– А для какой работы пригоден я? Теперь, когда я поправился, чем я могу себя проявить?
– Тиин говорит…
Тзэм только отмахнулся:
– Это просто любопытство, принцесса. Женщины всегда мной интересуются. До первого раза – новизна быстро приедается. А на самом деле менги считают меня никчемным, и не так уж это далеко от истины. Я обучен только одному – служить принцессе, а тут, как ты сама сказала, знати нет.
– Но и рабов тоже, – напомнила ему Хизи. – Так что перестань себя жалеть. Есть многое, чему ты можешь научиться.
Тзэм собрался ответить, но тут его глаза полезли на лоб.
– Тебе все-таки это удалось! – зарычал он.
– Что?
– Ты заставила меня рассказать… Заставила жаловаться. Единственное, что я умею, – это служить тебе, а ты даже не желаешь со мной разговаривать.
– Но мы же разговариваем, – заметила Хизи.
Тзэм снова стал смотреть на всадников. Некоторым девушкам удалось завладеть флажками, и теперь их владельцы гонялись за похитительницами, стараясь схватить и перекинуть через седло.
– С тобой что-то случилось, – возразил Тзэм. – Что-то нехорошее. – Теперь в его голосе звучал вызов, а не горечь, словно Хизи лишила его чего-то принадлежащего по праву.
– Я сама не знаю, – ответила наконец Хизи. – Я не знаю, что случилось. Братец Конь пытался объяснить…
– Но ведь это связано с… с твоей природой.
Хизи пожала плечами:
– Братец Конь говорит, что я видела бога. Он его тоже видел: маленький божок, говорит он, сын какой-то паучьей богини.
– Это и правда так?
– Я видела что-то. Нет, даже больше, чем просто видела… – Хизи неожиданно почувствовала, что сейчас расплачется. Ее голос задрожал. – Я думала, что избавилась от этого, Тзэм, но моя кровь снова проявляет себя. Я думала, теперь я в безопасности…
Тзэм ласково прижал ее к себе, и Хизи расслабилась, успокоенная силой его гигантского тела, его знакомым запахом. Она закрыла глаза и представила себе, что они сидят в саду на крыше дворца ее матери и жаркое солнце ослепительно сияет на белых стенах города, – еще ничего не случилось, кошмар еще не начался, она все еще маленькая девочка.
– Я ничего не знаю об этих вещах, – успокаивающе пробормотал Тзэм, – но Братец Конь говорит, что ты не будешь меняться, не станешь одной из Благословенных. Мы ведь так далеко от Реки, принцесса.
– Да, так говорит Братец Конь. Но, Тзэм, – в Ноле была только Река, Река и призраки. Больше ничего. А здесь боги всюду. В каждой скале, в каждом ручье. Всюду. И если я начну их видеть, как Братец Конь, как я сама вчера… Если это случится, я потеряю рассудок.
Тзэм сочувственно похлопал ее по плечу:
– А как думает Братец Конь – так и будет, ты действительно начнешь видеть этих богов?
– Да, – подтвердила Хизи. – Он думает, так и случится.
– Ох… – Тзэм задумчиво обратил взгляд к всадникам. Великая скачка заканчивалась; воины стали спешиваться и обниматься с родичами. Воздух был полон запаха жарящегося мяса: скоро должен был начаться пир.
– Хоть все это и странно, – сказал Тзэм оптимистически, – но Братец Конь ведь не лишился рассудка, а ты говоришь, он всегда видит богов. И Перкар рассказывал, что видел богов тоже. Не так уж это ужасно, как ты думаешь.
Хизи кивнула, по-прежнему прижимаясь к великану.
– Братец Конь и Перкар не такие, как я. Перкар видел богов, это правда, но он видел их в телесном обличье – воплощенными. Мне говорили, что каждый может видеть богов во плоти, и хотя их вид бывает устрашающим, это совсем не то, что видим мы с Братцем Конем. Мы видим сущность бога, его невоплощенную сущность. Это совсем другое.
– Как так?
– Они проникают сюда. – Хизи похлопала себя по лбу. – Они вползают через глаза в рассудок, как делала Река, когда я чуть не потеряла себя. – Она помолчала. – Я тебе не рассказывала, Тзэм. Это случилось, уже когда ты упал, а Перкар сражался с рожденным Рекой призраком. Река… Река меня заполонила. Я оказалась заполнена Рекой, я могла сделать почти все: разрушить Нол, убить Перкара, убить тебя. И мне хотелось разрушать и убивать, потому что я была уже не я. Вот так оно и будет каждый раз, когда я увижу бога. Появляются мысли, чувства, желания, которых у меня нет, – и все же они кажутся правильными, словно всегда во мне жили. – Голос Хизи самой ей показался тусклым и невыразительным.
