Но когда я увидел офис, я понял, что да, отличается. Потому что у нас много долларовых миллионеров, но все прячутся по кубышкам. А этот открыт сказал, что у меня все есть. И когда он говорит: «Слушай, сделай меня знаменитым, ты же работаешь на телевидении, тебя там все знают…»
— Тебя это привлекло?
— Привлекло. Начинать на пустом месте. Интересно же!
— Только-то?
— Нет, почему же. Зарплата.
— Сколько, если не секрет, Великий и Ужасный положил за твою голову и прочая, и прочая?
— Три тысячи долларов в месяц.
— Стало быть, это ты, Александр Толмачев, стоял во главе пропагандистской кампании, когда В.А. Брынцалов решил участвовать в президентских гонках?
— Стало быть… Не торопишься, нет? Так слушай. В тот вечер, в ресторане «Ферейна», Брынцалов пригласил меня и других журналистов приехать сюда еще раз и посмотреть, как люди работают. Я приехал, походил по офису, пообщался с людьми. Мне многое понравилось. Чистота, порядок, красивый дизайн… Когда мы с ним остались одни в кабинете — говорит: «Я хотел бы, чтобы ты был руководителем моей рекламы, и вообще хочу, чтобы ты был рядом». В этот момент входит его жена, Наталья Геннадиевна, и я слышу от нее, что она хотела бы того же… Лестно, конечно.
Первый месяц, нет, первые две недели я присматривался к предприятию, к людям, я возглавил пресс-службу и стал практически пресс-секретарем. Меня ввели в семью, причем это быстро произошло. Оказалось, Брынцаловых немало, не только родственники, но и друзья, с кем он вместе создавал еще кооператив «Пчелка», потом «Ферейн». Было такое ощущение, как будто это некая казачья община, где друг за друга готовы стоять намертво, в обиду не дадут никогда, никого из своих, было видно, что, несмотря на распри, они всегда между собой договорятся. Кто-то на кого-то мог и крикнуть, но ясно было —это мощное содружество. Они критиковали Брынцалова… Я — человек новый, пришел со стороны, не имею отношения к его семье, к друзьям, не был ни с кем хорошо знаком, но когда увидел вот этот казачий род… Кстати, есть предание, что нынешняя территория, где Грозный, когда-то принадлежала его предкам по материнской линии. Вот эта общинность и ест русский характер. Когда кто-то пытался казать, что он не русский, что не может русский стать миллиардером, мол, кишка тонка, — это просто смешно. Русский казачий род — мощнейшая сила для любого взлета.
Да, да, бесцеремонность — это в стиле Владимира Алексеевича. И бравада, и напор, и готовность тотчас что-то делать, менять. Даже в мелочах. Вот он идет рядом с тобой и вдруг говорит: «Так, слушай, что-то мне не нравится твой пиджак». Но это не значит, что он заставит тебя идти и покупать пиджак. Он пойдет, купит тебе и скажет: «Знаешь, я думаю, тебе вот это будет лучше. Я тебе дарю». Так было со мной, так было с другими, так было со всеми людьми, которые работали у меня в пресс-службе — пять человек. Он сказал: «Так, я думаю, что надо бы приодеть вас. Мне не нравится, как вы одеты. Нет, нормально, но надо как-то по-другому, другой уровень, потому, что восприятие внешнее всегда важно». Я думаю, внешние атрибуты для него сегодня очень важны. Я видел, что он гордится своими вещами, какими-то своими приобретениями, картинами. У меня сложилось впечатление — он не может быть один, он всегда чувствует свою связь с другими людьми. Опять же он общинный донельзя человек! Из детства у него идет необходимость делиться. Он рассказывал, как однажды вышел на улицу в пять-шесть лет и решил спрятать бутерброд себе в карман. Его пацаны побили. Он говорит: «С тех пор я всегда делюсь». Вот это у него сохранилось до сих пор, только уже в крупных масштабах.
Что еще бросилось с самого начала в глаза? Я обратил внимание на его вкус. Ведь у него не было никаких модельеров, никаких художников, которые бы подсказывали, что есть хорошо и что ест плохо, или стилистов. Но чувство красивого у него есть.
— Милый, — робко вставляю я. — Но ведь…
— Согласен! — быстро парирует Александр, — но и у самого утонченного человека бывают не самые возвышенные пристрастия! У него же еще свой подход, своя рациональная идея, нравится она вам или нет. Он считает, что нужно поощрять реалистов-портретистов. Для него величайшим художником всех времен и народов является Шилов, который сделал его портрет и портрет его жены. Я не знаю, так это или не так, то есть лукавит он или нет, но я сомневаюсь, что он лукавит, он действительно его просто боготворит. И за глаза, и в глаза.
