Он обратился ко мне, не открывая рта, но у меня в голове зазвучала английская речь! Он говорил, точнее, каким-то способом передавал мне правильные английские фразы! Мне, ирландцу, придумать такие было не под силу.
— Вы хотите уйти отсюда, сэр? — прозвучало в моем мозгу. — Не советую вам делать этого. Вы не сможете спуститься с отвесных обрывов и не сумеете сплести из лиан надежную веревку достаточной длины. А если даже и сумеете сделать это, то погибнете на пути к океану. Вы забрались слишком далеко в эту дикую страну и поблагодарите того, кого считаете Богом, за то, что он вывел вас к нашим охотникам, а не к индейцам других племен.
— Неужели я обречен никогда не увидеть своей родины? — спросил я у старика, чувствуя в нем какую-то невероятную духовную силу, какой не видывал ни у католических патеров, ни у протестантских пасторов.
— Я этого не говорил, сэр, — послышалось мне очень отчетливо. — Вы не способны ОБЫЧНЫМ путем уйти отсюда, но я могу помочь вам отыскать иной путь, который очень быстро приведет вас на родину, ибо у вас есть нечто, могущее помочь вам. Это вещь, которую вы называете перстнем.
— Как эта металлическая вещица может помочь мне перенестись за тысячи миль отсюда? — не поверил я.
— Силою духа, милорд! — ответил он мысленно.
— Силою духа? — переспросил я. — Но ведь силою духа я уже там. Я все время думаю о родине, о той природе, которую я покинул довольно давно. Но телом я по-прежнему здесь. Увы…
— Вы правы сэр, но лишь отчасти, — сказал старик. — Сила духа способна влиять и на плоть. Ваша душа слаба и неразвита, ибо вы, жители стран, что за Большой Водой, по-иному воспитывали ее. Вы плохо верите даже в того Бога, которого себе придумали, и не понимаете той священной книги, которую считаете средоточием мудрости. Я не могу дать вам Истину в том виде, в каком она существует, ибо душа ваша не сможет управиться с нею должным образом. Но я могу на время дать вашей душе ту силу, которая потребна, дабы переместить тело через пространство. Свершив сие, сила исчезнет и не вернется к вам, если, конечно, вы не найдете еще три перстня Великого Духа.
— А что, этот перстень не единственный? — спросил я.
— Да. Их всего четыре, но они очень редко сходятся вместе. Таинственная сила, которая владеет ими, то дарит их людям, то отнимает. Никто не знает, куда они приходят, откуда берутся и как исчезают. Обладание всеми четырьмя сулит силу. Неограниченную, почти Божью, но и скорая смерть в их власти.
— В их власти исполнять желания?
— Да, милорд. Они способны переносить человека на огромные расстояния, творить из ничего живое и даже разумное, не говоря уже о неживом. Они способны сделать человека животным и преобразить неразумного скота в мудреца. Но горе человеку, который поверит в то, что отныне может ВСЕ. Это значит, что его дни уже сочтены.
Вот так, в безмолвной беседе с отшельником-чародеем, я дошел до того места, где под сенью зарослей таился вход в его жилище.
— Если вы сможете, имея перстень на руке, войти в мою пещеру, — сообщил отшельник, — то сумеете при настоящем желании попасть и на родину.
Когда его высохшая рука отодвинула растительность, прикрывавшую щель в скале, которая не имела в самом широком месте и четверти фута, мне показалось, что старик издевается надо мной.
— Да ты сам в нее не пролезешь! — вскричал я. — Это дырка для кошки, не более того.
— Для кошки? — в мысленном вопросе старика я уловил усмешку. — Глядите, милорд!
И с этими словами кудесник, который в своей травяной хламиде, как мне казалось, был много толще фута в самом узком месте, легко протиснулся в щель, будто скала была из сливочного масла!
— А ведь перстень у вас, милорд! — заметил он уже из пещеры. — Разъединенные перстни приносят удачу в самых невероятных делах. И ваш перстень легко бы мог помочь вам, если б вы по-настоящему верили в него. Имея перстень, вы могли бы даже пройти прямо сквозь скалу, чего я сделать не в силах…
Я подошел к щели. Нет, я же не был полным идиотом! В щель я мог просунуть только руку или ногу до колена, не более. Скала была прочна, и, чтобы продолбить ее киркой, нужно было несколько дней, да и то если помогать себе порохом.
— Вы не верите, сэр! — вздохнул колдун. — А раз так, то обречены пребывать здесь, в верховьях Ориноко, до скончания века. Мне очень жаль, ибо здесь вас ждет печальная судьба.
— Почему? — воскликнул я.
— Сейчас вы, милорд, являетесь для людей нашего племени целителем. Приходящие к вам больные поклоняются вам так же, как поклонялись до вас человеку, с руки которого вы соизволили снять этот перстень. Это был человек Леса, он знал, как выжить здесь, и сумел спуститься с обрыва. Почему он хотел бежать? Потому что я объяснил ему, как объясняю сейчас вам, милорд, что каждое исцеление больного отбирает у вас жизненные силы. Продлевая жизнь кому-то, вы укорачиваете свою. Такова сила перстня.