– Братец Конь наверняка знает, как с этим жить. Он должен знать, – настаивал Тзэм. – Я таких вещей не понимаю, но он-то должен понимать. Он тебе поможет.
– Да, – пробормотала Хизи. Посередине деревни старейшины вскрыли дубовый бочонок с пивом, и раздались радостные крики. – Да, он так и говорит. Только… – Она взглянула в сочувственные глаза Тзэма, прочла на его грубом лице доброту. – Я думала, что спаслась… – прошептала Хизи. – Неужели я никогда не стану свободной?
– Трудно освободиться от собственной природы, – сказал Тзэм, и Хизи почувствовала, что по-своему он ее понял.
Хизи писала Гану:

Бенчином называется зимнее празднество, на которое многие из племен менгов собираются вместе. Они пируют, играют в разные игры и приносят жертвы богам. Я ожидаю увидеть много интересного. Пока что это сборище очень яркое, шумное, варварское. Приезжающие странно посматривают на нас с Тзэмом, но в целом довольно дружелюбны. Впрочем, Братцу Коню приходится отговаривать молодых воинов от того, чтобы вызвать Тзэма на поединок: у менгов есть легенды о великанах, живущих на северо-востоке, и они считаются могучими противниками. Тот из менгов, кто выстоит против великана, может рассчитывать на славу храбреца. Братец Конь говорит молодым кочевникам, что Тзэм все еще выздоравливает от ран – это, конечно, и в самом деле так – и что вызывать его на бой в открытую – значит нарушить закон гостеприимства. Менги обожают бороться и сражаться верхом; одно из их развлечений называется «бечиинеш» – по-моему, это означает «пятнашки». «Пятнают» они друг друга длинными деревянными лопатками, обитыми шкурами: иначе любой удар мог бы быть смертельным. Всадники налетают друг на друга и стараются лопатками выбить друг друга из седел. Еще они любят бороться и биться на кулаках. Думаю, тот, кто вызовет на борьбу Тзэма, пожалеет. Полувеликан не умеет пользоваться оружием, но я видела, что он способен сделать голыми руками, и мне трудно себе представить, что даже кто-то из этих диких варваров сможет выстоять против него.
Через несколько дней состоится, насколько я понимаю, главное торжество. Оно называется «Проводы конского бога», но больше мне пока о нем ничего не известно. Когда узнаю, напишу подробно.
Похоже, мое обучение не прекратилось после того, как мы с тобой расстались. Братец Конь считает, что мне следует научиться некоторым умениям гаана, чтобы справляться со своей способностью видеть богов. Эти гааны – что-то вроде жрецов; они бьют в барабаны и поют, общаясь с богами. Братец Конь тоже когда-то был гааном, хотя теперь он редко «поет». Все это звучит очень по-варварски, суеверно, хуже, чем глупое колдовство рыбачек. До чего же трудно приспособиться к странностям жизни вдали от Реки, тут ведь все настолько отличается… Кажется ужасно нелепым верить, будто мир полон богов, как он полон камней и деревьев. Однако я не сомневаюсь, что Братец Конь говорит правду: он знает здешние места, где не правит Река, где Изменчивый не сожрал всех меньших богов. Как бы мне хотелось, чтобы у менгов были книги: тогда я могла бы уйти куда-нибудь и в одиночестве читать об этих богах, об обычаях гаанов. Вместо этого мне приходится учиться, слушая рассказы Братца Коня. Здесь все время разговаривают, и это ужасно утомительно. Я не привыкла слушать так много болтовни, как ты, возможно, помнишь. Одно мое соображение может тебя заинтересовать: это слово «гаан» похоже и на то, как я называю тебя – «учитель», и на слово «гун» – «жрец». Многие слова менгов имеют такое же сходство с нолийскими. Я подозреваю, что кочевники научились говорить у наших предков, но потом, будучи варварами, стали произносить все неправильно. Например, мы говорим «нувеге», а они – «нубеге»: и то и другое означает «глаз». Надеюсь, ты найдешь эти совпадения забавными и интересными; я собираюсь составить список таких слов и переслать тебе. Может быть, тебе удастся в библиотеке найти какие-то подтверждения тому, что менги научились разговаривать в Ноле – были когда-то, давным-давно, там рабами, а потом сбежали. Их легенды ничего про это не говорят, но ведь книг у менгов нет, так что сведения по истории не могут быть особенно точными.

