Было ясно, что все складывается далеко не лучшим образом и мои планы, обдуманные в Москве, придется менять.
Наша база находилась на западном берегу озера. На южном, там, где из озера вытекала река Энмываам и где на галечниковой террасе приземлилась наша "аннушка", располагался лагерь топографов.
Оленьих стад в окрестностях озера не имелось. Именно в этом году все колхозы, как сговорившись, решили не пригонять стада на озеро. Причина холодное лето. Ягельные пастбища, которые, как известно, возобновляются медленно, в течение десятков лет, пастухи решили беречь для жарких сезонов.
Медведей в окрестностях озера также не было видно. Они в этом году как будто провалились сквозь землю. Такова была суть доклада Коли Бадаева.
Таким образом, намеченная мной методика разговоров за чаем в пастушьих ярангах отменялась. Оставалось надеяться на собственные ноги, бинокль и глаза.
Я занялся ближайшими окрестностями озера. Из различного вида охот мне больше всего нравится горная охота с биноклем и винтовкой. Я начал обучаться ей двенадцать лет назад на Тянь-Шане, и она очаровала меня с первого же урока. Чертовски приятно по расщелинам, ложбинкам забраться на вершину, устроиться там поудобнее и, отдышавшись, неторопливо протереть замшей стекла бинокля. Теперь все, что движется на многие километры кругом, не должно остаться незамеченным. Тайная жизнь горных козлов, сусликов, евражек, оленей, уларов, куропаток, куликов и вовсе неведомых птах, выбирающих для жизни тайные места, становится твоим достоянием. Горная охота требует крепких ног, терпения, чтобы по двадцать раз разглядывать какой-нибудь подозрительный предмет в нескольких километрах, требует опыта, чтобы установить маршрут увиденного животного, и еще раз терпения, чтобы дождаться его в удобном месте, расположенном по его маршруту.
Озеро Эльгыгытгын имеет в поперечнике от десяти до пятнадцати километров. Оно расположено в котловине, которую прорезают неглубокие долины многочисленных речек, стекающих в озеро с гор. Я не знаю, с чем сравнить горы по берегам озера Эльгыгытгын. Пожалуй, их можно сравнить с сахарными головами, но сахарные головы я видел только в кино.
Еще на картинке в какой-то книжке я видел скифов в войлочных колпаках. Так вот эти горы торчали, как колпаки закопанных в землю скифов. С западной стороны озера расположен невысокий кряж Академика Обручева. Пожалуй, только он походил на обычные чукотские горы округлыми вершинами, черными от накипи лишайника на камнях. Именно с этого кряжа я начал первые маршруты.
Сухая каменистая тундра вела к горам. Нигде, черт возьми, не было такой мертвой тишины, как в этой каменистой котловине озера Эльгыгытгын. Скифские шапки молча торчали в небе. Беззвучно текли мелководные ручьи. Даже редкие кулики, столь обычные на Чукотке летом, здесь молчали, словно были членами секты молчунов. На камнях котловины рос только ягель. По сухим обрывистым берегам ручьев на Чукотке любит расти метлица. Она росла и здесь, но была низкорослой, не выше десяти сантиметров. Я ожидал увидеть здесь полярные маки: они любят такие места. Но маков не было. Только на подступах к сопкам, где скапливалась стекающая по водоупорному слою вечной мерзлоты вода, явственно выступала заросшая травой полоса. Здесь росла извечная чукотская пушица, полярная осока, и опять-таки они были чахлы и низкорослы, как нигде на Чукотке. Выше начинался голый камень.
В чукотских горах удобно ходить. Склоны не круты, щебенка лежит плотно. Я благословил судьбу, что захватил с собой ботинки. Здесь можно было спокойно ходить в них даже в дальние маршруты, не боясь промокнуть. Я впервые встретил на Чукотке район, где можно ходить в ботинках.
За два дня я изучил весь доступный с базы район кряжа Обручева. С высоты его просматривалась вся панорама озера. Оно казалось почти идеально круглым.
Из географов первым посетил и описал его Сергей Владимирович Обручев в 1934 году. С точки зрения эмоциональной он назвал его "странным и жутким местом". Как географ и геолог, Сергей Владимирович Обручев высказал предположение, что озеро - кратер древнего разрушенного вулкана. Овальные очертания озера, значительная его глубина и то, что озеро находится в центре гигантского пояса вулканических пород, - все говорит за это. Тогда конусовидные сопки по бортам его - это жалкие останки стенок вулкана. Я попробовал себе представить, как выглядел тот древний гигантский вулкан, и, ей-богу, мне тоже стало "страшно и жутко". В пятидесятых годах здесь работал геолог Василий Феофанович Белый - один из авторитетнейших в настоящее время специалистов по вулканическому поясу Северо-Востока. В. Ф. Белый придерживался точки зрения провального происхождения озера Эльгыгытгын. Он проследил систему разломов, в результате действия которых сегмент земной коры мог действительно опуститься. Но не будем вдаваться в сущность геологических споров.
