В конце концов ведро с грохотом скатилось в бассейн и поплыло по воде дужкой кверху. Стоя у бортика, Бэбс сделала попытку поймать его лапой, но не дотянулась. Тогда медведица прыгнула в бассейн, вызвав миниатюрное цунами. Волна захлестнула ведро, и оно кануло в зеленую толщу. Нимало не обескураженная этим, Бэбс нырнула следом и принялась обыскивать дно. Через минуту-другую она вынырнула с висящим на лапе ведром – ни дать ни взять доярка с подойником. Не желая больше рисковать, Бэбс легла на спину, примостила трофей себе на брюхо и принялась ласково его поглаживать. Время от времени она подносила ведро к носу, чтобы смачно фыркнуть в его гулкое металлическое нутро.
Но вот медведица забыла про осторожность, и снова ведро с веселым бульканьем пошло ко дну. Бэбс нырнула за ним, а когда вынырнула, ведро сидело на ее голове, словно шляпа, с дужкой в роли охватывающей подбородок ленты. Джо хохотал так, что с ним чуть истерика не случилась. Правда, затем мы изрядно поволновались, потому что ведро никак не хотело сниматься. Справившись с ним наконец, медведица решила его проучить. Взяла дужку зубами, вынесла ведро из воды, опустила на цемент и с видом исследователя, производящего увлекательный эксперимент, нажала лапой на железо. Казалось бы, чуть-чуть нажала, но от этого незамысловатого акта дно ведра вздулось пузырем, а бока сплющились, точно побывали под гидравлическим прессом. Исчерпав таким образом возможности новой игрушки, Бэбс утратила к ней интерес и побрела к бассейну, чтобы немного поплавать.
Время от времени у Бэбс между пальцами передней лапы появлялись фурункулы – неприятная штука, так как они прорывались не сразу и причиняли ей изрядную боль. С изборожденным страдальческими складками лицом Джо стоял, опираясь на отжим, и глядел, как медведица хромает по своей площадке.
– Ах ты, бедолага, – участливо приговаривал он. – Бедняжка ты моя.
Нам оставалось только смотреть, как она страдает и мечется по вольеру. На второй день фурункул прорывался сам, пачкая желтым гноем белую шерсть. Пока в распухшей лапе пульсировала боль, Бэбс не входила в бассейн, но, как только нарыв лопался, бросалась в воду, не дожидаясь, когда выйдет весь гной.
Но однажды нарыв не прорвался, как обычно, на второй день; лапа и на третье утро была похожа на подушку, и мы заметили, что опухоль распространяется вверх. Дело приняло серьезный оборот, и нам пришлось вмешаться. Заманив медведицу в клетку, мы сунули ей кусок мяса, в котором были спрятаны искрошенные таблетки, затем вскипятили в Приюте ведрo воды и развели дезинфицирующее средство. У нас было задумано распарить лапу, чтобы фурункул лопнул, однако Бэбс отнюдь не рвалась участвовать в этом научном опыте. Клетка была достаточно длинная: зайдем с одного конца – медведица поспешно ковыляет в другой. С помощью двух досок, трех вил и лопаты нам удалось запереть ее в углу, там она уселась, шипя, будто паровая машина, и предостерегающе порыкивая. Мы плеснули горячей водой на распухшую лапу; Бэбс рывком подняла ее, хрипя от ярости и боли, и попыталась пробиться через заграждение из досок и вил. К счастью, доски выдержали. Мы плеснули опять; на этот раз Бэбс гораздо мягче выразила свое недовольство. По мере того как лапа прогревалась, медведица становилась спокойнее; наконец она легла и закрыла глаза. Прежде чем мы опорожнили ведро, нарыв прорвался, выбросив на цемент струю гноя, и Бэбс облегченно вздохнула. Еще два ведра воды ушло на то, чтобы смыть гной, который сочился из отверстия величиной с монетку. Через полчаса мы выпустили Бэбс из клетки, а минутой позже она уже как ни в чем не бывало бултыхалась в бассейне.
До работы с Бэбс и Сэмом мне не приходило в голову, что белый медведь способен развить сколько-нибудь заметную скорость. Тем сильнее был я поражен, когда увидел, что Бэбс при желании в прыти не уступает тигру. Правда, она совершала рывки только в тех случаях, когда, выведенная из себя, покушалась на вашу жизнь. Сэм редко торопился и никогда не выходил из себя; если его что-то раздражало, он давал знать об этом, издавая выпяченными губами предостерегающее шипение. Бэбс не тратила времени на предостережения и бросалась на человека по малейшему поводу. Впервые она продемонстрировала мне свои способности однажды утром, когда по какой-то причине, известной только ей одной, пребывала в дурном настроении. Медведица шипела и ворчала, когда мы загоняли супругов в клетку, чтобы произвести уборку в вольере, да и выйдя потом из клетки, продолжала ворчать и порыкивала на Сэма, если он приближался к ней. Тут я нечаянно задел ногой ведро, оно с грохотом опрокинулось на камни, и этот шум подсказал Бэбс, на что обратить свой гнев. В приступе ярости она развернулась кругом и из дальнего конца вольера галопом бросилась ко мне. В четыре огромных прыжка, словно чудовищный мяч, покрыла она расстояние до разделявшей нас ограды. Медведица проделала этот маневр так стремительно и могучая лапища просунулась между прутьями так внезапно, что я едва успел отпрянуть назад. Раздосадованная промахом, Бэбс с шипением ретировалась и принялась угрюмо бродить на солнце.
