Генри стал более настойчив, придвинувшись к ней ближе. Нора произнесла какую-то короткую фразу. Генри повернулся, всплеснув руками. Она, должно быть, попросту предложила для Дэвида пятьдесят лет тюрьмы.
Джавьер коснулся руки Генри и вернул его к беседе. Он также поговорил с Норой. Джавьер был арбитром между ними. Когда он работал в администрации окружного прокурора, то был известен тем, что предлагал хорошие сделки. Являясь отличным судебным адвокатом, Джавьер никогда не считался самым суровым из обвинителей. Он обладал мягкой тактикой, покорявшей его друзей. Я очень рассчитывал на победу этой его мягкой тактики даже в таком привлекшем общественное внимание деле, как наше.
Я остановился, стараясь не упустить ни одного нюанса. Шум в судебном зале постепенно затих. Теперь здесь вершились дела. Совещания адвокатов со своими клиентами велись тихо, но делались все более оживленными. Некоторые уже заполняли бумаги о добровольном признании виновности. Некоторые беседовали с обвинителями. Двум или трем из этих бесед предстояло стать более реальными, поскольку над обвиняемыми нависла угроза немедленного суда. Разрыв между предлагаемыми каждой из сторон сроками тюремного заключения сокращался.
Линда снова вернулась к Лоис и Дэвиду. Минутой позже она присоединилась ко мне, стоя достаточно близко, чтобы я мог слышать ее низкий голос, но не ближе, и отвернув лицо в сторону.
— Я еще раз извинилась перед Лоис, — сказала она. — Он просто взбесил меня. Терпеть не могу подобных клиентов, которые настолько уверены в себе, что внушают судье и присяжным желание влепить им пощечину.
— Ты была права. Кто-то должен был сказать ему это.
Не знаю, слышала ли меня Линда. Она уже повернулась и уходила. К ней приблизился репортер, но она только помотала головой. Скрестив на груди руки и прислонившись к стене в конце зала, Линда, казалось, специально подчеркивала, что устраняется от всего. Как и я, она наблюдала за совещавшейся группой. Трудно сказать с уверенностью, но мне подумалось, что глаза ее были устремлены главным образом на Нору Браун.
* * *
Как и ожидалось, ничего в тот день решено не было. Судья установил крайние сроки для подачи досудебных ходатайств и назначил дату суда на июль. Это не означало окончания переговоров по согласованному признанию, а свидетельствовало лишь о том, что адвокат и подзащитный больше не будут вызываться в зал суда. Они продолжат переговоры, потому что «взаимная договоренность» является — если это не что-то иное — возможностью для судьи продемонстрировать свою силу обеим сторонам.
Прежде чем в последний раз покинуть свое судейское кресло, Уотлин взглянул на меня. Мне показалось, что я заметил в его глазах небольшое удивление тем, что я не подхожу к нему по поводу дела. Эту возможность я рассмотрел. Согласился бы Уотлин замять все судебное разбирательство, если бы я попросил его об этом? Понимал ли он, как сделать это, не повредив одновременно своей политической карьере?
Я переговорил со всеми участниками дела до того, как они ушли. Нора нашла меня стоявшим на ее пути к выходу из зала. Еще за десять футов до меня она улыбнулась ослепительной улыбкой. Нора на полфута ниже меня и тощая, как щепка. Пища не интересует ее. Я не знаю, интересует ли ее вообще что-нибудь, кроме работы судебного обвинителя. Она выглядела довольно устрашающе в своем костюме и туфлях на каблуках. Улыбка ее не уменьшала этого впечатления.
— Мистер Блэквелл!.. И его тень, — добавила она, взглянув куда-то позади меня, где неожиданно вновь появилась Линда. — Ну, как дела у вас обоих?
Подтекстом всего этого был ритм голоса Норы, голоса Франки, — любезного и вместе с тем насмешливого.
— Привет, Нора. Сожалею, что это будет твое последнее обвинение. Я с удовольствием вернул бы тебе твою работу, но, разумеется, теперь это невозможно.
— Нет, совершенно нев... — сказала она. — Даже если бы я надумала работать под кое-чьим руководством, кто же сможет вот так, запросто, скакать с одной стороны на другую по мановению платежного чека? Ты знаешь, что я имею определенное пристрастие к работе судебного обвинителя. Я никогда не смогла бы один день убеждать присяжных вынести обвинительный приговор, а уже на другой уговаривать их оправдать виновного.
На лице ее была все та же ослепительная улыбка, но предназначалась она не мне, а той, что стояла за моей спиной.
— Но тебе так и так придется сделать это, — сказал я. — Если ты не сможешь обвинять...
— Ох, я лично никогда бы не смогла стать защитником. Теперь я юрисконсульт по гражданским делам. Вот им-то я и останусь по окончании этого дела.
— Тебе должно повезти с гражданским правом, — сказала Линда. — Там никого не нужно арестовывать, разве что деньги.
— По крайней мере... — начала Нора.
