Что из того, что в «Ермаке» кормят блюдами, изготовленными из собачьего мяса, и поят вонючим самогоном. Главное — низкие цены!
Омар не опоздал — приехал в назначенное время. Для вида поколебавшись, выставил угощение — бутылку армянского коньяка. Шариат запрещает правоверным употреблять спиртное, но если находишься рядом с единоверцами, а в забегаловке — одни пьяные гяуры. Почему бы не расслабиться? Не зря говорят: с волками жить — по волчьи выть.
Разговаривали шёпотом, опасливо поглядывая на соседние столики. Вдруг спившийся бомж — загримированный сыскарь, а его пьяная соседка — наводчица ФСБ?
— Слушай внимательно, кунак. Похищенный Рыков сидит в зиндане. Выкуп — миллиард зелёных и ни цента меньше. Оповести жену заложника и стукни в комбинат. Через полмесяца начнём резать. Сначала пальцы на ногах. Чтобы не сбежал. После займёмся лапами. Выдёргивание ногтей — приятная процедура, а? Месяц помучается, потом — вышлем в посылках. Башка — в одной, руки — в другой, печёнка-селезёнка — в третьей.
Литвиненко знал, что многословное, садистское описание пыток рассчитано не на него — на комбинатовское начальство, и всё же в нём зашевелилось нечто, похожее на испуг. Представил себя сидящим в грязной яме, с отрезанными пальцами ног, с руками, лишёнными ногтей, и содрогнулся.
— Киношными ужастиками детей станешь пугать, — негромко прикрикнул он. — Говори по делу!
— А я разве не по делу базарю? — удивился араб. — Получим выкуп — тебя не обидим, отстегнём целых десять лимонов, а? Разве плохо?
— Миллиард — это вы загнули! У жены Рыкова и десятой части нет, в комбинатовской казне — сплошной вакуум. На помощь Москвы не надейся, там свои проблемы. Мой совет: держите олигарха в своей яме, вдруг обстановка изменится. Только без кровожадных пыток. Поверь, Рыков ещё пригодится. Живой и здоровый.
— Спасибо, кунак. Подумаю. Наверно, ты прав — пытать не нужно. Наоборот — облизывать и веселить. Сейчас ему очень весело и приятно — наслаждается дружеской беседой… с Белым!
Вот это новость! Если Омар не шутит и не шантажирует, ему удалось захватить ненавистного парня. Интересно, как отреагирует на это известие Зорин?…
Услышав о пленении своего злейшего врага, Виктор Петрович сначала обрадовался, потом задумался. Убивать Белова ваххабиты не станут — слишком ценный человек попал в их лапы. Запросят немалый выкуп, включат счётчик. Сколько пройдёт времени — месяц, два, полгода? Непотопляемый бывший партнёр по криминальному бизнесу обязательно выкрутится, вынырнет на поверхность, где его с нетерпением ожидает Введенский.
Заподозрив причастность Зорина к пленению, Сашка не станет проверять — не раздумывая, выложит генералу всё что знает и о чём только догадывается. А знает Белый немало и о прошлом и о настоящем скромного чиновника. Столько накопает компромата — пятнадцать лет отсидки на зоне гарантированы.
Пока президент Фонда был недосягаем, опасливые мысли не посещали Виктора Петровича, ненависть перешла в хроническую форму. Но сейчас, когда он, можно сказать, рядом, наступил рецидив.
— Как думаешь, Андрюшка, что нам с тобой делать?
Обычно зовёт Андреем или — по фамилии, а как припёрло — Андрюшка? Хорошо ещё не Андрюшенька. Значит, горячо боссу, очень горячо!
— Что вы имеете в виду? Белый заперт в зиндане, освободится не скоро. Если освободится вообще.
— Недалеко смотришь, дружище. Разве тебе неизвестны способности нынешнего узника? Вспомни, мир их праху, Каверина и его подельника Макса. Хитрецы были отменные, а Белый всё же их перехитрил… Короче, нужно, не теряя времени, уговорить твоего Омара отправить пленных на небеса.
— Не получится. Всё равно, что вырвать из волчьей пасти кусок мяса. Ваххабиты уже назначили сумму выкупа, включили счётчик. Убить пленника всё равно, что себе ограбить.
Литвиненко, как всегда, прав — Омар с подручными ни за что не откажутся выпотрошить сейф Фонда. Для этого Белый нужен им живым.
Распрощавшись с главным своим советчиком и исполнителем, Зорин решил воспользоваться умением и сноровкой бывшего подполковника милиции. Если Тучков смог организовать похищение олигарха, ему под силу выполнить более серьёзное задание — ликвидировать Белова.
Отозванный из Красносибирска, Тучков внимательно выслушал наставления босса, не стесняясь, поинтересовался суммой гонорара.
— Маловато, Виктор Петрович, — посетовал он. — Пробраться в горный аул Чечни почти невозможно. Если и удастся — встреча с масхадовскими вояками грозит либо смертью, либо пленением. Говорят, что риск — благородное дело, но я не слишком в это верю. Любой риск пахнет кровью…
— Сколько? — брезгливо поморщившись, перебил Зорин. — Назови любую цифру — заранее согласен.