Дальше, отношение к культуре и отношение к искусству, и вообще вопрос вкуса. Видишь, вот ваза, делается на заводе «Ферейн», который в Черкесске. Нынешний руководитель этого завода — его младшая сестра Татьяна. Я говорю: «Тань, а как делаются эти амфоры? Кто их украшает?» Она говорит: «Сидят, делают девочки двадцати двух — двадцати пяти лет, которые пользуются сохранившимися формами раскопок из тех самых скифских курганов, а придумывают рисунки сами». Понимаешь, ни к кому не лезут в карман. Ни у кого не воруют. Наша древняя культура их выручает. Брынцалов говорит: «Надо ее вытащить, возродить и пустить по всему миру». Вот его подход.
Зазвонил телефон. Александр прислушался, встал, собрался уходить…
— Сам? Надолго?
— Кто знает…
— А я хотела спросить у тебя, с утра маялась: «Добрый человек Владимир Алексеевич? Подарит ли он мне „ВАЗ“ номер такой-то, если я напишу ему слезницу?»
Александр подумал чуть, полез в стол, вытащил пачку каких-то бумаг, протянул мне:
— Еще письма просителей… Их Владимир Алексеевич тоже велел выбросить… Не работу просят, а деньги, деньги…
Вечер закончился наедине со свежими газетами и пачкой этих писем. В газетах прочла, в частности: «По Москве гуляют упорные слухи: жена небезызвестного депутата Госдумы Наталья Брынцалова готовится стать певицей. И муж, сочтя ее вокал достойным российской эстрады, намерен якобы вложит в раскрутку супруги миллиарды. Причем уже в ближайшее время мы сможем лицезреть по ТВ клипы потенциальной „звезды“.
Пока же она ведет жизнь затворницы. Лица, близкие к семье, ситуацию комментируют так: «Наталья Геннадиевна настолько ярко показала себя в период предвыборной кампании мужа, что теперь Брынцалов решил — ей стоит временно уйти в тень…
Тем не менее, — простодушно-ехидненько сообщает корреспондентка далее, — удалось выяснит что недавно в миллиардерское гнездышко была приглашена няня-вокалистка, которая дает уроки и детям (4-летнему Алеше и 3-летней Алене), и маме. В конце ноября Брынцаловы собираются с размахом отпраздновать 50-летие — ожидается грандиозное шоу, организацией которого занимается жена…»
А еще прочла в газете такое:
«У меня повесилась мама. Нечем кормить детей. Пять месяцев не платили зарплату. Я не знаю кто конкретно виноват, но за маму я буду мстить. Мне 14 лет. Я буду учиться и думать, как отплатить за маму новому демократическому народному государству. Возможно буду разбирать рельсы, возможно аварии на газопроводе. Я еще подумаю, спешить нельзя. Я понимаю меня поймают. Ну что. Мама будет отомщена это точно. Ей нечем было кормить нас, а детям новых русских давали каждый день по 50 тысяч рублей на карманные расходы и они смеялись над нами. Буду уговаривать себе подобных на мщение. Мое письмо не напечатают. Но пусть ждут. Я подрасту. Новый русский „чеченец“. Москва (Пунктуация авторская.»)
Самое время взглянуть на небо и сказать: «Господи! Что же это происходит-то?!»
А в той пачке, что мне вручил пресс-секретарь В.А. Брынцалова, было такое письмишко:
«Многоуважаемый Владимир Алексеевич, здравствуйте! Мне всего 37 лет, работаю артисткой, живу в двухкомнатной квартире совсем одна и четыре кошки, родителей не имею, диагноз моей болезни — анемия, сужение пищевода… Живу одним днем, кушаю, как ребенок, а хочется того, чего нет в холодильнике. В больницу не ложусь, а то животные мои умрут с голоду и от скуки по хозяйке. Вы простите меня, но я хочу все-таки попросить у вас материальной помощи. Если, действительно, вы хороший, добрый человек, — подъехайте ко мне на квартиру…»
А потом мне позвонит мой въедливая, насмешливая подруга и оповестит на сон грядущий:
— Еще не отказалась от мысли делать книгу о Брынцалове? Нет? А ты подумай еще раз хорошенько! Вот, попалась мне на глаза довольно свежая газетка «Собеседник», а в ней статейка. Знаешь, как называется? «Брынцалова на нары?»
— То есть не с восклицательным знаком, а все-таки с вопросительным? И то хлеб. Ну, читай, раз не терпится.
И она прочла.
«На известного скандалиста собрано досье. Возможно, что в ближайшем будущем Владимиру Брынцалову придется распрощаться со своей прекрасной шевелюрой, сбрив ее наголо. Поскольку в парламенте уже ни для кого не секрет, что в московской прокуратуре якобы пришли к решению возбудить против шефа „Ферейна“ уголовное дело за неуплату налогов в размере около 70 миллиардов рубликов.
Возможное воцарение Брынцалова на нарах вызвало взрыв смачных сплетен в думских кулуарах: сколько Владимиру Алексеевичу «прилепят» и уйдет ли после этого к любовнику супруга? Причем ни один (!) законодатель нисколько не усомнился в причастности Брынцалова к финансовым махинациям. Более того, фракции ЛДПР, КПРФ, «Наш дом — Россия», и «Яблоко», а также независимые депутаты в лице Борового подтвердили нам, что при обращении прокуратуры обязательно проголосуют за лишение Брынцалова депутатской неприкосновенности — мол, надоел всем со своим богатством.
