Воспоминания были слишком болезненными, а боль делает человека уязвимым. Клер давно догадалась об этой взаимосвязи и вела себя как боксер – не подставляйся и останешься цел. Теперь, как ей казалось, она мастерски научилась защищаться. – Джозетта сказала, что ты закончил установку системы охраны в доме.
– Верно.
Клер попыталась увеличить расстояние между ними, отступила на шаг, но он сделал шаг вперед вместе с ней, продолжая как бы невзначай ласкать ее шею. Она с трудом удерживала нить разговора.
– Не понимаю, зачем ей охранная сигнализация в доме, где она больше не собирается жить?
– Ты живешь там, а женщина, которая живет одна, нуждается в надежной охране.
Знал бы он, в каких местах ей приходилось жить, тогда бы он понял, что замок на двери в доме, расположенном в приличном районе, – это та роскошь, о которой в иные времена она могла только мечтать.
– Джозетта тоже жила одна, пока я к ней не переехала.
– Она – солдат и умеет дать отпор непрошеным гостям.
– Я тоже не так уж беспомощна.
– Медовая моя, если у тех террористов, что мы захватили, есть мстительные друзья, перед ними ты будешь совершенно беспомощной. И даже хуже.
– Что может быть хуже беспомощности?
– Смерть.
– Ах, ты про это. – Клер пыталась дышать медленно и глубоко, чтобы сохранять связь с реальностью и не терять головы, но вот беда: испытанная техника ритмичного и глубокого дыхания для восстановления контроля над собой в данном случае не работала. Вместе с вожделенным кислородом она вдыхала и его, Хотвайера, запах, и этот запах сводил к нулю все ее усилия по восстановлению самоконтроля. Клер готова была застонать от наслаждения – так на нее этот запах действовал. Что ее так влекло к этому парню? Мощное мужское начало? Да, тут не обошлось без сферы подсознательного, если даже запах его будоражил ее доселе спящие женские сексуальные инстинкты. – Не вижу причин, по которым они стали бы нападать на меня.
– Джози была членом команды, и в том числе благодаря ей эти парни оказались на скамье подсудимых. Такие люди ничего не забывают и ничего не прощают.
– Но я – не Джозетта.
– Но она же не повесила на двери своего жилища объявление о том, что выходит замуж и отправляется в свадебное путешествие. А ты живешь в ее доме.
Клер в глубине души считала преувеличенными опасения Хотвайера, но предпочла не говорить ему об этом. Она знала, что Джозетте пришлось согласиться на установку системы охраны, поскольку она не могла допустить, чтобы с Клер случилась беда из-за того, что она осталась жить в доме Джозетты. Клер знала и о том, что идея установить охранную систему в доме Джозетты принадлежала Нитро и Хотвайеру, как знала и то, что сама Джозетта приняла их предложение без особого энтузиазма.
Но Клер и об этом не стала говорить Хотвайеру.
– Я уверена, что любая придуманная вами система безопасности будет работать превосходно.
– Еще не придумана такая сигнализация, которую невозможно вывести из строя, даже такая, какую Вулф и Нитро установили у себя. – Хотвайер пустился в объяснения подробностей и хитроумных технических находок. Клер смогла перевести дух. – Да, и еще я купил тебе по баллончику со слезоточивым газом в каждую комнату.
– В каждую комнату?!
– Мне нравится основательность. Во всех смыслах. Тело ее восприняло послание в том смысле, который, как ей казалось, он вовсе не собирался в него вкладывать. Или собирался? В любом случае Клер признавала, что Хотвайеру свойственна основательность, что он не обойдет вниманием ни одной детали, будь то система охранной сигнализации или нечто более животрепещущее. Клер в настоящий момент ближе было последнее, и то, что она при этом себе представляла, не имело ни малейшего отношения к безжизненной системе электронных плат и электрических датчиков. Но фантазия – это всего лишь фантазия, и если не путать фантазию с реальностью и четко мысленно их разграничивать, фантазировать даже полезно для здоровья, а иногда и ума.
– Понимаю.
– Оружие личной безопасности не поможет тебе, если оно будет находиться в спальне, когда на тебя нападут на кухне.
Если она и чувствовала себя в опасности, то эта опасность исходила не от гипотетических мстительных друзей захваченных террористов, а от вполне конкретного и даже осязаемого мужчины – того самого, что находился в непосредственной близости от нее. И опасность эта была не отдаленной во времени, а реальной. Иначе говоря, Клер уже была в опасности. В этом самом месте и в это самое время. Но если бы он вздумал ее атаковать, то не встретил бы никакого сопротивления с ее стороны. Напротив, она готова была сдаться на милость атакующего. И такое отношение к потенциальной угрозе никак не назовешь взвешенным и взрослым. Но Клер была не властна над собой! Она была во власти наваждения.