Я сразу вспомнил, сколько людей приходило для того, чтобы прикоснуться к перстню, и подумал, что, возможно, жить мне осталось совсем мало.
— Осторожнее, сэр! — голос вещуна в моем мозгу прозвучал, как предупреждающий крик. — Запомните: чем больше вы думаете о том, сколько своей жизни отдали людям, и чем больше жалеете об этом, тем меньше ее у вас остается на самом деле. Чем больше вы радуетесь тому, сколько жизни отдали другим, тем больше ее у вас остается.
— Господи! — вскричал я во весь голос. — Не допусти, отврати от лжи языческой.
— Он не слышит вас, — заметил старик, — ибо вы обращаетесь к нему, как младший брат обращается за защитой к старшему или сын — к отцу. Вы, милорд, видите в нем Очень Сильного Человека, нечто вроде Короля над королями. Вы не понимаете, что он — все сущее, а вы — его часть. Он — в каждой частице вашего тела. Он — это ваша душа. Ваше обращение к Нему должно походить на боль, идущую от пальца к мозгу, и тогда Он поймет вас. Но самое главное, что вы просите его отвратить вас от Истины, именуя ее ложью. А этого Бог никогда не слышит.
И тут я внезапно испытал приступ веры в могущество перстня. Наверно, потому, что Богу действительно угодна была истина, изреченная отшельником. Я сделал решительный шаг к щели в скале, истово веруя в то, что она пропустит меня, двинулся вперед… и прошел!
Я прошел там, где не смогла бы пролезть даже беременная кошка.
— Поздравляю вас, милорд! — одобрил отшельник. — Я был уверен, что вы сможете это сделать.
В пещере было сухо, но прохладно. Все стены были увешаны травами, сохнущими на лианах, словно белье на веревках. Однако меня сразу же удивило, что лианы были привязаны к деревянным шпилькам, вбитым в гранит. Именно в гранит, а не в трещины. Очевидно и здесь было повинно колдовство.
Посреди пещеры висел огромный глиняный горшок. Внизу, под горшком, был сложен хворост.
Старик посмотрел на очаг и… в нем вспыхнул огонь! Я перекрестился и затрепетал от ужаса. Ведь если этот колдун способен зажечь костер одним взглядом, то ему ничего не стоит и меня сжечь!
— Не бойся! — уловив мои сомнения, произнес мысленно отшельник. — Верь в силу перстня, и тебе поможет то, что ты считаешь Богом!
В горшке, судя по всему, была налита вода. Минут через десять она закипела, заклокотала, повалил пар. Отшельник снял с лиан три или четыре пучка трав и бросил их в кипяток. Странный аромат начал растекаться по пещере, а старый колдун велел мне сесть на камень и смотреть на огонь.
— Думай о том месте, где хотел бы очутиться, — прозвучал в моем мозгу его приказ, — думай!
Я вдыхал аромат, идущий от горшка, где варился настой, и он постепенно погрузил меня в полусон. Я ощущал, что сижу в пещере, и в то же время я отчетливо увидел старый родовой замок О'Брайенов, где я не бывал уже многие годы. Я как бы мысленно шел по его стенам, спускался во двор, входил в дом, поднимался в свою комнату. Так прошел я этот путь один раз, другой, третий… С каждым разом я все меньше ощущал, что нахожусь в пещере отшельника, и все больше — что на самом деле иду по отцовскому замку. На пятый проход я уже ощутил холод стены, до которой дотронулся рукой, а на шестой споткнулся о выбоину на ступеньке. В седьмой же раз, открыв дверь в свою комнату, я почувствовал запахи, знакомые с раннего детства…
— Вы пришли, милорд! — колоколом прозвенел в мозгу мысленный голос отшельника.
И я очутился там, где хотел, в милой, доброй, хотя и растоптанной англичанами Ирландии, в моем родовом замке, где стояли английские драгуны.
Меня, поскольку замок уже давно не принадлежал нашей семье, для начала приняли за шпиона, и мне, вероятно, несколько часов угрожала виселица, пока командир драгун связывался с теми людьми, которые могли объяснить ему мою полезность для Его Величества, ибо тогда я еще служил королю Карлу I. Конечно, я не стал говорить всей правды даже тем, кто хорошо меня знал. Мне пришлось рассказать о том, как я был ограблен до нитки разбойниками — это было во время восстания 1641 года, — и мне поверили. Ведь я явился в замок в клочках своей старой рубахи, намотанной вокруг чресел, то есть так, как я ходил, живя среди индейцев.
Мне долго мечталось увидеть все четыре перстня, но я не предполагал, что один из них лежит в шкатулке Мерседес, а два других находятся у ее дяди и кузена. Я нашел их случайно. Они были у меня в руках, черт побери, все четыре!
Но прав был старый отшельник — таинственная сила то дарит их, то отнимает. Впрочем, в моем случае ничего особо таинственного не произошло. Их просто украли у меня, и имя вора мне прекрасно известно.
