Однажды утром я услышал, что один мунтжак, движимый страстью к приключениям или миграционным инстинктом, каким-то образом преодолел ограду зоопарка и пробрался в вольер для кур. Фил Бейтс и я, а также Билли, который в это время случайно был свободен, отправились ловить прогульщика. Погрузили сети в маленький зеленый фургон и поехали к вольеру.
В центре равнобедренного треугольника площадью около одной десятой гектара стоял наш китайский мунтжак, окруженный любопытными и взволнованными курами; можно было подумать, что он читает им лекцию о прелестях дальних странствий. При виде нас лектор испуганно вздрогнул и явно сбился. Теперь он больше всего напоминал оробевшего кандидата в члены парламента, который заметил хулиганов в толпе избирателей.
С растущей тревогой смотрел мунтжак, как мы расставляем сети, чтобы свести до .минимума площадь предстоящей охоты. У нас было задумано, что двое погонят его на сеть, а когда он запутается, третий воспользуется случаем схватить беглеца. В нашем плане оказался лишь один изъян: мунтжак не хотел запутываться в сети. Преследуемый нами, он бегал по кругу, но около сети всякий раз ловко менял курс. Мы устроили короткое совещание и решили прибегнуть к тактике регбистов. До сих пор, увлеченные происходящим, пернатые зрители вели себя организованно, но тут не выдержали. Как только первый из нас гулко шлепнулся на траву метрах в четырех от хвоста мунтжака, куры бросились врассыпную. Воздух наполнился тучами перьев, испуганным кудахтаньем кур и криками боли, которые издавали ушибленные охотники.
Обуреваемый паникой, китайский мунтжак стал бросаться на высокую проволочную ограду, рассчитывая пробиться сквозь нес. После одного, особенно лихого прыжка он зацепился рожками за проволоку и повис на ней, брыкаясь и дергаясь. Мы дружно ринулись к немy, но в последнюю секунду он каким-то невообразимым мышечным усилием отцепился, упал на траву, мгновенно развернулся и пробился сквозь наши ряды.
Когдa он поравнялся со мной, я взял на прицел его заднюю ногу и коршуном бросился на нее. Дальше последовало нечто малопонятное, но весьма болезненное. Я поймал железной хваткой ногу мунтжака, и мы вместе кубарем покатились по земле, притом по единственному во всем вольере участку, заросшему крапивой и колючками. Олень брыкнул свободной ногой, и острые, как нож, копытца аккуратно располосовали мне руку до локтя. Мы продолжали кувыркаться, но я ухитрялся не разжимать пальцев, хотя мунтжак повернул голову и обрабатывал мою руку клыками.
Однако это было последнее усилие; внезапно он прекратил противоборство и принялся издавать чудовищные, пронзительные вопли. Можно было подумать, что я прижигаю его раскаленным железом. Во всяком случае, я был потрясен этими воплями и ослабил хватку, не желая причинять ему боль, но, когда мы стали осторожно заталкивать беглеца в мешок. Фил объяснил мне, что китайский мунтжак всегда так кричит, покоряясь своей судьбе.
Пока мы собирали сети, мунтжак и в мешке продолжал издавать душераздирающие крики. Мы кинули сети в фургон, уложили на них пленника и покатили обратно в зоопарк. Я уповал на то, что непривычный способ передвижения заставит крикуна примолкнуть. Не тут-то было. На всем пути по территории зоопарка из фургона непрерывно вырывались дикие вопли. Посетители бледнели и провожали фургон испуганными взглядами, не сомневаясь, что водитель потерял рассудок. Один статный, по-военному подтянутый мужчина остановился и посмотрел на нас с такой яростью, будто его обуревало желание броситься за нами вдогонку и потребовать, чтобы мы предъявили лицензию на право заниматься вивисекцией. Олень орал благим матом вплоть до той минуты, когда мы подъехали к его загону. Поросячий визг показался бы музыкой перед звуками, которые издавало это сравнительно небольшое животное. Наконец мы вытряхнули мунтжака из мешка, и тотчас он смолк. Сделал два прыжка, прильнул к траве пропал из виду.
Однажды я заметил у одной из моих лис нечто вроде нарыва в основании хвоста. Доложил об этом Филу, и он передал мне от капитана какую-то мазь, чтобы я ежедневно мазал ею болячку. Процедура была нудная, и нервный пациент нисколько ее не одобрял, ведь его каждый раз надо было ловить. Для этого я использовал сачок из куска грубой рыболовной сети, укрепленного на металлическом обруче, кое-как обшитом мешковиной. Собственно, поймать лису, учитывая ее повадки, было не сложно. Выгонишь из будки и закроешь дверцу – лиса начинает равномерно трусить по краю вольepa. Остается быстро опустить сачок прямо перед ней, чтобы не успела свернуть, и лиса сама в него забежит. Правда, при этом надо было соблюдать осторожность, ведь, несмотря на мешковину, металлический обруч мог натворить бед.