В чем, собственно, цена вопроса? Ведь речь идет всего лишь о возможности секса, разве нет? Секс – вот ключевое слово. Пожалуй, если найти, за что зацепиться, то можно и стряхнуть это досадное наваждение. Секс не стоил того, чтобы из-за него терять голову, – личный опыт убедил ее в этом. Секс способен принести одно лишь разочарование и легкое чувство неловкости. Тогда почему рядом с этим мужчиной она чувствовала себя так, словно ее качало на волнах щемящей сладкой истомы, как в песнях Элвиса Пресли?
– Да, но при чем тут баллончики со слезоточивым газом!
– Лучшего ничего не придумать. Поскольку ты не умеешь пользоваться огнестрельным оружием.
– Ты так говоришь, словно не уметь стрелять – преступление.
– Ну... – он замолчал, подыскивая нужное слово, – ты просто другая.
– Неполноценная, ты хочешь сказать? Я могу понять этот ваш солдатский взгляд на нас, гражданских.
– Что поделаешь, я – бывший солдат.
– Нуда, сейчас ты спец по безопасности.
– И это тоже.
Ей захотелось спросить его, чем еще он занимается, помимо систем безопасности, но внезапно поняла, что говорить ей трудно.
Лев, опасный хищник, смотрел на нее, и выражение его потемневших до синевы глаз было таким, словно он никак не мог решить, с какой стороны лучше подступиться к бившейся в конвульсиях добыче, чтобы процесс пожирания доставил ему наибольшее удовольствие.
– Я знаю, что ты пытаешься увести меня от темы, но тебе это все равно не удастся. Я – южанин, а мы, южане, весьма щепетильны в вопросах чести. Ты нанесла урон моему мужскому достоинству и должна возместить мне ущерб.
– Должна?
– Обязана.
Как так случилось, что губы его оказались в миллиметрах от ее губ?
– Что... – Она попыталась откашляться. – Что ты имеешь в виду?
– Я думаю, поцелуй был бы достаточной компенсацией.
– Что?! – Если в сексе и есть что-то хорошее, то это поцелуи. По крайней мере Клер так считала до сих пор. Впрочем, можно придумать множество других занятий – чтение, например, – которые дадут фору любым поцелуям. Так почему перспектива слиться с Хотвайером устами так ее возбуждала?
– Поцелуй, Клер. Ты ведь знаешь, что такое поцелуй? Это когда мужчина и женщина...
Она прикрыла его рот, не давая излиться таким искушающим словам.
– Я знаю, что это такое, негодник, но только зачем тебе мой поцелуй? – Вот она – ее фантазия.
И, как она совсем недавно себе напоминала, фантазировать полезно для здоровья и ума, а вот жить в плену фантазий – совсем не полезно.
Хотвайер лизнул ее ладонь, и Клер отдернула руку.
Он улыбнулся своей дьявольской улыбкой, от которой у нее все внутри подпрыгнуло.
– Потому что ты оскорбила меня, и я требую сатисфакции.
– Ты сумасшедший. Нитро и Вулф все время тебя оскорбляют. Я не видела, чтобы ты с ними целовался.
Он улыбнулся, и глаза его наполнились чувственным обещанием. Колени Клер задрожали.
– Мои друзья – одно, красивые женщины – другое.
– Я к ним тоже не принадлежу, – саркастически заметила Клер.
– Вот опять. Моя мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что женщины окончательно перестали мне верить. Моя мама считала, что честность всегда была одной из моих главных добродетелей. Какой удар для нее и для меня!
Нет, она не поддастся на эту уловку.
– Ты не требуешь, чтобы Джозетта тебя целовала, когда она тебя обижает.
– Я хоть и обидчив, но не похож на сумасшедшего. За Джозетту заступится Нитро, а с ним я предпочел бы не спорить. Он страшен в гневе.
– Неправда, ты никого и ничего не боишься, – насмешливо сказала Клер. – Мне Джозетта рассказывала.
И вновь глаза его словно приоткрыли щелку в его душу, и, заглянув в нее, Клер воочию увидела солдата. Солдата, для которого долг превыше всего. Превыше страха и усталости. Перед ней был человек, проведший годы в далеких странах, где он спасал совершенно чужих ему людей, рискуя своей жизнью. Но ремесло солдата состоит прежде всего в умении убивать. Этот человек убивал – убивал по приказу, и он был готов убивать и дальше, если этого потребует долг.
Щелка приоткрылась на мгновение и также неожиданно захлопнулась. Солдат исчез, и вновь Клер видела перед собой неотразимо обаятельного южанина с голубыми глазами, полными сексуального обещания.
– Я требую сатисфакции, Клер. Ты меня поцелуешь?
– Конечно.
Клер поднялась на цыпочки, собираясь чмокнуть его в щеку.
Но он успел повернуть голову ровно настолько, чтобы губы ее прижались не к его щеке, а к губам. Она не раскрывала губ, но и не отстранилась немедленно, как намеревалась изначально. Она так и осталась стоять, касаясь его губ губами, и тело ее звенело как струна от приятного волнения. Первую секунду поцелуй был почти по-братски нежным, но уже в следующее мгновение от братской нежности не осталось и следа. Хотвайер прижал Клер к своей твердой мужской груди и впился губами в ее губы.