Появился Джавьер и вежливо пробормотал что-то, что, благодаренье Богу, всех нас и спасло.
— Нам необходимо поговорить, — сказал он Норе и увел ее.
Генри почти прошел мимо меня. Я отозвал его в сторону.
— Она предложила пятьдесят лет? — спросил я.
Лицо Генри было покрасневшим. Он кивнул.
— Джавьер снизил предложение до тридцати. Но, похоже, взаимной договоренностью это дело не кончится.
— Ты имеешь в виду Дэвида?
Генри кивнул еще раз.
— У вас с ним запланированы еще какие-то секретные встречи? — спросил я.
Генри казался уставшим. Это было немного рановато, учитывая, что все только началось.
— Марк, здесь не было намерения...
— Я это знаю. Ты хотел еще раз расспросить его без сидящего рядом папаши, окружного прокурора?
После небольшой паузы Генри тихо ответил:
— Да.
— Ну и?
— Та же самая история.
Этот ответ можно было отнести на счет его усталости.
— Ты думаешь, что он не желает признаваться из-за меня?
По некрасивому лицу Генри пробежала легкая тень боли. Да, он, вероятно, с радостью высказал бы мне это обвинение. Но Генри ответил:
— Я думаю, из-за себя самого.
— Хорошо, — сказал я, пытаясь изобрести какое-то убедительное объяснение. Обычно, когда мне это не удавалось, я отвечал фразой:
— Быть может, упорство означает невиновность.
— А что, если это действительно так? — спросил Генри.
— Мистер Келер? Я Лоис Блэквелл. Я полагаю, нам уже давно следовало встретиться.
Выражение усталости исчезло с лица Генри — он мигом позаботился о том, чтобы выглядеть умным и уверенным в себе.
— Да, нам следовало сделать это. Не хотите ли вы...
— Поговорить о деле? Да, хочу.
Я почел своим долгом присоединиться к группе, когда они двинулись к выходу. Лоис обернулась и, увидев меня, изобразила удивление.
— Тебе не стоит идти с нами, Марк. Я думаю, что для тебя это будет просто скучным повторением.
Глаза ее были более выразительны, чем те радушные слова, которые она говорила. Я не стал возражать против того, что меня не взяли. Тем человеком, с которым я сейчас хотел поговорить, была Линда. Но рядом со мной ее уже не оказалось. Мне пришлось догонять ее.
— Что между тобой и Норой? — спросил я.
Линда наморщила нос.
— Я и она...
— ... слишком похожи, — закончил я. — Только находитесь по разные стороны барьера.
— Нет. — В голосе Линды прозвучало даже большее отвращение, чем раньше. — Я думаю, что миз Браун никогда не смогла бы работать под началом другой женщины. Или мексиканца, в чем я уже не так уверена. Но уж точно, не под началом мексиканки.
— Нора? Вот уж никогда бы о ней этого не подумал. В любом случае, послушай, Линда...
— Я не собираюсь без толку торчать здесь весь день, — резко ответила Линда и торопливо зашагала прочь.
Чем я обидел ее?
* * *
Ничего не произошло, опять ничего не произошло, и опять не произошло ничего. Так обычно и шли все дела, но когда это судебное дело пошло как обычное, я испугался. Не посоветовавшись с Линдой или с кем бы то ни было, я позвонил Джавьеру Эскаланте. Он воспринял это очень радушно. Сразу же согласился встретиться со мной, оказавшись не настолько глупым, чтобы спрашивать о предмете предстоящей беседы. То, как он выбирал места для подобных встреч, доказывало, что он понимает ситуацию.
— В десять я встречаюсь с клиентом, — сказал он. — Почему бы тебе не приехать за час до этого, тогда у нас было бы время поговорить?
Я не знаю, кто был его клиентом, но местом встречи оказалась школа, что сначала поразило меня, а потом, когда я припарковался на автостоянке за школьным зданием, путь к которому предварительно указал мне Джавьер, показалось на редкость удачным. Школа была закрыта на летние каникулы. В девять часов тем июньским утром там, похоже, не было даже сторожей.
Я стоял, прислонившись к капоту своего автомобиля, когда рядом затормозил «эльдорадо» Джавьера. Приветствие Джавьера казалось настолько непреднамеренным и дружеским, словно нас со всех сторон окружали люди. Я подумал о том, была ли приятная манера Джавьера естественной для его натуры или она просто прикрывала что-то более грубое. Мне показалось, что я могу это выяснить буквально за несколько минут.
— Ну, каково снова оказаться в роли обвинителя, Джавьер?
— В данном случае отвратительно, — ответил он сожалеющим тоном.
— Рад слышать это. Тогда почему же дело, по всей видимости, движется к суду?
Он просто взглянул на меня, удивленный моей непонятливостью.
— Я не...
