На левом крыле фронта обстановка резко осложнилась, об этом вам подробно доложит полковник Баграмян. Соберите все, что сумеете, и нанесите удар по танковым колоннам противника у Белой Церкви и северо-восточное Казатина. Задержите их. Главная задача — сорвать вражеский маневр.
Положив трубку, Кирпонос тихо, будто думая вслух, сказал:
— А те три дивизии, которые передал главком, подойдут не скоро. К этому времени нашу шестую армию противник еще больше оттеснил на юг. Вероятно, Клейст попытается пробиться к Днепру. Следовательно, прибывающие дивизии придется использовать для прикрытия переправ: ведь с отходом шестой армии подступы к Днепру совершенно оголяются.
На следующий день генерал Астахов направил против прорвавшихся вражеских группировок большую часть своих бомбардировщиков и штурмовиков. Они пробились через заслоны истребителей и нанесли удары по танковым колоннам, но, естественно, не могли остановить противника, развернувшего наступление почти по всему фронту.
17 июля отряд генерала Ф. Н. Матыкина после смелой атаки ворвался в Фастов. В ожесточенном бою наши части разгромили фашистов и овладели городом. С новой силой разгорелся бой за Белую Церковь. Противник с трудом отбил атаки 6-го стрелкового корпуса. Подтянув резервы, фашисты возобновили наступление. Генералу Костенко пришлось думать не о возвращении Белой Церкви, а о том, как удержать позиции к востоку от города. Дивизии корпуса и подразделения сводного погранотряда, как и прежде, с величайшей стойкостью отражали натиск вражеских танков и мотопехоты. Вновь бессмертной славой покрыли себя пограничники, стоявшие насмерть между Фастовом и Белой Церковью. Много их пало от вражеских пуль, полегло под гусеницами фашистских танков, но уцелевшие продолжали драться.
Память о боях, развернувшихся в эти июльские дни к юго-западу от Фастова, живет в сердцах местных жителей. В селе Елизаветка они воздвигли величественный памятник, на мраморе которого навечно высечены имена павших героев 94-го погранотряда, которым командовал майор Павел Иванович Босый. Многих тяжелораненых красноармейцев местные жители подобрали на поле боя и с риской для жизни выходили. Пограничника Ивана Ивановича Иванова нашли истекающим кровью, с раздробленными ногами. Чудом выжил солдат. И остался в тех местах, где воевал. И мало кто знал, что этот неунывающий человек — один из тех героев, кто в июле 1941 года насмерть бился здесь с врагом и в честь которых высится монумент в селе Елизаветка.
…От Бердичева с боями отходили все дальше на юго-запад дивизии 16-го мехкорпуса. Под угрозой окружения они вынуждены были еще 15 июля оставить Казатин.
В полосе 12-й армии прорвавшиеся три пехотные дивизии и сотня танков противника заняли Жмеринку и устремились на Винницу, где находился штаб армии.
К 18 июля разрыв между правофланговыми дивизиями 6-й армии и 6-м стрелковым корпусом 26-й армии достиг почти сотни километров. В эту новую брешь непрерывным потоком текли вражеские войска. Еще два-три дня промедления, и наши 6-я и 12-я армии окажутся в окружении.
Генерал Кирпонос долго сидел над картой. Внешне, как всегда, невозмутим, но в ровном глуховатом голосе улавливалось волнение.
— Необходимо срочно донести главкому: дальше медлить с отводом армий нельзя.
Я уже знал, что С. М. Буденный и так очень озабочен положением войск нашего левого крыла. Еще ночью генерал А. И. Штромберг из штаба Буденного сказал мне, что главком телеграфировал в Ставку: резервов в 6-й и 12-й армиях совсем нет, а дивизии настолько истощены, что с трудом удерживают занимаемый рубеж; обтеканию флангов армий воспрепятствовать нечем; если не начать отход, наши войска будут окружены.
В 16 часов 40 минут генерал Шарохин из Генштаба передал нам директиву Ставки: в течение трех ночных переходов 6-ю и 12-ю армии отвести, чтобы к утру 21 июля они заняли фронт Белая Церковь, Тетиев, Китайгород. За три ночи войска должны были пройти 60 — 90 километров.
Между армиями левого крыла и штабом фронта — широкая полоса, занятая противником. Проводной связи с ними нет. А передавать столь важный приказ по радио мы не решились. Поэтому в штабы армий вылетели генералы Панюхов и Подлас.
