Оно само – вечный генератор поддерживающих авторитет создателей вихрей памяти о Творце.
– Говори помедленней. Я не успеваю переваривать твои слова.
– Да я уже всё сказал, в общем. Разве что, твой вопрос о изоляции наших миров друг от друга остался неохваченным. Может, сам сообразишь?
– Может. Но хотел бы услышать тебя. Никто не знает, удастся ли нам потом ещё поговорить.
– Ладно. Изоляция, искусственные границы нужны везде, где стоит вопрос о сохранении целостности, как самостоятельного, уникального организма, любого образования, любого уровня, для сохранения жизни. Убери у клетки мембрану, она погибнет. Сними с человека кожу, он подцепит заразу и умрёт. Информационная блокада необходима, когда мыслящий организм не способен пользоваться данной ему энергией мысли безопасно для соседствующих с ним форм жизни. Собственно, мои личные догадки относительно истории возникновения границ между нами таковы. Известно, что был светлый период в жизни людей, когда мысли их были наделены такой творческой силой, что любые задачи, вплоть до самых интимных, решались одной лишь концентрацией на желаемом результате при условии правильного выполнения рекомендуемых правящими мудрецами гигиенических процедур для собственных тонких структур, которые сейчас кое-где упоминаются у вас, как астральное и ментальное тела. Люди играли собой и процессом жизни счастливо, самозабвенно, одаривая себя различными энергиями, оседавшими на тела ожидаемыми формами. Женщины меняли внешность, оставаясь узнаваемыми для своих близких лишь своей уникальной сутью, над которой властен один лишь творец. Мужчины состязались в физической силе и изобретательности, развивали фантазию, что сейчас, к несчастью, не почитается должным образом у людей. Для забавы приблизить своё тело к форме зверя и не потерять своей сути, было любимой игрой. Лохматые нижние части тела нравились женщинам и были удобны для многих жизненных ситуаций, рога, как выяснилось, изменяли способность мыслить в более продуктивную сторону. Но светлый век скоротечен. Такие игры довольно быстро стали регулироваться законами по вполне основательным соображениям. Но основным законом был всё ещё закон свободы выбора. Жить долго в одной форме тела, в одних и тех же энергиях скучно. Менять по выбору форму тела и образ скоро стали не только из развлечений. Близилась эра хаоса. Нашлись умельцы, способные продолжать эксперименты со своими жизнями и без должного соблюдения гигиены психического поля. Начались злоупотребления силой и властью мысли. Видимо, разрушая себя в процессе насильственных актов к ближнему, мозг всё же постепенно утратил возможность виртуозно управлять мутационными процессами: они стали медленными и мучительными. Приходилось делать однажды выбор на всю жизнь. Основная масса людей желала быть похожей на мудрецов, которые не носили на теле шерсти. Часть, полюбившая бытие на рогатую голову, была вынуждена уйти и жить обособлено, так как её выбор выглядел неуважением к старейшинам. Какое-то время мы соседствовали и навещали друг друга. Но всему приходит конец на Земле. В период царствования агрессии и вражды досталось и фавнам. Нас оделяли качествами совсем нам не присущими, чтобы списать на наше племя свои грехи, сделать виновными в своих бедах. Сопротивляться физическому насилию было не сложно. Сложнее противостоять ментальному. Грязные поля сплетен и просто фантазий испуганных самими собой людей мешали жить. И мы решили уйти совсем. Благо интуиция рогатых голов подсказывала, что это возможно. Думали, искали выход. А в это время в параллельном потоке энергии земного времени, в одной из наиболее вероятностных линий развитии судьбы человечества, но с противоположным знаком относительно нашей, происходили события вытесняющие людей из общества фавнов. Накопленная энергия мысли, действующая в процессе реализации программы выживания людей, с одной стороны, фавнов, с другой, создала переход, по которому, люди уши к людям, а фавны, к фавнам.
Я думаю, есть миры, то есть реальности в неизвестных нам временных потоках, где уживаются все реализованные формы разыгравшихся фантазий свободных от оков насилия мыслителей. Но наши миры, хотя и противоположны во многом, во многом подобны. Потому-то у нас появилась возможность встретиться.
– Так ты думаешь, что твоими прародителями были люди?
– Какая разница?! Мы от людей, они от нас. Я тебе изложил схематично свою теорию, обосновал принципиально необходимость разделения.
– И все-таки? Твоя теория очень похожа на пересказанную версию слышанной ранее от кого-то истории. Это точно только твои соображения?
– Не важно. Думай, человек! Если моя теория пришла мне в голову, так она точно где-то жила всё это время. Кто-то её выносил, родил, выпустил бродить, а я подобрал, переосмыслил, подредактировал. Если ничего подобного не было, оно бы и в голову не пришло.
– Мало ли какая дурь в голову залетает порой.
– А ты дурь-то не вылавливай. Настраивайся на то, что твою жизнь поддерживает, а не разрушает.
