Его трактор, несший службу до конца сезона, теперь останется в тундре и будет ржаветь десятилетиями как памятник о работе геологов.
Мы взвалили на спину рюкзаки и пошли к мысу, ибо таков был полученный нами приказ. В партии оставалось совсем мало продуктов, все дальнейшие работы требовали высокой квалификации, и Ольховник избавлялся таким образом от лишних ртов.
К вечеру мы уже вышли на берег залива. Нас встретили запах йода, ленты морской капусты, которая в изобилии растет в Беринговом море, и нерпы. Нерпы десятками торчали из воды у самого берега и разглядывали нас черными громадными глазищами. Мы проходили мимо, они ныряли, обгоняли нас под водой и снова смотрели. В этом почти человеческом молчаливом любопытстве было что-то пугающее.
Ночью, валясь от усталости, мы вышли к мысу Нутепельмен. Два узких вельбота белели на берегу. Охотники уже приплыли за нами. Их мы нашли в землянке живущего здесь промысловика-одиночки. В уютной теплоте сложенного из торфа, камней и кусков дерева домика они сидели вокруг пылающей железной печурки, и на печурке той конечно же кипел громадный чайник. Чай разливала Анютка, крохотная девчурка, дочь промысловика. У Анютки весной умерла мать, и она сейчас изо всех сил исполняла обязанности хозяйки: вытирала чашки сухой травой, наливала чай, а в промежутках уходила в угол к своей любимой кукле.
Ночью нагрянул шторм и продержал нас здесь четыре Дня. За эти четыре дня мы почти целиком съели молодого моржа, убитого охотниками по дороге; и никто из нас об этом "потерянном" времени не жалел, ибо все наши дни были посвящены серьезнейшим беседам с Анюткой и осмотрам ее многочисленного хозяйства, в которое детские игры сочетались с настоящими заботами женщины-чукчанки. Анютка умела все это делать с уморительной детской серьезностью. Мы оставили ей ворох "богатств", ибо Анюте еще предстояло коротать долгую зиму, без общества других детей, наедине с отцом, а школу лишь через год, хотя она уже заботливо, до дыр изучила свой первый букварь. Она провожала наши вельботы на берегу в крохотном меховом комбинезончике, который носят на Чукотке дети в красном платье поверх комбинезона и красном платки. В этом наряде среди гальки пустынного берега она казалась мне олицетворением Чукотки, застенчивой ласковости, на которую способна только эта страна. И уж тут-то я твердо знал, что через полгода вернусь на Чукотку, сразу же как только напишу диплом и получу первоначальное право на звание инженера.
Глава 2
Чукотское золото
Так оно и случилось. В феврале следующего года я очутился в противоположном от залива Креста конце Чукотки, на берегу Чаунской губы, в приземистом бараке древних времен. По углам барачной "залы" лежали маленькие сугробики снега, посредине пылала адовым жаром громадная железная печь, а вдоль стенок выстроились семьдесят коек. На койках спали инженеры и техник геологического управления поселка Певек. Все мы ждал скорого выезда в тундру на полевые работы. Барачное житье объяснялось тем, что в Певеке катастрофически не хватало квартир. Самолеты полярной авиации ежедневно доставляли в Апапельхино людей всех мыслимых разумом специальностей - от теплоэнергетиков до продавцов. Многие почти сразу уезжали "на глубинку" - в тундровые и трассовские поселки. Но, несмотря на это, в Певеке в 1958 году сложилась ситуация, когда на одно "койко-место" приходилось несколько человек. Все это происходило оттого, что на Чукотке наконец открыл промышленное золото, полувековая история поисков которого заслуживает специального рассказа.
Три цитаты на тему чукотского золота
"Перебирая в своей памяти все, что мне было известно о геологии Аляски и противоположных частей Азии, я вспомнил работы, которые говорили о древнем соединении Азии и Америки. Эти мысли послужили первым толчком, направившим меня в сторону смутных соображений о возможном продолжении на Чукотском полуострове золотоносных образований северной части Аляски".
К. И. Богданович, 1900 год.
"Многие иностранцы обращаются в русское консульство в Сан-Франциско с запросом об условиях поисков золота на русской территории".
"Очерки Чукотского полуострова", 1901 год.
"В этом году получены новые данные о золотоносности речки Нана-Ваам и оценена их перспективность. Уже сейчас ясно, что необходимо вести подготовительные работы для разведки".
Докладная записка геолога Жилинского, 1943 год.