Я изучал в бинокль заваленные диким камнем начала ручьев, запрятанные за кряжами горные долины, часами сидел на вершинах сопок. Медведь на Чукотке ведет бродячий образ жизни. Он ходит по ведомым только ему маршрутам, и маршруты его проходят как по долинам, берегам озер, так и по водоразделам.
Однако в типичной чукотской тундре медведь встречается реже. Он любит горы. Но из гор он выбирает не дикие обиталища снежных баранов, а невысокие кряжи, где на сухих песчаных буграх роет норы евражка, где растут разные луковки и корешки. Груды вывороченной земли на месте евражьих нор характернейший след медвежьего маршрута.
Не помню, на какой день я познакомился с Длинноногим. Я, как всегда, шел от базы по долине ручья, который выводит на перевал, и остановился возле обрыва, чтобы просмотреть несколько долинок, которые хорошо просматривались именно в этой точке. И сразу же увидел в бинокль оленей. Небольшое стадо, голов на десяток, паслось у склона горы. Олени вытянулись цепочкой против ветра. Утреннее солнце розовело на темных камнях горы, ветер посвистывал в кустиках метлицы, я лежал на острой щебенке и не мог оторваться от оленей. Они вели себя по-домашнему: щипали неторопливо ягель, бездумно озирались кругом, изредка подходили друг к другу и о чем-то совещались. Они вели себя, как коровы на привычном лугу, и походили издали на коров, ибо олень становится по-оленьи красивым только тогда, когда бежит или, вытянувшись в струну, ловит неведомую опасность. В стаде был один олененок - видно, всеобщий любимец, ибо он бесчинствовал и издевался над взрослыми как мог, и никто ему не мешал. По-моему, он провоцировал взрослых на игру в пятнашки. Я долго смотрел на эту сельскохозяйственную идиллию. Летом на Чукотке олени встречаются повсеместно, это так называемые "отколы", отбившиеся от стада группы, которых не смогли разыскать пастухи. Они отбиваются в непогоду, при волчьем нападении или при другой панике, к которой так склонен домашний олень.
Я лежал и наблюдал за повадками олененка, как вдруг что-то изменилось. Олени перестали щипать ягель. Солнце выпрыгнуло из-за облака, и вся гора засветилась изнутри, как будто в недрах ее запалили бенгальский огонь. Утих ветер. Дурачок олененок, который взбрыкивал по кочкам, описывая известную ему замысловатую кривую, вдруг неожиданно замер. Я лихорадочно подкрутил окуляр бинокля. Олени все как один смотрели вверх, на склон горы. А там, из-за гребня, медленно выплывали рога. Они вырисовывались на бледном небе и все вырастали, ползли, ширились в бесчисленных ответвлениях, отростках. В безмолвном напряжении ползли и вырастали невероятные эти рога.
Олень поднимался вверх по скрытому от меня склону и где-то через нескончаемую эпоху поднялся весь. Он стоял на гребне, как памятник самому себе, громадный, величественный. Он покрасовался именно столько, чтобы щелкнул невидимый фотоаппарат вселенной, и пошел вниз, легко и свободно. И сразу же щелкнул другой кадр - стадо начало энергично и деловито пастись, олененок забегал, гора еще немного посветилась изнутри и потухла, начал посвистывать ветер. Олень выделялся среди собратьев, как воспитатель детского сада среди детишек. У него была необычайно темная, почти коричневого бархата окраска и необычно длинные ноги. Пропорция ног у него была, как у лося, может быть самого длинноногого среди наших зверей.
Я решил подойти к ним поближе. Я не думал, что рискую их вспугнуть, домашний олень плохо видит, и, главное, дать ему почувствовать запах человека, к которому он привык в стаде. Гораздо опаснее подходить против ветра, еще хуже подползать. Подслеповатый домашний олень запросто принимает тогда человека за волка и мгновенно впадает в панику. Я зашел под ветер еще километров с двух, когда они не могли меня видеть, ветер дунул, и в следующий момент я увидел взорвавшееся стадо. Они неслись от моего человеческого запаха так, как может убегать один лишь дикий олень. Пробежав с километр, олени резко, как по команде, свернули и, не сбавляя хода, помчались в горы. Длинноногий бежал как бы на отшибе, отдельно. Он бежал вверх по крутому склону, как бездушный, созданный для бега механизм, лишенный слабостей, присущих живым: одышки, сердцебиения, усталости.
И я понял, что наконец-то впервые увидел на Чукотке настоящих диких оленей, о которых мне столько говорили чукчи и существование которых так старательно отрицает вся литература.