Дело в том, что всего за несколько часов до нашего ухода из восточной лагуны острова Сан-Фернандо — так назывался остров, где я настиг наконец Мерседес — к борту подплыл обожженный полубезумный испанец, которого звали Педро Лопес. Этот пират, как оказалось, вместе с четырьмя своими товарищами был взят в плен моей будущей женой, присягнул ей на верность и собирался уплыть с острова на пустом французском фрегате, который, чудом не разбив о скалы, внесло в лагуну. Однако произошел несчастный случай: мортира, стоявшая во дворе замка, выстрелила и утопила шлюпку, где находился Лопес и еще несколько человек: погибли все, кроме негритенка Мануэля и Педро Лопеса. Негритенок сразу поплыл к берегу, а Лопеса при взрыве отбросило далеко к выходу из бухты, и он с трудом смог удержаться за какой-то камень, чтобы отлив не унес его в море…
Что ж, хоть я и не слишком люблю испанцев (в отличие от испанок), я принял Лопеса в свою команду и проклинаю себя за это уже много лет.
Не знаю до сих пор, знал ли он что-нибудь о свойствах перстней или просто хотел разжиться золотишком, точно так же, как и не знаю в точности, как он сумел пролезть в тайник, где я хранил перстни. Но знаю точно: перстни исчезли вместе с Лопесом, и произошло это уже на траверзе острова Хайди, всего в нескольких десятках миль от Сан-Фернандо. Как дезертировал Лопес, помог ли ему кто-то из моей команды — не знаю.
Увы, мне уже не придется больше держать эти перстни в руках, ибо время моей земной жизни подошло к концу. Уверую ли в Бога хотя бы сейчас, стоя на пороге Вечности? Увы, не знаю. Мне поздно молиться, грехи давят и гнут мою волю. А почему я должен молиться? Разве я топил корабли, шпионил и обманывал? Нет, конечно. То есть я обманывал, убивал, но кораблей я не топил. Я вообще не моряк. И пиратом никогда не был. Я человек сухопутный. Я
— Баринов Дик. Почему? Ошибся! Я Николай Браун. Или Анхель Коротков. Ну, не Мерседес же… Да как же правильно?! Все вперемешку. Нажми, прорвись, вынырни к свету! Да, да, именно так! Я — Баринов Дмитрий Сергеевич!
Я вернулся! Я вернулся! Я вынырнул!

Часть третья. МЕЖДУ МНОГИХ ОГНЕЙ
РАЗБОР ПОЛЕТОВ
Горка бутербродов, ароматный кофе, заботливый взгляд супруги и отца — что еще нужно человеку; чтобы почувствовать себя вернувшимся?
— Да, братец, — сказал Чудо-юдо, — прямо скажем, ты начинен сюрпризами… Даже если половина того, что ты рассказал, не есть игра случайных ассоциаций
— то наше недельное стояние на ушах вполне окупилось.
— Лопай, лопай, Волчара! — подбодрила меня Ленка. — А то негритенка из тебя не получится…
— А тебе, стало быть, нужен негр? — спросил я, разжевывая какую-то копченость вместе с бутербродом.
— Нужен! — хихикнула, и довольно бесстыже, законная супруга. — Папочка звонит во втором часу ночи и объявляет минутную готовность: «Лена, немедленно приходи на работу! Дима не выводится!» Я, конечно, спрашиваю: «Он что, пьяный?» Впервые слышала, как у Сергея Сергеевича получаются неточные фразы.
— Да, — усмехнулся Чудо-юдо, — тут мне было не до стилистики! Клара Леопольдовна вообще была в ужасе. Мы никак не ожидали, что разархивируется такой большой объем информации. И что сразу три человека, причем давным-давно умерших, будут ощущать тебя как свое «я» — никто не ожидал. Сумасшедший дом!
— Все дело в том, Сергей Сергеевич, — заметила Ленка, — что вы действовали «методом тыка». Я ведь предлагала провести семантический анализ кодирующих знаков на компьютерной модели. А вы сказали: «Незачем мучиться!» Хорошо, что все три памяти развернулись только в семь дней. А если бы год, два? Вряд ли вы вывели бы Димулю вообще…
— Каюсь, матушка! — улыбнулся Чудо-юдо. — Но согласитесь, детишки, потрясающий результат, а? Путешествие в прошлое! В XVI век!
— Ну и что? — хмыкнул я. — Ты же сам говорил, что этим самым… питекантропом себя видел?! Генетическая память…
— Ну, это, видишь ли, только предположение. Могло быть все куда проще. Сходил в музей, увидел там картинку, как тигр ловит обезьяну, а она потом каким-то образом анимировалась…
— «Я хочу, чтобы картинка ожила…» — процитировала Ленка какую-то рекламу.
— А что, у меня не могло быть такого? Я ведь и книжки про пиратов читал, и фильмы смотрел…
— Теоретически это возможно, конечно, но я сомневаюсь, чтобы такой сон у тебя мог растянуться на такой долгий срок. Ведь ты сперва ПРОЖИЛ несколько дней как Мануэль, потом еще несколько дней — как донья Мерседес, наконец, у тебя был еще О'Брайен. Три «я»! Раса, возраст, пол, интеллектуальный уровень, психология — все различно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67