В 1899 году в городе Номе на Аляске имелось около тридцати тысяч человек без работы. Этих людей привлек золотой бум Клондайка, но они опоздали к дележу золотых участков. Все хотя бы мало-мальски перспективные на золото земли давно были застолблены, поделены и переделены. Ожидалось, что летом корабли доставят из Сан-Франциско еще около десяти-двадцати тысяч человек, продавших все, чтобы добраться до Аляски.
В этих условиях в Номе и возник неплохо сформулированный слух: на Аляске лишь голова золотого тельца, сам золотой телец находится на Чукотке. Около десяти тысяч наиболее отчаянных старателей решили выйти к берегу Берингова пролива, чтобы перебраться на неведомый, неизученный, никем на застолбленный русский берег, тем более что побережье не охранялось. Американских старателей будоражили сведения, которые доставляли в Ном агенты - скупщики оленей, плававшие вдоль побережья Чукотки в последние годы. По слухам выходило, что в районе мыса Сердце-Камень, в бухте Провидения, в Колючинской губе и в губе Святого Лаврентия золото можно грести лопатой. Вторжение старателей с Аляски намечалось на будущий, 1900 год. Слухи достигли Петербурга и взбудоражили его. Тут-то и появилась небезызвестная в истории международных афер того времени фигура полковника Вонлярлярского. Неведомыми путями он в кратчайший срок раздобыл концессию на поиски и разработку золота на Чукотке "на особых условиях". Надо сказать, что этой концессии добива лись многие, особенно иностранцы, но все они получала отказ. Для Вонлярлярского ведомственная машина закру тилась с необычайной быстротой. Вслед за получением концессии он добился также, чтобы в лето 1900 годе в территориальные воды у побережья Чукотки был послав русский военный фрегат "Якут" для охраны побережья от вторжения поселенцев с американского берега, а точ нее, для охраны его концессии.
Поисковую экспедицию Вонлярлярского должен был возглавить геолог Богданович, о котором я уже упоминал По странной логике событий экспедиция, которая должна была закрепить русский приоритет на Чукотке, снаряжалась в Сан-Франциско, отправлялась на американском судне с норвежской командой. В качестве рабочих везли китайцев, инженерами были в большинстве англичане. Лишь позднее выяснилось, что Вонлярлярский был подставной фигурой. За его спиной стоял ряд английских банков, которые опоздали к дележке клондайкского золота и решили во что бы то ни стало компенсировать упущенное на Чукотке.
Между тем слухи о намечавшемся вторжении американских старателей на Чукотку получили и официальной подтверждение. Концессия Вонлярлярского приобретала как бы национальное значение. В этих условиях экспедиция Богдановича была сформирована в срочном порядке. 27 мая она отплыла из Сан-Франциско на шхуне "Самоа" и взяла курс к бухте Провидения, имея на борту кроме норвежской команды десять русских, девять англичан и четырнадцать китайцев - рабочих.
Богданович, как геолог, отвечал за геологическую часть экспедиции, личным же представителем Вонлярлярского на судне был инженер - англичанин Бекер. "В течение всей экспедиции мне приходилось выдерживать глухую борьбу с иностранными ее членами", - писал Богданович. В бухте Провидения Богданович не застал "Якута", но зато обнаружил здесь судно "Прогресс", принадлежавшее владивостокскому купцу - англичанину Бринеру. На борту судна находился представитель Иркутского горного управления, который был уполномочен "отвести г. Бринеру любой участок, который тот пожелает застолбить".
Между экспедициями Бринера и Богдановича разгорелась борьба, достойная приключенческого романа. Оба судна прятались друг от друга в скрытых местах побережья и вели разведку на золото, тщательно скрывая друг от друга ее результаты. В течение лета к побережью несколько раз подходили американские суда, которые, однако, быстро удалялись, узнав неведомыми путями о приближении русского военного брига. Между тем на "Самоа" разгорелась тройная борьба: между капитаном судна и Богдановичем, между Богдановичем и английской частью экспедиции. Англичане имели достоверные, по их мнению, сведения о местонахождении золота. Богданович хотел провести планомерное исследование побережья, капитан Янсен и команда пили и занимались скупкой мехов у прибрежного населения в обмен на спирт, что категорически запрещалось существовавшими в то время законами Российской империи. Богданович наивно полагал, что сможет запретить им продавать спирт прибрежному населению.
