Нельзя ли часть хотя бы трудов отпечатать в 1-й Государственной типографии? — спрашивает он. (Такое разрешение последовало 26 июня; денег для печатания с академии не взяли, их выделило государство.)
Далее президент рассказывает о нуждах обществ, с которыми академия работает в постоянном содружестве. Таковы Русское географическое общество и Археологическое общество. Первое приступает «к предприятию громадной научной и государственной важности — „Географическому словарю России“. Археологическое, возникшее в 1816 году, посылает экспедиции, изучает памятники древности, нумизматику, эпиграфику. Президент горячо, как он выразился, ходатайствует за них и прилагает к своему письму перечень мер, необходимых для поддержания жизнедеятельности обществ, а также Стебутовских сельскохозяйственных курсов.
Случались перебои и в работе Книжной палаты, обязанной вести учет русской печати. «Отсутствие или задержка в выдаче кредитов тормозит это дело, государственно необходимое: за последние месяцы, — сетует президент, — мы решительно не знаем, что вышло из печати в России». С Книжной палатой связаны Библиотека академии, Публичная библиотека и Румянцевский музей. Они тоже нуждаются в помощи. К письму президент приложил записку КЕПСа о плане использования природных богатств страны (копию ее имел и Луначарский).
Как видно, перечень требований, с которыми Карпинский обратился к правительству, скромен и составлен с учетом тяжелого положения, в котором из-за разрухи и войны находилось государство. Большинство требований правительство без задержки удовлетворило.
В последних строках письма содержится просьба обращаться, когда это необходимо, непосредственно в высшие государственные органы, минуя Наркомпрос. Академия всегда так поступала и полагала бы, рассуждает президент, «что в интересах дела важно сохранить за нею право, которое она имела со своего основания, почти 200 лет тому назад, обращаться в особо важных случаях непосредственно к высшему органу власти, который всегда может обеспечить путем одновременного рассмотрения вопроса всеми заинтересованными ведомствами необходимую срочность».
Как видим, весной 1918 года между молодой Советской властью и Академией наук велись напряженные и чрезвычайно важные переговоры.
К этому же времени относится создание ленинского документа, получившего в литературе название «Набросок плана научно-технических работ». Написание его датируется 18 — 25 апреля 1918 года.
Он невелик по объему; приведем его полностью.
«Академии наук, начавшей систематическое изучение и обследование естественных производительных сил России (в этом месте следующая сноска В.И.Ленина: N В. Надо ускорить издание этих материалов изо всех сил, послать об этом бумажку и в Комиссариат народного просвещения, и в союз типографских рабочих, и в Комиссариат труда». — Я.К.), следует немедленно дать от Высшего совета народного хозяйства поручение
образовать ряд комиссий из специалистов для возможно более быстрого составления плана реорганизации промышленности и экономического подъема России.
В этот план должно входить:
рациональное размещение промышленности в России с точки зрения близости сырья и возможности наименьшей потери труда при переходе от обработки сырья ко всем последовательным стадиям обработки полуфабрикатов вплоть до получения готового продукта.
Рациональное, с точки зрения новейшей наиболее крупной промышленности и особенно трестов, слияние и сосредоточение производства в немногих крупнейших предприятиях.
Наибольшее обеспечение теперешней Российской Советской республике (без Украины и без занятых немцами областей) возможности самостоятельно снабдить себя всеми главнейшими видами сырья и промышленности.
Обращение особого внимания на электрификацию промышленности и транспорта и применение электричества к земледелию. Использование непервоклассных сортов топлива (торф, уголь худших сортов) для получения электрической энергии с наименьшими затратами на добычу и перевоз горючего.
Водные силы и ветряные двигатели вообще и в применении к земледелию».
Историки науки по праву усматривают в «Наброске» гениально очерченный контур долгосрочных и фундаментальных научных работ, при выполнении которых академии отводится роль собирательного центра — роль почетнейшая! Не сразу было осознано, но постепенно дошло до сознания всех, что академия вступила в новую эру развития. Немало еще впереди споров, немало переживаний, но все заметнее становится, что академия на новом пути, поворот совершен.