Казалось, этот случай должен был меня предостеречь, но я пренебрег уроком, и вскоре Бэбс опять застигла меня врасплох. В промежутке между отжимом и оградой вольера белых медведей накапливались обертки от конфет, разорванные пачки из-под сигарет, бумажные кульки и прочий мусор, который заботливые посетители бросали на землю, чтобы мы не скучали без дела. Придя, как обычно, под вечер для уборки и увидев, что Бэбс спит на краю вольера, я решил приступить к работе в противоположном конце. Перелез через отжим, начал подметать и так увлекся, что забыл о необходимости поглядывать на медведей. Только нагнулся за очередной бумажкой, вдруг за спиной у меня послышались какой-то топот и шипение, и в ту же секунду на мое седалище обрушился страшенный тумак. Я пролетел ласточкой по воздуху и приземлился плашмя на грязную траву. Перевернувшись на спину, я увидел Бэбс: она сидела возле ограды, злорадно глядя на меня. И ведь что особенно поразительно: хотя в узкий просвет между прутьями могла просунуться только часть лапы, а именно пальцы с когтями, медведица вложила в удар такую силу, что умудрилась сбить меня с ног. Поглаживая ушибленное место, я пытался представить себе, что мне грозило, если бы не ограда. Судя по взгляду Бэбс, она была готова хоть сейчас удовлетворить мое любопытство.
Чуть ли не каждый день Джеси испытывал побуждение прочитать кому-нибудь из посетителей небольшую лекцию на зоологические темы. Лекции его отличались томительным однообразием, всегда повторялись дословно, притом настолько часто, что некоторые из них приобрели в зоопарке едва ли не легендарную известность. Пожалуй, первое место занимал трактат о белых медведях, его почти все сотрудники знали наизусть.
У Сэма была привычка качаться, довольно распространенная у медведей. Иной раз он по часу стоял и качал головой наподобие маятника, устремив невидящий взгляд куда-то вдаль. Зрители неизменно реагировали удивленными и восторженными возгласами на странное поведение огромного белого зверя, и в конце концов кто-нибудь из них, озадаченный более других, начинал искать взглядом служителя, чтобы тот объяснил ему смысл непонятного явления.
Тотчас рядом с любознательным, словно наделенный телепатическим даром, как из-под земли вырастал Джеси. Придя в себя от неожиданности, посетитель спрашивал, почему это медведь качается вот так из стороны в сторону.
– Видите ли, – начинал Джеси, вперив глубокомысленный взгляд в спросившего, – это долгая история, к тому же я не совсем уверен в правильности моего толкования...
Пауза.
Разумеется, после столь скромного начала слушатели проникались уверенностью, что он никогда не ошибается. Закурив предложенную ему сигарету, Джеси облокачивался на перила и продолжал.
– Это так называемое зазывное качание, – задумчиво говорил он. – Его можно наблюдать и у слонов. Никто не знает точно, в чем его смысл, все толкуют по-разному. Что до меня, то я считаю, дело в следующем...
Здесь Джеси делал глубокий вздох и мелодично цыкал зубом, нагнетал напряжение.
– Вы, конечно, знаете, что белые медведи обитают на Южном полюсе, где кругом сплошь один лед и снег. Пищей им служат тюлени, и вот я пришел к выводу, что это качание – прием, который помогает им охотиться. Стоит это медведь у кромки льда и качается, так? Мимо плывет тюлень и видит эту странную картину, так? Высовывается из воды, чтобы получше рассмотреть. В это время – хлоп! – медведь бьет его по голове. Я бы сказал, это что-то вроде гипноза. Медведь как бы зачаровывает тюленя, понятно?
Интересно: я сотни раз слышал, как Джеси излагает свою гипотезу, и хоть бы один слушатель спросил его, зачем же качаются слоны – тоже тюленей гипнотизируют? И никто не подвергал сомнению его слова о том, что белые медведи живут на Южном полюсе. Зато после каждой такой лекции в кармане Джеси прибавлялся шиллинг.
Наблюдая обычаи и нравы Бэбс и Сэма, я успел привязаться к этой забавной и интересной паре. Пожалуй, самым забавным был тот случай, когда мы решили, что Бэбс готовится стать матерью. Правда, случай этот относится к разряду тех, которые только потом кажутся смешными.