Перепуганный Владимир Алексеевич, по слухам, уже забегал по Думе с коммерческими предложениями — купить 300 голосов своих коллег во время обсуждения вопроса о лишении его депутатской неприкосновенности: за каждый голос предлагается от 2000 долларов. Однако, как заявил в интервью «Собеседнику» Владимир Жириновский, деньги от него никто из наших не возьмет — «я обычно сам проверяю после заседаний, кто как голосовал», Боровой же презрительно заявил, что «Брынцалов стал бедным после выборов, и меня купить у него денег не хватит».
«Все это грязная клевета! — заявили нам в аппарате отдыхающего пока на даче Брынцалова. — Да, он действительно имеет больше, чем указал в декларации. Но ведь это подарки завода! Наши рабочие исключительно из благодарности одаривают его чем могут». Однако в самой прокуратуре не уверены в столь безобидном получении основных доходов Брынцалова: сотрудник пресс-службы Николай Гастелло подтвердил, что «материал» на Брынцалова уже подобран, но добавил, что пока рано говорить о возбуждении дела, «так как собирание досье на того или иного человека еще не означает его вины».
Что мне оставалось делать? Спать. Ведь завтра с утра у меня третье утреннее свидание с вышеназванным «скандалистом». Если, конечно, ему еще не надели наручники и не посадили на нары…
А вдруг приду и увижу — антикварного Айвазовского выносят, секретарши суют в сумочки последние свои личные вещички, телохранители в полной растерянности подпирают косяки, а самого Владимира Алексеевича выводят из кабинета люди в погонах и с автоматами Калашникова наготове? Ведь время-то, время какое! Сегодня ты, положим, Михаил Сергеевич Горбачев, а завтра то да не то, вчера ты — знаменитый в определенных кругах и страсть как удачливый Япончик, а завтра — в американских железах за решеткой этой «сладкой» страны… Или вот еще — с утречка числился ты владельцем своей родимой однокомнатной, а к обеду — уже бомж, уже какие-то дружные, ловконькие людишки тебя, выпивоху бестолкового, ободрали как липку, и ты еще радуешься: «Жив, однако! А Вальке-корешу голову отрубили…»
В общем, живем-то мы, как на вулкане: и Очень Великие, и Малые сии… Конечно — большой расчет на везуху. Вдруг да…
ТЕЛЕ-ЛЮБИМОВ И ЧАСЫ С БРИЛЛИАНТАМИ
«Что наша жизнь? — спрашивал известный персонаж и сам же отвечал: — Игра!»
И — правильно. А я-то позабыла. Видите ли, всерьез принялась сопоставлять облики Владимира Алексеевича и Владимира Вольфовича. А в это же самое время пожар разгорался совсем в ином месте… И одна газетка так великолепно, со вкусом живописала происходящее:
«В Тверской суд съезжался телевизионный бомонд. Операторы расставляли софиты. Журналисты штудировали материалы дела. Их раздавали девушки пресс-службы ВИДа. Досье состояло из газетных публикаций, имеющих отношение к суду. Первой шла статья Ирины Петровской, завершали подборку репортажи с последнего судебного слушания. Оно, кстати, прервалось на том, что судья вызвала Александра Толмачева, пресс-секретаря Владимира Брынцалова, для дачи свидетельских показаний.
Статья телевизионного обозревателя «Известий» Ирины Петровской «Один на один с 15 тысячами» вышла в мае 1996 года. В ней журналистка, по выражению юриста газеты Макса Хазина, «воспроизвела слова пресс-секретаря Владимира Брынцалова Александра Толмачева», который утверждал, что бывшему кандидату в президенты пришлось заплатить 5 тысяч долларов за появление в программе Любимова «Один на один», хотя в ВИДе просили на десять тысяч больше».
Срочно звоню вышеупомянутому Александру Толмачеву:
— Что такое? Что бы это все значило? Александр, я не могу поверить, что эта не очень молодая журналистка так легко, на слово, поверила вам и настрочила свою статью…
Александр весело отозвался:
— Ее право!
И это после суда. А мне-то всегда казалось, ну как любому заурядобывателю, что суд — это последнее дело, это страшно, это ужасно, это постыдно и лучше не глядеть в ту сторону, где он есть.
Конечно, всегда жаль тех, кого там, в судах, «мотают», дергают ни за что, кто без вины виноватый, у кого нет настоящей защиты…
Но здесь, в этой новой, вдруг загремевшей истории — все словно бы шиворот-навыворот…
А вечером на телеэкране — мой невозмутимый, внушительный, респектабельный Александр и нисколько словно бы не уместный в «судебной» обстановке, не очень как бы главный — второй Александр — Любимов.
Что же случилось: что? Почему все газеты словно бы сговорились писать об этом процессе в «эстрадном» стиле? На уровне: «Доказано: трубный звук сопровождает пук, если скорость его отхождения превышает 0, 5 метра в секунду».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46