Глава 7
Драма в Сиверской
Мы показали лишь одну сторону — несомненно самую важную — деятельности президента с начала революции; но работа академии «не прекращалась ни на один день», как с гордостью подчеркивали ученые; следовательно, приходилось исполнять и обязанности, связанные с научной работой отделений. Архивные документы хорошо передают ее наполненность и разнообразие. Но поразительное дело! Самое, кажется, тщательное знакомство с ними убеждает в том, что академики не знали — даже Ольденбург и Стеклов, — что творится в душе у Александра Петровича. О несчастье, которое с ним стряслось, академия знала, не могла не знать, хотя в документах это отразилось опять-таки бегло, но как тяжело он переживал горе — о том знали, наверное, лишь родные...
Зимой 1918 года тяжело заболела Александра Павловна. Пришлось свезти ее в больницу. Потребовалась операция. На первых порах ей полегчало.
Наступила весна. Александра Павловна просила отвезти ее в Сиверскую, надеясь поправиться на свежем воздухе и на деревенских продуктах. Врачи не препятствовали: семья перебралась на дачу. Ниже приведем отрывки из письма внучки Александра Петровича А.В.Балтаевой автору этих строк. Упомянем только, что диагноз, который врачи сообщили родственникам, а те скрывали и от больной, и от друзей, был убийственным — рак.
«Крестьяне угощали больную после операции бабушку (но купить было непросто, предпочтение было обмену). Не приходило сроду в голову Дедуле и моей маме, которая вместе с подростком тогда П.И.Толмачевым (внук. — Я.К.) — Люсей, как его звали в доме, бинтовала и ухаживала за больной, что надо только сделать хороший дорогой подарок, и все сельские угощения будут моментально в должном количестве. Наконец поняли, и все пошло легче.
Поезда в город нормально ходили, мост, спаленный белой «дикой дивизией», был давно налажен, дед и Евгения Александровна ездили часто в город».
Так продолжалось до 15 июля.
С утра вид больной не внушал опасений. Евгения Александровна уехала в Петербург, хотя, как вспоминает А.В.Балтаева, «ее очень просила бабушка... что-то ей хотелось, чтоб все были дома».
Евгении Александровне не пришлось больше увидеть мать живой. Она скончалась днем 15 июля.
Кончина жены была страшным ударом для Александра Петровича. Они прожили в счастливом согласии сорок пять лет.
Он привык с ней советоваться, думать при ней вслух и посвящать ее в научные замыслы; за столько лет она научилась разбираться в его науке! Они читали одни и те же книги и никогда порознь не ходили на концерты и художественные выставки; давно уж она стала частью его самого.
Она была центром семьи, такой большой, шумной; без ее догляда и незаметной власти семья, наверное, распалась бы, а Александру Петровичу так всегда становилось больно, когда кто-нибудь в сердцах говорил, что уйдет из «дома»... Он не мог представить, чтобы с в о и жили под разными крышами...
«Похоронили ее на местном кладбище, километрах в двух или полутора от деревни, там же была похоронена маленькая внучка А.П.Беккер, дочь Марии. На похоронах почти никого не было. Дед совершенно был растерян. Так его потрясла ее смерть, что он временами не мог дать себе отчета, что хоронит жену. И спросил, где же Александра Павловна?..
Моя тетя Таня нарисовала в карандаше портрет умершей в гробу... Этот портрет висел у Дедули над конторкой, где он занимался... И куда бы он ни ехал: на заседание, в театр, в гости — он проходил через комнату-кабинет, подходил и стоял у конторки...
Как я понимаю — со смертью бабушки кончилась нормальная жизнь в доме».
Мысли о собственной смерти вновь овладевают Александром Петровичем. Он достает старое завещание, переписывает его. «Ввиду того, что завещание мое... уничтожено кончиною А.П., очень прошу членов моей семьи о следующем: похоронить меня, если не случится непредвиденных затруднений... рядом с А.П.».
Как знаменательна эта оговорка о «непредвиденных затруднениях»...
Глава 8
ГОЭЛРО и КМА
Знаменательна она тем, что никто — и президент в том числе — не мог ничего определенного сказать о завтрашнем дне; разгоралась гражданская война, усилился голод, а с ним болезни, эпидемии... Петроградские ученые еще не страдали от бомбежек, артобстрелов, ружейной пальбы, а такое случалось с участниками экспедиции (продолжали свои маршруты несколько этнографических, геологических и археологических экспедиций; их судьба служила вечным источником беспокойства для Карпинского), случалось и с астрономами Пулкова.
Л.А.Белопольский (астроном, академик) — Карпинскому. 2 ноября 1977 г.