Он овладел ее ртом так, как передовой десантный отряд овладевает высотой – быстро, стремительно, напористо, – словом, со знанием дела.
Этот мужчина умел целоваться также хорошо, как воевать. Он мял ее губы, доводя Клер до головокружения. Пальцы его массировали ее скулы, словно побуждая поскорее сдаться окончательно. Кажется, он иного и не ждал. Ничего более ошеломляющего в жизни, чем поцелуй Хотвайера, Клер до сих пор не испытывала. Она застонала и вцепилась пальцами в его белую шелковую рубашку.
Хотвайер прорычал нечто, что она не смогла разобрать, и тогда его ладони скользнули вниз, по ее обнаженным плечам, по обнаженной спине. Пальцы коснулись ее голой кожи под шнуровкой, и Хотвайер стал развязывать бант.
Господи, что делать, если он его совсем развяжет?! Она читала, что женщины иногда теряют голову от мужских ласк, но всегда думала, что «терять голову» – просто заезженный штамп, литературная метафора. Теперь ей представился случай убедиться в том, что если голова и осталась на месте, то свое назначение – мыслить и оценивать ситуацию – она утратила полностью. Кожа Клер горела под его пальцами. Ей казалось, что пальцы его оставляют клейменые следы на ее спине – только тот огонь, что прожигал насквозь, не вызывал боли, один только жар.
Ей было так хорошо, что она решила, что сходит с ума.
Не думая о том, что делает, Клер приоткрыла рот, и Хотвайер с военной смекалкой воспользовался выпавшей возможностью. Язык его проник между разжатыми зубами и, как змей, обвился вокруг ее языка. Удовольствие пронзило тело Клер, и она подалась вперед.
Руки Хотвайера гладили ее спину, ягодицы, пальцы касались ног ниже подола платья, затем поднялись вверх, под платье. Клер едва не подпрыгнула, когда он прикоснулся к чувствительной коже бедер. Он обхватил ее бедра с внутренней стороны своими пальцами, подушечки больших пальцев вминались в нижнюю часть ягодиц. И вдруг резко приподнял ее, еще крепче вжимая в себя.
Клер волнообразно подалась ему навстречу самым естественным образом, но отпрянула в шоке, когда лобком уперлась в нечто очень твердое.
Но Хотвайер и не думал останавливаться. Крепко удерживая ее за бедра, он приподнял ее вверх и опустил вниз, давая ей прочувствовать величину эрекции, и издал низкий, очень мужской стон удовольствия. И тут ее начало трясти сильнее, чем при землетрясении в десять баллов по шкале Рихтера.
– Перестань соблазнять подругу невесты, то есть мою подругу. Ведь невеста – это я. Пришла пора бросать букет. – Голос Джозетты звучал невнятно и приглушенно, как сквозь вату, и потому смысл сказанного не сразу дошел до Клер. Но когда она поняла, на чем поймала ее Джозетта, возвращение к реальности было стремительным и потому болезненным.
Как она до такого дошла?
Хотвайер дернулся, словно его прошибло током, и прервал поцелуй, едва не отшвырнув от себя Клер. Она оступилась на непривычно высоких каблуках и упала бы, если бы он вовремя ее не поддержал. Выражение лица у него было несчастное, и он отпустил ее, едва она снова обрела равновесие.
Молчание было заряжено электричеством, как воздух перед грозой.
– Даю вам пять минут и затем бросаю букет, – сказала Джозетта, окинув их оценивающим взглядом с оттенком приятного изумления. Затем развернулась и пошла в зал.
Пять минут требовалось Клер только на то, чтобы отдышаться. Как после всего случившегося она вернется в зал?
Прошло еще несколько секунд заряженного электричеством молчания, после чего Хотвайер сказал:
– Извини. Я перегнул палку.
– Мне понравилось, – честно призналась Клер. Еще как понравилось! Только целоваться – это одно, а «играть по-взрослому» – другое. Ей не хотелось, чтобы он думал, будто она приветствует такое к себе отношение.
– Не сомневаюсь, – сказал он весьма самодовольно. – Еще никто не жаловался на недостаток у меня техники, но я все равно перегнул палку.
– Как скажешь.
– Послушай, я не готов к прочным отношениям, а ты не из тех женщин, которых снимают на одну ночь, и даже не из тех, с которыми можно заводить короткую интрижку.
– Конечно, нет. – Она так брезгливо поморщилась при этом, что и он скривился, как от боли.
На самом деле она считала, что Хотвайер тоже не годился на роль партнера на одну ночь. Но только по каким-то причинам он хотел, чтобы она думала, будто он ни одну женщину всерьез не принимает. С первого дня их встречи он пытался донести до ее сознания эту мысль, но она почему-то ему не верила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36