Одновременно с отводом левофланговых армий Ставка требовала от нас нанести согласованные удары с севера, выйти на рубеж Житомир, Казатин, Тетиев и тем самым закрыть брешь и восстановить общий фронт с отходящими войсками. Если бы удалось решить эту задачу, то мы, безусловно, устранили бы опасность как для Киева, так и для армий нашего левого крыла. Но для этого требовалось несравненно больше сил, чем мы располагали. И все же иного выхода не было. С утра 19 июля наступление началось. 5-я армия, нанося частью своих сил удар вдоль шоссе Коростень — Житомир, двинулась к Черняхову. 27-й стрелковый корпус возобновил атаки к югу от Радомышля. 26-я армия одной дивизией 64-го стрелкового корпуса и отрядом генерала Ф. Н. Матыкина нанесла удар из района Фастова на северо-запад, навстречу 27-му стрелковому корпусу, а двумя дивизиями 5-го кавкорпуса — на Таращу. 6-му стрелковому корпусу в этот день было не до наступления. Его дивизиям пришлось отбивать яростные атаки танковых и моторизованных соединений противника.
Хотя сил, участвовавших в контрударе, было маловато, все же в последующие дни на всем фронте под Киевом бои приняли очень ожесточенный характер. Наши войска на одних участках настойчиво атаковали, на других — на нажим противника отвечали контратаками. Линия фронта на левом фланге 5-й армии и в полосе действий 27-го стрелкового корпуса постоянно перемещалась то в одну, то в другую сторону. Здесь были скованы три армейских корпуса 6-й немецкой армии. Фашистскому командованию пришлось позже перебросить сюда из района Бердичева и четвертый по счету корпус — 55-й армейский.
Успешно развивались бои в полосе 26-й армии. Правда, здесь наши действия осложнились тем, что из-за нарушения штабом армии мер секретности враг еще за день узнал о готовящемся контрударе. Командование группы армий «Юг» было настолько обеспокоено данными о предстоящем наступлении советской 26-й армии, что об этом стало известно гитлеровской ставке. Генерал Гальдер записал в своем дневнике: «Действия командования группы армий „Юг“ скованы ожиданием предстоящего наступления 26-й армии».
Противник спешно повернул на это направление моторизованные и танковые дивизии, до этого сосредоточивавшиеся у Киева. И все же решительный удар войск нашей 26-й армии заставил его попятиться. Наибольшего успеха достигли две дивизии 5-го кавкорпуса во главе с опытным генерал-майором Ф. В. Камковым. В районе Таращи они окружили и разгромили значительные силы гитлеровцев.
Контрудар войск генерала Костенко, несмотря на его ограниченные результаты (объясняется это отчасти тем, что нам не удалось создать мощной группировки и соединения были разбросаны на стокилометровом участке), принес большую пользу. Гальдер, продолжавший с особым вниманием следить за событиями в районе Киева, с досадой отметил: «Главные силы 1-й танковой группы все же скованы атаками 26-й армии…»
До конца решить задачу — выйти на намеченный рубеж, закрыть брешь и сомкнуть фланги армий — войска фронта не смогли. Часть танковых и моторизованных дивизий генерала Клейста, не скованных нашим контрударом, продолжала выдвигаться на пути отхода 6-й армии. Вместо движения на восток, на Белую Церковь, ее дивизии вынуждены были отклоняться на юго-восток, все больше удаляясь от остальных сил фронта. При этом 6-я армия невольно оттесняла на юго-восток и своего соседа — 12-ю армию, в результате чего происходило не сближение, а дальнейшее расхождение двух группировок фронта. Требовалось много находчивости и упорства, чтобы парировать угрозы с фронта и тыла. 22 июля, например, когда 49-й стрелковый корпус 6-й армии, прикрываемый с фронта частями 16-го мехкорпуса, подошел к Оратову (юго-западнее Тетиева), то это местечко было уже захвачено врагом. Войска 49-го корпуса генерала И. А. Корнилова решительно атаковали фашистскую группировку, захватив 100 автомашин, 300 мотоциклов и 80 пленных. А в это время 80-я стрелковая дивизия генерала В. И. Прохорова соседнего, 37-го стрелкового корпуса ворвалась с боем в местечко Осичка и уничтожила там крупный немецкий штаб. Вот в таких условиях продолжается отход 6-й армии. Не легче было и войскам 12-й армии, левый фланг которой тоже все время оставался под угрозой обхода.
Обе армии не смогли закрепиться на том рубеже, который был указан Ставкой, и продолжали медленно, с ожесточенными боями отходить, проталкивая впереди себя огромные автомобильные и железнодорожные транспорты, нагруженные эвакуированным имуществом и ранеными. В этой труднейшей обстановке, когда единственным спасением от окружения был скорый отход, армии оказались скованными подобно путнику, сгибающемуся под тяжестью непосильной ноши. И ничего сделать было невозможно. Приходилось тащить эту ношу: если с имуществом еще можно расстаться, то оставлять эшелоны раненых — не в обычаях Советской Армии. Пока войскам ценой неимоверных усилий удавалось избежать окружения. Но надолго ли?