Тучков долго молчал, глядя то в зашторенное окно, то на стоящий в углу номера худосочный фикус. Запросишь много — Зорин отыщет других киллеров, более покладистых. Продешевить тоже опасно — ведь придётся делиться с Муратом и его бандитами. И так больно, и так колко.
— Учитывая серьёзную опасность потерять голову и из чувства уважения к вам — десять лимонов зеленью…
Дорого же стоит чувство уважения, подумал Зорин. Что касается риска потерять голову, то ловкий мент, наверняка, подставит не свою башку.
— Замётано!
— Извините, Виктор Петрович, но любой договор предусматривает аванс. Опять же, из чувства искреннего уважения, согласен на тридцать процентов…
Когда это нужно, Тучков умеет представиться наглым жлобом и скромным просителем, неотёсанным мужланом и умным интеллигентом. В зависимости от того, с кем он говорит, и что надеется выжать из собеседника. На этот раз он использовал сразу две маски — настырного жадины и вежливого подхалима.
Зорин пренебрежительно пожал плечами и открыл сейф. Дескать, от такой мелочи и говорить противно…
Возвратившись в Красносибирск, отставной подполковник сразу пригласил к себе Мурата. Именно пригласил, а не вызвал. С чёрными приходится обращаться аккуратно — слишком они взрывчаты и непредсказуемы.
Мурат нарисовался через какое-нибудь полчаса — наверно, сидит без работы. Не обследовал комнату, не оглядел работодателя подозрительным взглядом .
— Что делать? Сколько отстегнёшь?
Сплошное бескультурье! Нет того, чтобы предварительно спросить о здоровье и самочувствии, поинтересоваться бизнесом и доходами. С ходу берёт за горло.
Узнав о сложном и небезопасном задании, он нахмурился, подёргал бородку.
— Признаюсь, есть у меня кой-какие подходы. Но без зелени не подступиться…
— Сколько? И за подход, и за отход? — невесело пошутил Тучков. Так просто расставаться с баксами он не был намерен. — Сразу скажу: лимон не гарантирую. Если половину — побазарим.
Сошлись на семисот. Без авансирования и с непременным условием — клиент прикажет долго жить не позднее конца месяца…
Глава 13
Спустившись по приставной лестнице в зиндан, Белов осмотрелся. Ничего особенного, обычная яма глубиной в два человеческих роста, в диаметре метра два с половиной. Стены обшиты жердями.Днло ямы сухое, по стенам не стекает вода. Выход наверх прикрыт деревянной решёткой.
Сносная хата, в которой предстоит долго париться. Если не помогут Зарема и её отец. Только одна недоработка — отхожее место. Переполненное ржавое ведро, которое, похоже, поднимают не чаще одного раза в неделю, издаёт такую вонь, хоть противогаз надевай.
— Эй, как тебя дразнят в Преисподней? Слуга Шайтана! Отзовись, помесь ишака с овцой!
Крикнул и прижался к жердям. Обиженный охранник может ответить автоматной очередью. Для ваххабитов убить неверного, что выпить стакан воды. Провинившегося соплеменника они тоже казнят с удовольствием.
Саша не знал о том, что Омар, перед очередным отъездом, строго приказал: в зиндане — ценный материал, повредите, клянусь Аллахом, отрежу руки и выброшу собакам!
Решетка сдвинулась, в образовавшееся отверстие показался ствол автомата, рядом с ним — горбоносое, скуластое лицо.
— Что нужно, гяур?
— Будь добр, свирепый Аргус, спусти верёвку и вытяни на поверхность это дерьмо. Сил нет терпеть.
Кто такой Аргус, ваххабит, конечно, не знал. Решив, что это ещё одно оскорбление, со стуком надвинул решётку. Предварительно пообещал вырезать неверному язык, выколоть нахальные глаза. Дескать, никто его за этот варварский способ воспитания не осудит, наоборот, похвалят и даже наградят баксами.
— Разве можно так, — укоризненно прошептал Федя. — Сам говорил, что лучше — с миром, а теперь что делаешь? Грешник не ведает, что творит, его жалеть нужно, а не обзывать обидными словами.
Похоже, миротворец, окончательно сдвинулся по фазе. Видишь ли, жалеть нужно выродков? А кто пожалеет взорванных мирных людей, детишек-сирот? Нет, толстовская философия не для Белого. Данный самому себе обет — стрелять только при самозащите, придётся временно забыть. Кстати, так посоветовал Кос при последнем появлении с того света.
Потакать доморощенному философу — еще больше туманить ему и без того затуманенную башку.
— Грешников жалеют по разному. Одних — словом, других — дубьём. Предпочитаю силовую жалость. Она надёжней, быстрей выправляют покривившиеся мозги.
