„Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь“.
В феврале, когда Вы писали об этих Ваших планах, и сроках вторжения в Западную Европу, трудности этой операции были более значительными, чем теперь. С тех пор немцы потерпели не одно поражение: они были отброшены на юге нашими войсками и потерпели здесь немалый урон; они были разбиты и изгнаны из Северной Африки англо-американскими войсками, в подводной войне немцы также попали в более трудное положение, чем когда-либо раньше, а превосходство англо-американских сил значительно, возросло; известно также, что американцы и англичане достигли господства своей авиации в Европе, а военный и транспортный морской флот возросли в своей мощи.
Таким образом, условия для открытия второго фронта в Западной Европе на протяжении 1943 года не только не ухудшились, а, напротив, значительно улучшились.
После всего этого Советское Правительство не могло предполагать, что Британское и Американское Правительства изменят принятое в начале этого года решение о вторжении в Западную Европу в этом году. Напротив, Советское Правительство имело все основания считать, что англо-американское решение будет реализовано, что должная подготовка ведется и второй фронт в Западной Европе будет, наконец, открыт в 1943 году.
Поэтому, когда Вы теперь пишете, что „Россия не получила бы помощи, если бы мы бросили сотню тысяч человек через Канал в гибельное наступление“, то мне остается напомнить Вам о следующем. Во-первых, о Вашем же собственном меморандуме от июня месяца прошлого года, когда Вы заявляли о подготовке к вторжению не одной сотни тысяч человек, а о количестве англо-американских, войск свыше 1 миллиона человек уже в начале операции. Во-вторых, о Вашем февральском послании, в котором говорилось о больших подготовительных мероприятиях к вторжению в Западную Европу в августе – сентябре этого года, чем, очевидно, предусматривалась операция отнюдь не с одной сотней тысяч человек, а с достаточным количеством войск.
Когда же Вы теперь заявляете: „Я не могу представить себе, каким образом крупное британское поражение и кровопролитие помогло бы советским армиям“, то не ясно ли, что такого рода заявление в отношении Советского Союза не имеет под собой никакой почвы и находится в прямом противоречии с указанными выше другими Вашими ответственными решениями о проводимых широких и энергичных англо-американских мероприятиях по организации вторжения в этом году, от которого и должен зависеть полный успех этой операции.
Нечего и говорить, что Советское Правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага.
Вы пишете мне; что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину».

Обострение дипломатической борьбы между участниками антигитлеровской коалиции нашло отражение в публикациях советской прессы, особенно в журнале «Война и рабочий класс». Этот журнал был основан летом 1943 года и сыграл важную роль как рупор широкой советской общественности в последние годы войны (после победы над гитлеровской Германией журнал был переименован в «Новое время»).
Являясь изданием профсоюзной газеты «Труд», журнал затрагивал самые острые проблемы отношений между союзниками, в том числе вопрос о втором фронте, о положении в Италии, где англичане и американцы пытались сохранить у власти реакционные элементы, проблему будущих отношений с Финляндией, по которой между участниками антигитлеровской коалиции также имелись известные расхождения. Послевоенные границы Польши, пробные шары гитлеровцев, искавших пути к сепаратному миру с западными державами, положение в Греции, анализ позиций Швеции и Турции, нейтралитет которых не всегда был безупречным (тут также имел место отнюдь не идентичный подход в лагере союзников), – все эти темы детально и глубоко обсуждались на страницах журнала. Там также довольно часто появлялись сдержанные, но вместе с тем меткие и бичующие тонкой сатирой карикатуры Бориса Ефимова, порой непосредственно направленные в адрес западных союзников, особенно в связи с задержкой ими открытия второго фронта.
Стоит отметить, что буржуазная пресса в Англии и США, даже в периоды наилучших отношений между участниками антигитлеровской коалиции, не переставала печатать, материалы, имевшие, мягко выражаясь, недружественный характер по отношению к Советскому Союзу. Однако, когда в журнале «Война и рабочий класс» стали появляться публикации, объективно показывавшие непоследовательность и противоречивость позиций западных держав по тем или иным конкретным вопросам, руководители Англии и США сочли это чуть ли не оскорблением и нарушением союзнических отношений. Так, в одном из своих посланий главе Советского правительства Черчилль, среди прочего, писал:

«Каждый день я получаю длинные выдержки из журнала „Война и рабочий класс“, который, кажется, предпринимает постоянные нападки слева на нашу администрацию в Италии и политику в Греции… Поскольку эти нападки делаются открыто в советских газетах, которые в иностранных делах, как это, правильно или неправильно, полагают, не отклоняются от политики Советского Союза, то расхождение между нашими правительствами становится серьезным парламентским вопросом. Я отложил выступление в Палате общин до тех пор, пока не дождусь результатов битвы в Италии, протекающей совсем неплохо, однако через неделю или через 10 дней я должен буду выступить в Палате общин и коснуться вопроса, о котором я упомянул в этой телеграмме, поскольку я не могу позволить, чтобы обвинения и критика остались без ответа».

В том же послании Черчилль жаловался на опубликование газетой «Правда» сообщения собственного корреспондента из Каира, в котором указывалось, что, по сведениям заслуживающих доверия источников, состоялась секретная встреча гитлеровского министра иностранных дел Риббентропа с английскими руководящими лицами с целью выяснения условий сепаратного мира с Германией. При этой Черчилль уверял, что он «никогда бы не стал вести переговоров с немцами отдельно и что мы сообщаем Вам, так же как Вы сообщаете нам, о каждом предложении, которое они делают».
Глава Советского правительства ответил на эти жалобы в одном из своих следующих посланий британскому премьеру.

«Что касается сообщения „Правды“, – писал Сталин, – то ему не следует придавать чрезмерного значения, как нет основания и оспаривать право газеты печатать сообщения о слухах, полученных от проверенных агентов газеты. Мы, русские, по крайней мере никогда не претендовали на такого рода вмешательство в дела британской печати, хотя имели и имеем несравнимо больше поводов для этого. Лишь очень небольшую часть сообщений, заслуживающих опровержения, из напечатанного в английских газетах опровергает наш ТАСС…
О журнале „Война и рабочий класс“ могу лишь сказать, что это профсоюзный журнал, за статьи которого Правительство не может нести ответственности. Впрочем, журнал, как и другие наши журналы, верен основному принципу – укреплению дружбы с союзниками, что не исключает, а предполагает и дружественную критику».

Ссылки Черчилля на то, что подобные публикации «становятся серьезным парламентским вопросом», как и рассуждения по поводу предполагаемого выступления премьера в Палате общин, Сталин вовсе игнорировал. Он сделал это, надо полагать, не случайно, ибо Черчилль уже не раз пытался прикрываться парламентом, когда хотел уклониться от обсуждения неприятного для него вопроса. У Сталина, который не был склонен принимать за чистую монету подобные аргументы, как и нередкие ссылки президента Рузвельта на необходимость считаться с американским конгрессом, это вызвало явное раздражение.
Что касается упоминавшихся выше секретных переговоров западных держав с гитлеровцами, то этот вопрос не раз становился предметом полемики внутри коалиции. Теперь уже документально доказано, что такие тайные контакты имели место в Берне, Лиссабоне и других местах. Когда советская сторона обращала на это внимание, руководящее политики Запада принимали вид оскорбленной невинности. В послании, полученном в Москве 24 января 1944 г., Черчилль, опровергая слухи о секретных англо-германских переговорах, отмечал: «Мы не думали о заключении сепаратного мира даже в тот год, когда мы были совсем одни и могли бы легко заключить такой мир без серьезных потерь для Британской Империи и в значительной степени за Ваш счет. Зачем бы нам думать об этом сейчас, когда дела у нас троих идут вперед к победе? Если что-либо имело место или что-либо было напечатано в английских газетах, что раздражает Вас, то почему Вы не можете направить мне телеграмму или поручить Вашему Послу зайти и повидать нас по этому вопросу?»
Реакция советской стороны на эту тираду британского премьера была весьма резкой:

«…Я не могу согласиться с Вами, – писал И. В. Сталин в ответном послании, – что Англия в свое время могла бы легко заключить сепаратный мир с Германией, в значительной мере за счет СССР, без серьезных потерь для Британской Империи. Мне думается, что это сказано сгоряча, так как я помню о Ваших заявлениях и другого характера. Я помню, например, как в трудное для Англии время, до включения Советского Союза в войну с Германией, Вы допускали возможность того, что Британскому Правительству придется перебраться в Канаду и из-за океана вести борьбу против Германии. С другой стороны, Вы признавали, что именно Советский Союз, развернув свою борьбу с Гитлером, устранил опасность, безусловно угрожавшую Великобритании со стороны Германии. Если же все-таки допускать, что Англия могла бы обойтись без СССР, то ведь не в меньшей мере это можно сказать и про Советский Союз. Мне не хотелось бы обо всем этом говорить, но я вынужден сказать об этом и напомнить о фактах».

В целом можно сказать, что к концу лета 1943 года отношения между союзниками заметно осложнились. В этой обстановке началась подготовка к первому совещанию министров иностранных дел трех держав – Советского Союза, Соединенных Штатов и Великобритании, которое состоялось в Москве с 19 по 30 октября 1943 г. Созданию более благоприятной атмосферы для проведения конференции во многом способствовали блестящие победы советских войск, в особенности разгром гитлеровцев на Курской дуге.


МОСКОВСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

Изменившаяся обстановка

Необходимость встречи министров иностранных дел трех ведущих держав антигитлеровской коалиции – Советского Союза, Соединенных Штатов и Великобритании назревала давно. Ведение войны против общего врага, политические проблемы и расхождения, появившиеся в ходе развития боевого сотрудничества, новые задачи, возникшие в связи с приближавшейся победой над гитлеровской Германией, необходимость согласования точек зрения на кардинальные вопросы послевоенного устройства – все это требовало консультаций на достаточно высоком уровне, обмена мнениями, принятия общих решений.
В первые годы Великой Отечественной войны состоялся ряд двусторонних встреч на уровне министров иностранных дел – между В. М. Молотовым и Антони Иденом, В. М. Молотовым и Корделлом Хэллом, Иденом и Хэллом. Но три министра еще ни разу не встречались вместе. Поэтому было естественно, что уже с лета 1943 года вопрос о такой встрече стал обсуждаться в практическом плане.
Первоначально Черчилль предложил созвать совещание в Лондоне или в другом городе на английских островах. Президент Рузвельт высказал мнение, что лучше было бы избрать более спокойное и уединенное место. Он, в частности, назвал Касабланку, Тунис, Сицилию. Поскольку речь шла об участии Корделла Хэлла в таком совещании, американская сторона, ссылаясь на преклонный возраст государственного секретаря, настаивала на избрании места встречи «поудобнее и поближе к США». Поначалу Рузвельт даже дал понять, что если будет намечено более отдаленное место, то он не сможет рисковать здоровьем Хэлла и пошлет вместо него заместителя государственного секретаря Уэллеса.
Пока обсуждался вопрос о том, где же лучше всего встретиться (советская сторона предложила Москву, и англичане против этого не возражали), план посылки на совещание Уэллеса вместо Хэлла стал вызывать серьезные сомнения. Многие знали, что Уэллес не раз открыто выступал против сотрудничества с Советским Союзом. А когда ему предложили поехать в Москву, он объявил, что не видит смысла в такой конференции и считает, что никакого толка от переговоров не будет. Корделл Хэлл, видимо, понял всю нелепость сложившейся ситуации и посоветовал президенту отказаться от посылки Уэллеса. Он заявил, что готов совершить поездку в Москву и принять участие в конференции министров иностранных дел. Рузвельт в конце концов согласился с этим.
Стоит отметить, что колебания Рузвельта и Хэлла были связаны также и с тем, что до того Хэлл ни разу в своей жизни не пользовался самолетом и вообще относился к этому виду транспорта с предубеждением. Все же понимание необходимости встречи трех министров взяло верх над чувством неприязни к самолету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108