— Генри говорит, что ты не пошел на снижение того, что предложил в первый раз. То есть тридцати лет. Ты, очевидно, можешь представить себе мое изумление. Я рассчитывал на то, что предложенный срок, как обычно, будет уменьшаться, пока не закончится полным закрытием судебного разбирательства.
Он вежливо улыбнулся. Теперь ко мне относились как к клиенту.
— Если бы только надежды родителей могли диктовать ход дел! К несчастью, в данном деле...
— Что же «к несчастью» в этом деле, Джавьер? Я проложил тебе путь с абсолютной точностью. Я недели твержу прессе, какое это пустяковое дело. Никто и ухом не повел бы, если бы ты согласился и закрыл его.
— Марк, — чуть потеплев, он протянул ко мне руку, — если бы существовала хоть малейшая возможность объявить показания свидетельницы неправдоподобными, я бы сделал это. Поверь мне. Но такой возможности не было. Я уверен, что ты уже познакомился с ее биографией. Она безупречна. А ее версия... преступления слишком обычна. В ней нет никаких изъянов. И большое жюри пришло к тому же мнению.
— Я знал, что нельзя будет договориться с Норой, — сказал я. — Воскреси Джона Кеннеди вместе с Мартином Лютером Кингом и поручи Норе обвинить их обоих в организации собственных убийств, она вцепилась бы и им в глотки. Но я думал, что уж ты-то по крайней мере поймешь, в чем тут суть. Я думал, что ты сообразишь, что это не просто уголовное дело. Ведь для тебя это и средства к существованию. Ты ведь еще занимаешься адвокатской практикой, не так ли, Джавьер? Это то, что дает тебе деньги на твой автомобиль и твой офис, на школу для детей и твои великолепные костюмы. После этого дела такой заработок может стать затруднительным для тебя. В следующий раз, когда ты появишься в прокуратуре с подзащитным, задержанным за вождение в нетрезвом виде, обвинение наверняка предложит ему за это девяносто девять лет тюрьмы. И пойдем дальше. Я не стану беспокоиться насчет ответного удара, Джавьер. Но ты сам знаешь, каковы помощники окружного прокурора. Если ты выиграешь такой громкий процесс, как этот, направленный, как им всем покажется, лично против их босса, все они обязательно захотят испробовать на тебе свои силы. Никто и никогда уже не предложит тебе хорошей сделки. Мне не хочется думать о том, что произойдет, как только клиенты начнут понимать, что ты больше не можешь добиться прекращения какого-либо дела и даже не в состоянии заключить более-менее приличное соглашение. Здесь множество других адвокатов, которые могут заниматься этим. И они это сделают. Неужели такие мысли не приходили тебе в голову?
Джавьер смотрел на меня так, словно решал, говорить ли мне о том, что я нахожусь в двух шагах от совершения должностного преступления. Как бы то ни было, моя речь ни на йоту не прибавила ему волнения. Он попросту пытался решить: говорить или не говорить мне... о чем-то. Внезапно я почувствовал, что в самый разгар июльского утра в этом тенистом местечке меня пробирает озноб.
— Возможно, это недолго будет иметь для меня какое-то значение, — сказал Джавьер.
— Господи, помилуй! Джавьер, уж не унаследовал ли ты громадного состояния?
— Нет, — медленно произнес он. — Ничего... сколько-нибудь значительного.
— О, Бог мой! Тогда что пообещал тебе Хью, Джавьер?
— Ничего, Марк. Что же он мог предложить мне? Разве только свою поддержку.
— Его поддержку?
Я понял, что имелось в виду, чем это могло быть, но продолжал изображать свое невежество, как будто такое непонимание могло что-то изменить. Губернатор и Хью принадлежали к одной политической партии, а я к другой. Несмотря на то, что Хью Рейнолдс проиграл мне выборы, внутри своей партии он по-прежнему сохранял определенное влияние. Он не был глупцом, а потому за четыре года своей работы окружным прокурором оказал немало самых разных услуг. У него были должники. Все эти мысли пробежали в моем уме, но я все же потребовал, чтобы вопрос бы прояснен.
— Для чего тебе нужна его поддержка?
Джавьер откашлялся:
— Как ты знаешь, судья Васкуэз уходит в отставку до окончания своего срока. Его здоровье...
— О, мой Бог! Значит, Хью пообещал тебе место судьи.
— Ну, не совсем в такой форме.
Джавьеру было неприятно, что я называю вещи своими именами. Между джентльменами должно существовать понимание.
— В той самой беседе, где он сообщил, что собирается назначить тебя обвинителем Дэвида?
— Да. По сути дела это так. Но здесь не подразумевалось что-то вроде услуги за услугу, какого-то компромисса. Мы просто...
— Конечно, нет, Джавьер. Но теперь ты не отваживаешься закрыть дело Дэвида, потому что это может показаться скандальным, а наш губернатор не назначает оскандалившихся адвокатов на вакантные судейские посты. — О Господи! Если бы я знал, что Хью имеет в кармане нечто вроде этого...
— Это ничего не значит, — сказал Джавьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50