На четвертый день, войдя с сачком в вольер, я увидел, что болячка начинает заживать. Лиса, как обычно, кружила вдоль ограды, и я приготовился ее ловить. В это время незаметно подъехал на велосипеде Билли. Только я выбросил вперед сачок, вдруг из-за ограды донесся пронзительный крик:
– Йо-хо-о!
Вздрогнув от неожиданности, я дернул сачок, он подскочил сантиметров на пять, и обруч ударил лису по ногам. Раздался хруст, словно наступили на гнилой сучок: правая передняя нога лисы сломалась как раз посередине между локтем и лапой.
– Идиот чертов! – крикнул я. – Смотри, что из-за тебя вышло.
– Извини, – сокрушенно произнес Билли, глядя на лису, которая продолжала бегать с той же скоростью, но уже на трех лапах. – Я не видел, чем ты занят.
– И как назло Фил сегодня выходной, – продолжал я. – Что мне теперь делать, черт возьми? Нельзя же ее так оставить.
– Отнесем ее к старикану, – решительно сказал Билли. – Отнесем к старикану, и он все сделает. Так и Фил поступил бы.
Я вдруг вспомнил, что капитан – опытный ветеринар; совет Билли был не так уж плох.
– А где твой отец? – спросил я.
– В кабинете, – ответил Билли. – Сидит в кабинете и работает. Он говорит, что ему всегда лучше работается по субботам, когда нет никаких секретарей и никто ему не мешает.
– Ясно, – сказал я. – Тогда пойдем и помешаем ему.
Я поймал лису сачком, потом извлек ее из сети. Бедняжка отчаянно огрызалась. Эти небольшие зверьки подчас не уступают свирепостью бенгальскому тигру. Исследовав лису, я определил, что перелом удачный, если вообще так можно говорить о переломе. Кость не раздроблена, не расплющена, не смещена. Аккуратный, ровный надлом, как если бы вы надломили корень сельдерея. Понятно, от лисы нельзя было требовать, чтобы она разделяла мою радость, но я-то знал, что такую травму легче обработать и шансы на благополучное заживление очень хорошие.
Придя в дирекцию, мы обнаружили, что капитан закончил работу и ушел к себе. Миссис Бил объяснила, что он принимает ванну, и я приготовился ждать, когда кончится омовение. Однако миссис Бил и Билли заверили меня, что наперед невозможно сказать, сколько капитан может просидеть в ванне. Во имя гуманности мы должны были потревожить его. Билли подошел к ванной и принялся колотить в дверь.
– Отваливай! – рявкнул капитан; за этим возгласом последовал такой шум, словно четырнадцать испуганных бегемотов одновременно пытались выбраться из садового пруда. – Отваливай, я купаюсь.
– Поживей, – крикнул Билли. – У нас тут лиса ногу сломала.
Шум стих, только чуть плескалась вода.
– Что ты сказал? – недоверчиво спросил капитан.
– Лиса ногу сломала, – повторил Билли.
– Никакого покоя! – взревел капитан. – Никакого покоя в этом доме. Ладно... несите ее в кабинет, сейчас приду.
Мы пошли в кабинет и сели. До нас отчетливо доносился голос капитана.
– Глэдис! Глэдис! Где мои туфли?.. Ах да, они здесь... Они притащили лису со сломанной ногой. Приготовь новый гипсовый бинт... Откуда мне знать, где он? Поищи. Где-нибудь лежит. А где мои кальсоны, Глэдис?
Наконец он ввалился в кабинет, розовый после купания; следом вошла миссис Бил с большой железной банкой в руках.
– А, Даррел, это вы? – пророкотал капитан. – Лиса, говорите? Ну-ка, посмотрим.
Лиса, более или менее смирившись со своей судьбой, лежала у меня на руках. Однако могучая фигура и низкий голос капитана Била напугали ее, она оскалилась и издала долгое предупреждающее рычание. Капитан живо отпрянул.
– Держите ее, – рявкнул он. – Возьмитесь покрепче за загривок.
– Уже взялся, капитан, – ответил я.
Крепче держать нельзя было, не рискуя обезглавить зверька.
Бережно просунув ладонь под сломанную ногу, я чуть приподнял ее, чтобы капитан мог изучить травму.
– Так, – сказал он. поправляя очки и всматриваясь. – Аккуратненький переломчик. Дела. Теперь за работу. Билли, ножницы.
– Где я возьму ножницы? – беспомощно произнес Билли.
– Где, где, черт возьми! – прорычал капитан. – Думай головой! В маминой корзине с рукоделием, где же еще!
Билли скрылся в поисках ножниц.
– И скажи Лоре, чтобы шла сюда, – крикнул капитан ему вдогонку. – Нам понадобится ее помощь.
Я поглядел на простертое на моих руках маленькое стройное существо и попытался представить себе реакцию капитана, если бы пострадало животное покрупнее – скажем, лошадиная антилопа или жираф.
– Лора делает уроки, – сообщила миссис Бил. – Может быть, сами справимся, милый?