– Как ты просто рассуждаешь! Настраивайся. Есть силы, что тебя в миг расстроят, если им надо.
– Мало ли что есть! Есть вообще всё. Ты знай, что тебе из этого всего надо. Туда и смотри. Не распыляйся, иди по выбранному пути, гони сомнения.
– Как-то у тебя всё очень просто получается.
– А ты любишь сложности?
– Да нет. Сложности я не люблю, но жизнь всё равно сложная штука.
– Жизнь – это не штука, а организм дышащий, постоянно меняющийся, требующий уважения и понимания. К любым проявлениям жизни нужно научиться относиться вполне определённо. Иначе в твоей жизни будет полная неразбериха, как это твоё «да нет». Так «да» или «нет»?
– Сомнения, я считаю, полезны. В их процессе и происходит развитие.
– Развитие происходит в процессе поиска, а не сомнения. Для развития необходимо движение. Сомневаться – топтаться на месте. Решения надо принимать быстро, на интуиции и понимании вопроса, на сомнения энергию не тратить. Если ты сомневаешься, значит, у тебя не достаточно знаний по переосмысливаемому вопросу. Набирай знания, изучай вопрос. Это есть набор силы, а сомнения – трата.
– Ты никогда не сомневаешься?
– Нет. Предпочитаю просто размышлять.
– А сердце твоё никогда против разума не выступает?
– Что-то не припомню.
Сутр явно от чего-то испытывал дискомфорт. «Привирает, наверно, рогатый. Чувствую его, внутренне весь напрягся, не сомневающийся он наш!»
– Сергей Алексеевич по привычке искал сложности в том, что объяснялось гораздо проще. Покрутив головой в поисках чего-то Сутр спросил:
– Ты мне не подскажешь, где у вас тут нужду малую справить можно?
– А. Пойдём покажу.
На топот вышла Евдокия.
– Куда это мы несём своё обнажённое тело? За фавна ответил муж:
– Я его в туалет провожу.
– Придумал, тоже! Ты, милый мой друг, хоть и в гостях, но на осадном, считай, положении. Так что, ведёрко возьми, пописай или ещё там, что тебе надо, сделай, а Серёжа вынесет во двор, что бы ты там лишний раз не светился.
– Издеваешься, Дуня! Я тебе, что санитар или сиделка?
– А ты не брезгуй, вырабатывай правильное отношение к продуктам человеческой жизнедеятельности. Воспитывай в себе стойкость к различным запахам. Широкое поле для творчества человека разумного в работе над своими слабостями. Самосовершенствуйся на деле, а то лишь говорить мастер.
– Помилуй, Евдокия! Я лучше юбку одену, чем вот так в ведро другу.
– Как хотите. Но на двор голым не ходить!
* * *
Сонечка чувствовала себя неуверенно. Еще вчера всё казалось ясно, как божий день. Пусть не просто, но ясно: если любишь, надо бороться за своё счастье, за свою любовь. Эта философия не обещала лёгкой жизни, но давала полное понимание дальнейшего пути. Всё было просто и понятно: любишь – вперёд, действуй! Евдокия что-то заронила в душу. Кажется, это и называют зерном сомнения. Нечто, пока неопределённое, формировалось между пупком и сердцем.
Старый, почти формальный, забор не закрывал обзор соседнего участка, где находился дом любимого и его жены. Сонечка постоянно поглядывала в сторону соседского огорода, на котором периодически появлялась Евдокия. Вдруг на дорожке, ведущей к уличным удобствам, появились Сергей и высокая статная девушка, коротко стриженная, красивая, уверенная, в юбке стиля «у меня такие ноги, что лучше их никому не показывать». Это было что-то новое. Влюблённое сердце дрогнуло и неприятно заныло. Девушка в длинной юбке шла неторопливо, осматривая ветхие строения рядом с домом удивлённо и настороженно. Лесничий на пол шага сзади, вытянувшись, почти вставая на цыпочки, размахивая странно как-то руками, будто оправдываясь, тихо говорил ей что-то на ухо. Девушка открыла дверь выгребного туалета и остановилась, как вкопанная. С минуту шло совещание у зловонной кабинки, после чего до Сонечки донеслось вполне отчётливо: «Давай ведро!» Что всё это могло означать, ей было не понятно, но хозяйское поведение красивой дамочки неприятно отзывалось в беременном организме ощущением похожим на чувство ревности. Уверенная в себе стриженная быстро пошла в дом, а благообразный возлюбленный суетливо бросился в сарай, потом также недостойно и смущенно, будто воровато, на согнутых в коленях ногах, несколько раз пробегал по двору с ведром. Всё это не нравилось Сонечке: «Так он всё-таки был дома, но был не один, а с этой. Кто это такая? Что там у них происходит? И почему так спокойна была Евдокия Андреевна, когда узнала про нас? Может, для неё не новость подобные измены мужа?»