Федя возражать не решился, ограничился горестным вздохом. Сидящий рядом с ним Злой восторженно зааплодировал. Наконец-то, Серый взялся за ум, перестал балансировать между милосердием и возмездием. Врагов лечить можно только силой, лучше вообще ликвидировать.
Ватсон никак не отреагировал на философский спор — он был занят делом: обрабатывал рану на голове ещё одного заключённого.
Всё же охранник смилостивился. Открыл решётку и спустил в яму верёвку. Белов привязал ее к дужке ведра.
— Вира помалу! Не расплёскивай драгоценную, чёрт бы её драл в аду, жижу. Вонючее дерьмо пригодится тебе на ужин.
В ответ ни такого же оскорбления, ни пули. Наоборот, верёвка возвратилась не со ржавым вонючим ведром — с оцинкованным баком для кипячения белья с крышкой и двумя короткими дощечками. Вот наглядный пример правильности силовой жалости, торжествовал Белов, подталкивая оппонента, свихнувшегося на милосердии. Во время и в нужном месте стукнуть по башке любого грешника — мигом превратится в праведника.
Он не знал, что ушедшего на ужин обозлённого Аргуса подменил Джамаль. Рискуя жизнью, он и спустил узникам более вместительную и удобную посудину. Казалось бы, мелочь, не заслуживающая особого внимания, но Белов убеждён, что любая мелочь в характере бандита или убийцы свидетельствует о том, что тот не потерял человеческий облик.
Судя по перебранке наверху, ваххабиты что-то не поделили. Витёк, уже побывавший в чеченском застенке, и нахватавший там верхушек знания языка, шёпотом переводил. Оскорблённый Беловым боевик после сытного ужина не подобрел, скорее, наоборот, сделался более злым.
Он бранил своего сменщика за доброту к гяурам, неверным собакам. Жаль, Омар запретил резать их, пытать раскалённым железом. Он бы с удовольствием слушал их жалкие стоны. Добрый чеченец возражал: командир знает, что делает, он считает заложников ценными людьми, а ценных нужно беречь.
Саша слушал вольный перевод Витька и мучительно пытался вспомнить, где он мог слышать этот голос. Не скрипучий и злой, как у Аргуса, а гортанный, с оттенками доброты. Будто его обладатель стесняется своей сентиментальности, но преодолеть её не в состоянии.
У Тариэля, Алмаза, Асланбека и их шестёрок были другие голоса — жадные, повелевающие или — сладкие, подхалимистые… В Первомайском посёлке? Нет, там звучали совсем другие оттенки —жёсткие, не знающие жалости… Ага, вот, где он слышал этот голос! Вертолёт, опаздывающий пассажир, тихое предупреждение о грозящей опасности… Джамаль!
Надуманная философия о «силовой жалости» рассыпалась и исчезла. Вместо неё возникло страстное желание обрести свободу. Не для мести и не для спасения себя и друзей — для поиска похищенной девушки…
Ночь прошла спокойно. Федя спал, как спят праведники, кажется, и во сне он молился. Витёк беспокойно ворочался, то и дело ощупывая пояс, за которым не было любимого ножа. Ватсон так храпел, что, казалось, решётка, закрывающая вход в яму, шевелилась. А вот Белов так и не сомкнул глаз — продумывал варианты побега. Под утро убедился, что без помощи Джамаля не обойтись, побег должен подготовить именно он, узники бессильны… И — задремал.
Подняли их в шесть утра. Дескать, хватит бока отлёживать, не в санатории находятся — в зиндане. То ест, в тюрьме. Ватсона увели к раненным, Федю и Витька — помогать женщинам: рубить дрова, таскать воду, готовить еду для джигитов. Работа — не трудная, но унизительная, пленных подгоняли либо бранью, либо ударами плётки. Будто рабочий скот.
В зиндане остался «ценный материал»: заложники, ожидающие либо выкупа, либо смерти.
— Мы с вами так и не познакомились, — Саша опустился на землю рядом с товарищем по несчастью. — Александр Николаевич Белов. Президент Фонда реконструкции… Слышали о такой компании?
— Слышал и не раз. Солидная фирма… Вот только с криминальным душком… Не обижайтесь, Александр Николаевич, сейчас весь российский бизнес так или иначе связан с преступностью. Вы не исключение… Простите, я не представился. Алексей Анатольевич Рыков. Председатель совета директоров Красносибирского алюминиевого комбината…
— …. и фактический его владелец, — с уважением завершил начатую фразу Белов. — Признаться, завидую — поднять такую громадину не каждому дано. После смены ориентации на рыночную и начала реформирования, насколько я наслышан, комбинат пришёл в упадок, почти умирал. Для того, чтобы возродить его нужен умный, понимающий и знающий все тонкости производства, человек… По себе знаю, — нескромно признался он. — В своё время я немало дров наломал, то падал в долговую яму, то упрямо выбирался из неё. По сей день барахтаюсь… Как же вы умудрились оказаться в этой яме? Конфликт с сепаратистами исключается, для этого не существует причин. Разные сферы деятельности, разные интересы… Чеченцы — обычные марионетки, главное, узнать, кто кукловод?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31