Во время захода шхуны в Ном для мелкого ремонта и пополнения запасов угля Янсен отказался следовать обратно к Чукотке. Английская часть экспедиции сошла на берег, так как уже успела убедиться, что их сведения о "точном" местонахождении богатейших месторождений золота на Чукотке не более как фикция. Золото было всюду, но это были знаки в шлихах, а никак не промышленные россыпи. Экспедиция закончилась крахом. Единственным ее результатом явилось то, что на Чукотке было подтверждено повсеместное распространение знакового золота. Существование промышленных россыпей по-прежнему оставалось неизвестным. В позднейшие годы одиночки-старатели на свой страх и риск вели поиски на Чукотке. И опять-таки они встречали только знаки. Некоторый успех был достигнут в 1913 году в горах севернее Анадырского залива. Здесь было обнаружено промышленное золото в хребте, так и названном Золотым хребтом. Месторождение оказалось бедным, и работы вскоре прекратились, так как доставка оборудования и необходимых припасов требовала неимоверных затрат.
Уже в советское время на Чукотку приезжало несколько небольших экспедиций треста "Союззолото", которые подтверждали наличие золота на Чукотке и опять-таки ничего не могли сказать о промышленных месторождениях. К началу сороковых годов интерес к чукотскому золоту угас. В районе Певека были найдены богатые месторождения олова, а одна из геологических концепций гласит, что олово и золото трудносовместимы в одной геологической провинции.
В 1940 году геолог Р. М. Даутов, работавший на реке Ичувеем к северо-востоку от Певека, обнаружил в россыпях незначительное весовое золото. Три года спустя работавший в этом же районе геолог Г. Б. Жилинский обнаружил, что в ряде мест в бассейне реки Ичувеем золото встречается иногда в значительных весовых количествах. Жилинский написал докладную записку с обоснованием более тщательных поисков золота и разведке его шурфами, но десятилетия предыдущих неудач позволили многим скептически отнестись к возможности обнаружить промышленное золото на Чукотке.
Удача пришла в 1949 году к партии, руководимой В. А. Китаевым. В ручьях бассейна все той же реки Ичувеем он обнаружил весовое золото. Еще дальше к востоку геолог В. П. Полэ обнаружил перспективные участки на реке Паляваам. Но все это была старая история. Наличие признаков золота на Чукотке, может быть даже мелких россыпей никто и не думал отрицать. В крупные месторождения однако, никто не верил, а для Чукотки необходимо было именно крупное месторождение, которое оправдало бы громадные затраты на постройку прииска, дороги к прииску и так далее.
Центром геологических поисков на Чукотке был поселок Певек. Давно уже тундра засосала останки ручных буров "Эмпайр", доставленных американскими старателями. В восточных прибрежных поселках доживали дни те, кто был заброшен на Чукотку центробежной силой аляскинской золотой лихорадки и не смог отсюда выбраться. Доверчивым приезжим все еще продолжали рассказывать байки о золотых мундштуках, которые делают себе из самородков чукотские пастухи. Но в серьезное чукотское золото мало кто из серьезных людей верил.
Певек, основанный в 1929 году как культбаза и фактория, жил на олове. Олово было найдено в образцах, доставленных отсюда в 1931 году С. В. Обручевым. Олово - стратегический металл. Месторождений его в мире не так уж много. Именно во время войны вокруг Певека возникли прииски, имевшие касситерит в россыпях и рудник "Валькумей" на мысе, откуда были доставлены знаменитые обручевские образцы. Геологическое управление Певека целеустремленно занималось расширением границ открытой оловянной провинции, золото считалось попутным металлом, в перспективы которого трудно было поверить.
Судьба свела в Певеке главного инженера управления Николая Ильича Чемоданова, работавшего ранее в колымском золотоносном районе и уже имевшего звание лауреата Государственной премии за открытие одного из крупных колымских месторождений, и прораба Алексея Константиновича Власенко, который не имел ровно никакого геологического образования, кроме практики в экспедициях. В устной истории чукотского золота эти два человека играют решающую роль.
Н. И. Чемоданов, возможно, по интуиции старого "золотаря" поверил в чукотское золото, но, как опытный руководитель, знал, что средства на поиски и разведку можно получить только под реальные, весомые доказательства его существования. В 1953 году партия Китаева вновь вернулась на реку Ичувеем. Прорабу партии Власенко удалось сделать недостижимое: каким-то неведомым нюхом угадывая богатые места, он с простой старательской проходнушкой намыл первый килограмм чукотского золота. Килограмм - это было уже весомо. Поставленные разведочные работы выявили в притоках реки Ичувеем промышленные россыпи золота.
После этого золото, которое пряталось в течение пятидесяти лет, как будто сдалось: новые месторождения были открыты к западу от Певека на реке Баранихе, к югу на Анюе, к востоку на мысе Шмидта и на реке Паляваам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17