Сидя на сухом и тёплом, родном каждой трещинкой своей, давно облезшем крыльце, девушка размышляла о навалившихся на неё новых состояниях. Теория истинной любви, преподнесённая в своё время любимым, не подтверждалась практическими испытаниями. Ревность выплыла на поверхность неожиданно и уверенно захватила власть над другими чувствами. Разум пока был волен размышлять более-менее разумно, и Соня решила срочно этим воспользоваться, пока злое раздражение не поднялось на уровень горла, не подчинило душу, не задушило. «Что со мной? Господи, что со мной?! Я задыхаюсь от ненависти? Похоже, это очень похоже на ненависть. Ненависть к кому? К ней? К этой длинной? Она-то здесь при чем?! Тогда к кому? К нему? Похоже. Нет. Это просто ненависть. Сама по себе. Она просто есть, и есть в моём сердце. Вот это номер. Вот так истинная любовь.» Соня была шокирована увиденным в себе, раздавлена, разоблачена. «Господи, так что же это? Я не умею любить?»
– Ещё немного и научишься. Крепись, дорогая, крепись. И так всё
очень не плохо. Не раскисай. Поможем, чем сможем.
Что-то теплое ласково накрыло, будто успокаивая, притупило боль. Навалилось оцепенение. Облегчение было поверхностным, но всё равно желанным. Заноза глубоко, даже не в сердце, а, казалось, в самой сути человеческой, застряла намертво.

Глава 9
Чета Сусаниных-младших провела субботний вечер в кругу близких родственников на даче у Сусаниных-старших. На утро воскресного дня Марина чувствовала себя отвратительно.
– Сегодня полнолуние?
– Нет, вроде. Оно уже было.
– Ты не помнишь, когда у меня были месячные?
– Десять дней прошло, как закончились.
– Точно? А почему мне плакать хочется, выть, прямо-таки?
– Маришка, успокойся. Что с тобой?
– Не пойму.
– Может быть, тебя сглазили?
– Кто? Родственники твои?
– Мало ли… Всякое бывает. Ты у меня красавица, умница, муж тебя любит. Позавидовала, может быть, тётка моя женскому счастью твоему. У неё-то своего нет, а радоваться за всех она не умеет.
– Да нет. Не чувствую я с этой стороны проблемы. Проблема как будто во мне, внутри, понимаешь? Меня что-то изнутри раздирает, как будто я что-то ужасное сделала, непоправимое. Ну, как же это объяснить.
– Радость моя, может, ты беременна?
– Не знаю.
– Сходи-ка ты завтра к врачу.
– Может быть, сразу к психиатру?
– У тебя не пропало чувство юмора. Это положительный момент.
– Какой там юмор! Я становлюсь психопаткой.
– Не выдумывай. Всему есть рациональное объяснение. Надо его только найти.
– Да и так объяснение есть. Что-то изменилось после нашей поездки на болота, ты разве не заметил? Как будто зацепилось что-то, прилипло, жить мешает, к себе тянет.
– Маришка, ну, ты и напридумываешь порой.
– Ты же сам говорил, просто так мысли в голову не приходят. Если мысль зацепилась за тебя, так это кому-нибудь нужно. Хорошо бы понять, кому и что нужно.
– Давай я тебя к целителю отведу. Мне давно самому с ним хотелось познакомиться – много о нём слышал – да всё как-то повода не было.
– А слышал от кого?
– От заводских. Многие к нему обращались, оставались довольны. Дядька грамотный, говорят, всё объясняет понятно, видит, что и откуда взялось, убрать грязные энергии с тела и помехи из мозгов может.
– Многообещающе.
– Попробовать-то можно.
– Что-то пока не хочется. Попробую сама справиться.
– Дерзай. Как это у тебя получится, интересно.
Через два часа любопытство взяло верх над устойчивой ранее потребностью к самостоятельности, и Марина дала согласие на визит к человеку с таинственными возможностями. Василий с помощью даров цивилизации в течение пятнадцати минут разузнал у коллег по сборочному цеху адрес и имя волшебника, а ещё через два часа, ведомые больше интуицией, чем обоснованной необходимостью, Сусанины входили в пятиэтажное кирпичное здание городской поликлиники, под крышей которой, благодаря полнейшей неразберихе в экономике России и замыслу Высших, практиковал, справно платя аренду в карман главврачу, некий маг, по имени Андрей Тимофеевич. Поликлиника была тиха и безлюдна. Блуждая по коридорам в поисках нужного кабинета, Марина начала нервничать, вспоминая, что воскресные дни, особенно летние, обычно бывают выходными. Почти убедив себя в бесполезности потраченного на дорогу времени, она постучала в дверь с табличкой, номера на которой видно не было.
– Входите.
– Можно?
Марина аккуратно ввела только голову в пространство длинного узкого кабинета, еще не уверенная в том, что попала именно туда, куда стремилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47