– Нет, – решительно произнес капитан, забирая у нее банку. – Это новое средство. Мне понадобится помощь.
– Но я помогу тебе, милый.
– Тут всем хватит дела, – сурово сказал капитан.
Вернулся Билли – с ножницами и с сестрой.
– Теперь слушайте, – возвестил капитан, зацепив подтяжки большими пальцами, – делаем так. Прежде всего выстригаем волосы на сломанной ноге, понятно?
– Зачем? – тупо спросил Билли.
– Затем, что этот чертов гипс не будет держаться на волосах, – объяснил капитан, раздосадованный такой недогадливостью.
– Не кричи, Вильям, ты пугаешь лису, – тревожно заметила миссис Бил.
– Пока вы тут спорите, можно я пойду и сделаю уроки? – осведомилась Лора.
– Оставайся здесь, – отрезал капитан. – Ты можешь оказаться важным звеном в общей цепи.
– Хорошо, папа.
– Так вот, Даррел, – продолжал капитан. – Этот гипсовый бинт – новинка, ясно?
Он похлопал ладонью банку, и на его стол легло облако гипсовой пыли.
– Новинка, сэр? – переспросил я с искренним интересом.
– Вот именно. – Капитан снова зацепил подтяжки большими пальцами. – Ведь как было раньше: накладываешь лубки, бинтуешь, потом мажешь сверху гипсом. Возня, мазня, уйма времени.
Я отлично знал, что этот способ неудобен, отнимает много времени и далеко не всегда приносит успех, – сам неоднократно применял его, пытаясь лечить птиц со сломанным крылом или ногой. Но сейчас не стоило делиться своим опытом хотя бы потому, что капитан собирался продемонстрировать мне новый способ гипсования – быстрый, удобный и надежный. А ведь я за тем и приехал в Уипснейд, чтобы приобретать знания.
– Итак, – сказал капитан, – показываю новый способ.
Он поднял банку и уставился на нее, сдвинув очки на кончик носа и недоверчиво скривив рот. Некоторое время было слышно только неразборчивое бормотание: капитан читал про себя инструкцию.
– Так, ясно. Глэдис, теплой воды. А ты, Билли, выстригай шерсть на лапе.
– Мне можно пойти делать уроки? – жалобно спросила Лора.
– Нет! – рявкнул капитан. – Ты... ты... ты подметай пол, чтобы не было волос. Гигиена.
Таким образом, капитан всех расставил по боевым постам. Миссис Бил гремела посудой на кухне, готовя воду, мы с Билли устроили соревнование стригалей, не считаясь с решительными протестами лисы; Лора хмуро подметала пол. Развернув свои подразделения, капитан снял крышку с банки и не очень ловко отмотал метр-два бинта, густо пропитанного гипсом. Потом Заходил взад-вперед по кабинету, внимательно рассматривая бинт, причем гипс сыпался на пол так, словно в кабинете зарядил небольшой снегопад. Самые мелкие частицы образовали в воздухе туман, от которого мы все закашлялись.
– И чего только не придумают! – восхищался про себя капитан, продолжая рассыпать гипсовые снежинки.
Вернулась миссис Бил с кастрюлей горячей воды.
– Прекрасно. – Капитан снова приступил к организации. – Теперь, Билли, Лора, Глэдис, держите этот бинт.
Окутанный белым облаком, он отмотал метров пять бинта и вручил членам своей семьи.
– Натяните, – скомандовал он. – Туже натягивай, Глэдис! Он у тебя провисает... вот так... вы готовы, Даррел?
– Готов, сэр, – отозвался я.
– Крепче держите загривок, ясно? Чтобы не вырвалась в решающий момент.
– Все в порядке, сэр, держу крепко.
– Отлично.
Капитан схватил кастрюлю и пошел вдоль бинта, брызгая на него водой.
– Видите, Даррел? – Он поймал мокрый конец бинта и помахал им в мою сторону. – Никаких лубков не надо, ясно? Сам бинт играет роль лубков.
Для наглядности капитан несколько раз обмотал бинт вокруг указательного пальца.
– Никакой возни с лубками, – повторил он, поднося обмотанный палец к моему носу. – Не то что эта старая волынка, видите?
Стол и пол кабинета напоминали кое-как подготовленную лыжную трассу, но я, понятно, помалкивал.
А дальше все пошло наперекосяк. То ли капитан неверно прочел инструкцию, то ли еще что, но намотанный на его палец конец бинта твердел с поразительной быстротой.
– А черт, – с жаром произнес капитан.
– Вильям, голубчик!
– Где ножницы? Кто взял эти окаянные ножницы?
Ножницы нашлись, и капитан освободился от цепкого бинта, изрядно вымазав при этом свои очки гипсом.
– Теперь, Даррел, – сказал он, подслеповато косясь на лису, – оттопырьте ей ногу.
Я поспешил выполнить команду, и капитан несколько обмотал сломанную ногу бинтом, продолжая брызгать на него водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22