Рабочий день кончился, я сидел в Приюте и поджаривал хлеб, вдруг на пороге возник Джо, который совершал заключительный обход.
– Слышь, – произнес он таинственным голосом, – пойдем-ка, чего покажу.
Я неохотно оторвался от своего занятия и проследовал с ним к вольеру белых медведей. Вроде бы все в порядке...
– А в чем дело-то, Джо? – спросил я.
– Не видишь?
Я снова обвел взглядом вольер.
– Нет... а что?
– У нее кровь идет! – произнес Джо хриплым театральным шепотом и оглянулся украдкой: не подслушивает ли кто.
– У кого?
– Как у кого – у Бэбс. У кого же еще!
Я присмотрелся к медведице, которая бродила вдоль ограды, и разглядел наконец на задней ноге пятнышко запекшейся крови.
– А-а, теперь вижу. На задней ноге.
– Ш-ш-ш! – яростно прошипел Джо. – Тебе непременно надо, чтобы все слышали?
Ближайшие люди находились от нас шагах в трехстах, но Джо, как я уже говорил, относился к таким вопросам с повышенной чувствительностью.
– Ну и что с ней, по-твоему? – спросил я. – Порезалась?
– Пошли, – ответил Джо.
Он отвел меня обратно в Приют, и мы устроили совещание за закрытыми дверями.
– По-моему, это роды, – твердо произнес Джо.
– Какие роды, – возразил я, – у нее живот ничуть не прибавился.
– Поди рассмотри при такой густой шерсти, – угрюмо сказал Джо, словно Бэбс скрывала от него порочащий ее секрет.
– Ну ладно, а что нам теперь делать? Если она там ощенится, старина Сэм сожрет медвежонка, как пить дать.
– Надо загнать ее в клетку, – изрек Джо с видом полководца.
Это оказалось не так-то просто. Медведица с утра ужe побывала в клетке и не видела никаких оснований, чтобы ее вновь туда заточали. Вместо нее в клетку вошел Сэм и уселся, рассчитывая на дополнительный паек. Он никак не хотел выходить, и мы немало помучились, прежде чем удалось выгнать его. После этого Джо заманил Сэма в другой конец вольера и потчевал там кусочками жира, пока я улещивал Бэбс. Через каких-нибудь полчаса маневр был завершен: медведица очутилась в клетке, а супруг ее восседал снаружи и с величайшим интересом наблюдал за ходом событий.
– Теперь, – объявил Джо, – нужно сделать ей подстилку.
– Солому?
– Ага, притащи-ка охапку от тигровой ямы.
Вернувшись с соломой, я снова прочитал на лице Джо озабоченность.
– Ей хочется пить, – сообщил он. – В этой чертовой клетке жарища адская. Никакой тени. Надо что-то придумать.
– Давай накроем клетку сверху, – предложил я. Поискав вокруг Приюта, мы нашли старую дверь и, поднатужившись, водрузили ее на клетку. Теперь Бэбс могла укрыться в тени, однако наша возня прибавила ей злости, она сердито шипело и рычала. Сэм продолжал сидеть и увлеченно следил за нами, почесывая пузо своими огромными лапищами.
– Так, одно дело сделано! – Джо вытер вспотевшее лицо. – Теперь настелим соломы.
Но к этому времени Сэму наскучила роль пассивного наблюдателя. И по мере того как мы просовывали в клетку солому, он с другой стороны выгребал ее лапой, внимательно исследуя каждый пучок. Что он там искал – корм или отпрыска, осталось неясным. Мы и так и этак старались его отвлечь, кричали, водили лопатами по железным прутьям, бросали в него куски жира – как о стенку горох.
– Чертов дурень старый! – выругался Джо. Мы запарились и устали. Сэм сидел на охапке соломы; в клетке у его супруги лежало несколько соломинок.
– Бесполезно, Джо, он не отстанет. Придется ей рожать прямо на цемент, вот и все.
– Да, – печально согласился Джо, – придется, что поделаешь.
Мы покинули медведей. Сэм шаркал ногами по соломе, Бэбс с негодующим видом сидела в клетке. Пришло время закрывать зоопарк на ночь, а роды все еще не начинались, и мы разошлись по домам, оставив Бэбс в заточении.
Однако мысль о медведице не давала мне покоя, и поздно вечером меня вдруг осенило: течка. У Бэбс течка. Пораженный столь простым и естественным объяснением, я хохотал до упаду.
Встретив наутро Джо, я тотчас понял по его лицу, что и его посетила та же мысль.
– И как это нам сразу не пришло в голову? – горестно воскликнул он. – Скажи после этого, что мы с тобой не идиоты!
Впрочем, ему не понадобилось много времени, чтобы оценить комизм случившегося, и мы еще продолжали громко хохотать, когда подошли к вольеру белых медведей.
Внезапно Джо перестал смеяться.
– А где же солома? – удивленно спросил он.
На косматой шубе Сэма висело несколько соломинок. И все. Цемент был чист, как будто его подметали.
–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22