Чтобы помочь левофланговым армиям, Военный совет фронта приказал командующему 26-й армией генералу Ф. Я. Костенко основные усилия нацелить в общем направлении на юг, то есть на соединение с отходящими войсками. В связи с этим ответственность за оборону Киева все более возлагалась на правое крыло фронта — 5-ю армию и 27-й стрелковый корпус. Они своими активными действиями должны были отвлекать на себя как можно больше войск 6-й немецкой армии, не давать им сосредоточиваться на подступах к городу.
21 июля по заданию командующего фронтом я выехал к генералу Потапову. Застал его на командном пункте, который располагался к тому времени примерно в 20 километрах севернее Коростеня.
М. И. Потапов, высокий, стройный, очень похудел, выглядел измученным, но, как всегда, не поддавался унынию. Он обрадовался случаю получить информацию о положении на всем фронте, что называется, из первых рук. Подробно расспрашивал меня об обстановке под Киевом, о настроениях в войсках и в самом городе. Его особенно интересовало положение наших войск на левом крыле фронта. Я рассказал ему все без прикрас, напомнил, что командование фронта возлагает большие надежды на контрудар его соединений.
Подойдя к карте, генерал сказал:
— Мы делаем все, чтобы сковать возможно больше вражеских сил, обескровить их и не допустить к Киеву.
Командарм имел основания так утверждать. Врагу крепко доставалось от его войск. Бывший гитлеровский генерал А. Филиппи отмечал в своих записках, что 5-я армия русских «10 июля при поддержке значительных сил артиллерии предприняла наступление, заставив перейти к обороне все те части и соединения, которые 6-й армии удалось подтянуть к фронту». А спустя неделю, пишет Филиппи, командование 6-й немецкой армии вынуждено было заявить: «Характер угрозы нашим войскам со стороны главных сил 5-й армии русских по-прежнему таков, что указанную угрозу следует ликвидировать до наступления на Киев».
— Но сил для нанесения решающего удара у нас, к сожалению, нет, — продолжал командарм.
— Но у вас же три механизированных корпуса, — напомнил я. — Ведь ни одна армия фронта столько не имеет!
— Вот-вот! — подхватил командарм. — Когда соседи слышат о трех мехкорпусах, то завидуют: «Потапову, дескать, можно воевать». Но ведь вы не хуже меня знаете, в каком они сейчас состоянии.
Потапов называет цифры: в 9-м мехкорпусе (до 19 июля им командовал К. К. Рокоссовский, а теперь — генерал А. Г. Маслов) в строю всего три десятка легких танков, в 22-м мехкорпусе В. С. Тамручи — четыре десятка. У Н. В. Фекленко в 19-м — чуть побольше, около семидесяти, причем три десятка из них — средние и тяжелые, у остальных — ни одного такого танка.
— Если собрать вместе все, чем они располагают, то и на одну нормальную танковую дивизию не наберешь. Вот вам и три мехкорпуса! — с досадой посетовал Потапов. — Добавьте к этому, что машины за дни боев прошли свыше тысячи километров и по своему техническому состоянию требуют среднего или капитального ремонта, и убедитесь, что завидовать нам нечего.
— Но в других армиях еще больше оснований для жалоб…
— Да, да, — поспешил согласиться Потапов. — Вы, конечно, правы: по сравнению с армиями Музыченко и Понеделина мы выглядим значительно лучше.
Командарм пожаловался на тяжелое положение с боеприпасами, особенно с бронебойными снарядами: все, что успевают подвозить, сразу же расходуется — никаких запасов создать не удается.
— Да и как тут запасешься. С первого дня войны не выходим из боев, а сейчас вторую неделю беспрерывно контратакуем.
Помолчав, командарм уверенно, не без гордости, добавил:
— Ничего. Мы заставили фашистов бояться нас. К нам попадают письма вражеских солдат. Тон их становится все более грустным. Часто встречается фраза:
«Это не Франция». Теперь фашисты идут в атаку с опаской. Прежде чем соваться, перепашут всю землю бомбами и снарядами. Все чаще стараются поднять свой дух шнапсом. Шестнадцатого июля они цепь за цепью лезли на позиции нашего тридцать первого стрелкового корпуса. В рост шагают, орут во всю глотку. Покосили мы их, а десятка полтора захватили. Все оказались вдребезги пьяными.
Из кипы документов, лежавших на столе, Потапов выбрал письмо с приколотым листком перевода:
— Вот прочтите.
Неотправленное письмо принадлежало немецкому солдату Конраду Думлеру:
«Четыре года я в армии, два года на войне. Но мне начинает казаться, что настоящая война началась только сейчас. Все, что было до сих пор, это — учебные маневры, не больше. Русские — отчаянные смельчаки. Они дерутся как дьяволы».
Немецкий цензор, задержавший письмо, наложил резолюцию: «Странно. Думлер участвовал во многих кампаниях, был на хорошем счету».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75