Позднее я встречал оленей каждый день. Здесь были "отколы" домашних стад, настоящие дикие олени, смешанные группы, где тон задавали осторожные "дикари". Я подходил к ним иногда на сотню метров, но никогда мне не удавалось подойти к Длинноногому ближе. Часто он исчезал в неведомых мне долинах, но каждый раз возвращался к озеру. Воистину, окрестности озера в этом году были как бы сборным пунктом для всех оленей Чукотского полуострова, не знающих хозяина. Однажды мимо наших палаток в панике промчалось стадо голов на двести. По-видимому, их вспугнули тундровые волки - одни из самых таинственных и осторожных зверей. Волков нам увидеть не удалось, что, впрочем, и следовало ожидать: можно годами жить в тундре, постоянно натыкаться на волчьи следы и ни разу не увидеть светло-серого, почти белого, тундрового волка, этого гиганта среди прочих волков Европы и Азии. Времени, которое я провел на кряже Обручева, вполне хватало, чтобы понять главную ошибку моего плана, которая и осталась бы ошибкой при самых благоприятных прочих УСЛОВИЯХ. Мне нельзя было вести поиски одному. Если бы нас было хоть четверо! Каждый мог бы взять себе район в наблюдение и осматривал бы его, как осматривают охотники линию капканов, - по кольцевым маршрутам, трехдневным, недельным или иной длительности. Медведь на Чукотке - кочующий медведь, надо думать, это справедливо и для кадьяка, которого я искал.
Вчетвером, да еще с хорошо организованными базами, мы охватили бы системой своеобразных постов куда как солидную территорию. Но я был один, и не было здесь всеведущих пастухов, и снежное лето 1967 года бушевало над озером Эльгыгытгын. Разумеется, я не мог отвлекать ребят, ибо Володя Курбатов был при исполнении служебных обязанностей, а Коля Бадаев занимался нелегким ремеслом рыбака и над ним висел план - пять тонн рыбы с озера Эльгыгытгын, которую надо было выловить, разделать, засолить, закоптить, запаковать. И единственным "помощником" ему была разве что кошка Хрюпа. Но Хрюпа была занята родившимся уже на озере потомством. Я решил перебраться на северный берег озера, чтобы оттуда осмотреть верховья Чауна и Юрумкувеема. Ребята тоже решили сделать там временную базу: Коля Балаев - поставить сети на новых местах, Володя - на предмет ихтиологических исследований, сущность которых нам так и не было дано понять. Мы пошли на фанерной лодке, которую Володя сколотил из подручных материалов.
Озеро Эльгыгытгын - это бассейн хорошо разболтанной синьки, налитой в каменную чашу. Вода его невероятно прозрачна. По не очень-то достоверным промерам, глубина его около двухсот метров, но, несомненно, есть и больше, ибо рельеф дна чрезвычайно неровен. В зависимости от глубины цвет воды меняется от невероятно голубой, почти черной синевы до радужных, этаких курортных оттенков. Ощущение было такое, что озерной водой можно заправлять авторучки. Но берега его не напоминают курорт. Груды голого галечника громоздятся в конусах выноса его ручьев. В северо-западном углу озера находится самая высокая из "скифских шапок". Ее подножие напоминает, вероятно, землю в ту пору, когда на земле еще не появилось ничего живого. Хаос дикого, бесприютного, первозданного камня.
Иногда с лодки, когда стихал ветер, в воде можно было заметить рыбьи косяки. Это были косяки удивительных рыб озера Эльгыгытгын. Здесь водился озерной голец. Голец достаточно распространенная рыба из семейства лососевых. Отличительной его приметой служат симпатичные розовые пятна величиной с горошину, раскиданные по бокам, но на озере был особый голец, который отличался от всех виденных мною раньше рыб тучными пропорциями тела и необычайными размерами.
В известном "Справочнике полярника" С. Д. Лаппо сказано, что вес гольца достигает четырех килограммов. Это, так сказать, рекордсмены. Однако на озере, шестикилограммовые рыбы не были редкостью.
В закатный тихий час я наблюдал на озере картину, которую редко кому удается видеть. Был светлый вечер, и в этой светлоте и тишине только над озером, как зеркальное отображение его, висело круглое темное облако. Солнце было где-то за ним, у края, и свет его прожекторами падал с краев тучи на землю, на конусовидные черные сопки. Озеро находилось внутри светового конуса, образованного лучами. Каждый тот луч можно было выделить отдельно и все пересчитать. Все это отражалось в зеркально-неподвижой воде, а у самого берега в той неподвижной воде стояли неподвижные рыбы.
Мы поставили палатку на северном берегу озера, и отсюда я сделал несколько трехдневных маршрутов в путаницу долин Юрумкувеема и Чауна. Многодневный маршрут на Чукотке - сложная вещь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17