«Начинал с субботы у нас появились солдаты... Принял меры к сохранению приборов. В понедельник ночью привезли артиллерию. Началась сильная канонада, и шрапнельные снаряды полетели на нас. Такой интенсивный огонь продолжался до пяти часок...»
5 ноября 1919 г. (Запись в дневнике Ольденбурга):
«Директор Пулковской обсерватории сообщил, что 20, 21, 22 октября пришлось прекратить всю наблюдательскую работу в связи с разыгравшимися военными действиями под Пулковом. Почтово-телеграфная контора эвакуирована, петроградский телефон находится в исключительном распоряжении военных властей, детскосельский телефон снят совершенно. Получение пропусков сопряжено с большими трудностями и препятствиями».
От такого рода «затруднений» их петроградские коллеги были избавлены, но от всего остального нет: «и глад и хлад» их терзали, и будет ли у родных возможность перевезти его в Сиверскую, когда придет его последний час, Александр Петрович не знал... И уж конечно, никак он не мог знать и даже представить себе, какими особыми обстоятельствами уготовано ему покоиться далеко от Сиверской и далеко от Петрограда...
И вот в это трудное время разрухи, голода и войны, время тяжелых душевных переживаний Александра Петровича и дум его о близкой смерти академия разворачивает блистательные научные деяния, разворачивает энергично, с дальним прицелом и неспешно, как это и было свойственно всегда президенту. Необходимо еще добавить, что весь пореволюционный период распространялись слухи, а иногда и официальные версии о реформе академии или полной ее ликвидации как ненужного пережитка отброшенной старины; слухи эти крайне нервировали «трех старцев» (темы этой мы коснемся ниже). Но ничто не останавливало академию...
Теперь у нее есть деньги, и немалые, таких она с начала войны не имела, и один за другим учреждаются институты, о создании которых она давно мечтала и проекты к созданию готовила заранее. В 1918 году возникают Физико-химический институт, Институт платины и благородных металлов, Радиевый институт. В записке ученых о будущих исследованиях этого последнего из перечисленных институтов прозорливо говорится:
«Постепенное изучение явлений радиоактивности приоткрыло в настоящее время несколько завесу, скрывавшую долгое время от взоров человечества те почти безграничные возможности, которые перед ним открываются в его постоянной борьбе с природой в случае целесообразного использования колоссальных запасов энергии, присущих атомам радия... Дело правильной постановки всестороннего изучения радия в России... дело большой государственной важности».
В бытность свою директором Геолкома Александр Петрович добился учреждения Почвенного комитета (читатель, вероятно, помнит!) ввиду особой важности почвенных исследований для России. Теперь при его содействии возникает почвенный отдел при КЕПСе — пройдет несколько лет, и он будет преобразован в Почвенный институт имени Докучаева.
КЕПС пополнился и другими новыми отделами: нерудных ископаемых, каменных строительных материалов, животноводства, оптотехники, исследования Севера. С русским Севером Карпинский как геолог и государственный деятель связывал большое будущее, об этом он говорил на заседании отдела 31 мая 1918 года: «На долю русского Севера и прежде всего Мурмана, остающегося теперь единственным выходом для внешней торговли и культурных сношений России с Западной Европой и Америкой, выпадает особенное значение... Мы должны обратить... внимание на изучение северного края с его неисчерпаемыми и все еще малоисследованными богатствами, и нам нужно возможно шире популяризировать знания о его жизненных и естественных ресурсах, дабы продуктивно их использовать, а следовательно, и поднять культуру и благосостояние всего отечества».
Как ученый он до конца жизни не перестанет интересоваться и по мере сил участвовать в исследовании Севера.
Два величайших деяния затевает академия в это время — ГОЭЛРО и КМА, оба настолько выходят за рамки жизнеописания одного человека и даже за рамки истории всей академии, что подробно останавливаться на них нет возможности. Без преувеличения можно сказать, что впервые в мировой практике исследования ставились с таким размахом, с привлечением огромного числа разных специалистов и разных организаций: это стало возможным в новых социальных условиях, чем академия незамедлительно и широко воспользовалась. То были коллективные, артельные, общие деяния; и с обоими тесно связано имя Ленина.
К работе в ГОЭЛРО было привлечено около 200 специалистов: академики, инженеры, знатоки различных областей народного хозяйства. Имена Г.О.Графтио, П.В.Винтера, В.Ф.Миткевича, М.А.Шателена ныне широко известны. Г.О.Графтио вспоминал, что о желании Владимира Ильича строить Волховскую ГЭС узнал в январе 1918 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45