Хизи задумчиво смотрела на бумагу, размышляя, не начать ли ей обещанный список прямо сейчас. Но, однако, ее ждала работа, и девочке не хотелось, чтобы о ней думали как о лентяйке. Хизи подула на влажные строчки. Когда чернила высохнут, она найдет Утку и поможет ей готовить еду. Где, интересно, подумала с некоторым раздражением Хизи, сейчас Перкар. Ю-Хан говорил, что они с Нгангатой уже должны бы вернуться. Снег больше не выпадал, а тот, что выпал раньше, почти весь растаял, так что плохая погода не могла их задержать. Все равно, решила Хизи, беспокоиться она не станет. Перкар наверняка скоро вернется, и тогда она сможет спросить, что ему известно о колдовстве, которое ей предстоит изучить. Он ведь должен что-то об этом знать, после всех его встреч с богами и демонами.
– Вот ты где! – Голос Братца Коня отвлек Хизи от размышлений. Она подняла на него глаза, слегка удивленная его появлением: старик был постоянно занят со времени их возвращения в деревню – встречал гостей, улаживал споры, устраивал браки. Братец Конь, облаченный в длинный алый кафтан почти сплошь расшитый медными монетками, вышитые золотом замшевые штаны и жилет из шкуры тигра, улыбнулся девочке. В руке он держал что-то круглое и плоское, завернутое в шкуру выдры. Позади старика Хин, вывалив язык, дергал ушами, словно страдая от оглушительного шума вокруг; пес был еще более пыльным, чем обычно. Хизи неуверенно улыбнулась старику в ответ. – Я подумал, что ты, наверное, хочешь задать мне множество вопросов. Прости, я был занят и не смог с тобой поговорить раньше.
– Мне все равно нужно было как следует подумать, – ответила Хизи.
– Ты много думаешь. Это хорошо, учитывая твое положение. И что же ты решила?
– Что знаю слишком мало, чтобы принимать решения.
– Мудро с твоей стороны, – покачал головой Братец Конь. – Я вот никогда не ждал, пока узнаю достаточно. Просто чудо, что мне удалось дожить до старости, не превратиться в духа. – Он протянул Хизи руку. – Пойдем со мной, дитя.
Хизи заколебалась:
– Сейчас?
Старик кивнул:
– Это важно.
– Не думаю, что я уже готова, – вздохнула Хизи и рассеянно потерла слегка зудящую чешуйку на руке – единственный телесный знак ее волшебной силы.
Братец Конь поморщился.
– Я дал бы тебе больше времени, будь это возможно. Но уже совсем скоро – завтра – мы убьем конского бога, чтобы отправить его домой. Если ты увидишь его без подготовки…
– То лишусь рассудка, – закончила за него Хизи.
– Может быть. А может быть, и нет.
– Понятно, – пробормотала Хизи. Она проверила, высохли ли чернила, осторожно свернула бумагу и убрала свиток в костяной футляр.
Они вышли из деревни, останавливаясь, чтобы пропустить скачущих вокруг деревни всадников. Шатры из войлока и лошадиных шкур виднелись на всех окрестных холмах; Хизи с трудом узнавала привычную деревенскую картину, хотя, конечно, до города всему этому было далеко. Воздух наполнял запах дыма от топящихся деревом и навозом очагов и полусгоревшего мяса; другие ароматы были Хизи незнакомы. Толпа ребятишек с криками гоняла изогнутыми палками по земле мяч. Они чуть не сбили Хизи и старика с ног, но, узнав Братца Коня, разделились и промчались мимо – так же легко, как разделяется стайка мальков, огибая корягу в Реке. Хин задержался на окраине деревни, явно не одобряя направления, в котором двигался хозяин, но, когда стало очевидным, что люди не обращают внимания на его безмолвный совет, все-таки побежал следом.
Прошло немало времени, пока путники оказались в открытой всем ветрам пустыне, вдали от криков, смеха, музыки праздника Раздутых Шатров. Полосы рыжего песка виднелись между тающими белыми сугробами; здесь и там к деревне тянулись грязные тропы, отмечая маршруты прибывших племен менгов.
– Жаль мне тебя, что у тебя такой помощник, как я, – признался Братец Конь. – Много времени утекло с тех пор, как я в последний раз пел. Хотел бы я, чтобы нашелся кто-нибудь помоложе тебе в помощь, но Кедр отправился в горы месяц назад, а остальным я тебя доверить не могу. – Старик помолчал, потом продолжил: – Когда это – прозрение – случилось со мной, я был немногим старше тебя. Я был тогда воином и чуть не погиб – болел много дней после того, как увидел бога.
– Я тоже чувствовала себя больной.
– Недолго. Ты очень сильная, Хизи.
– Расскажи мне больше, – попросила она, – о твоем первом видении.
Старик, казалось, стал обдумывать ее просьбу, и несколько десятков шагов они прошли в молчании; лишь под сапогами похрустывал подтаявший и вновь смерзшийся снег.
– В первый раз я увидел Чегла, бога источника. Очень мелкого бога, гораздо менее значительного, чем тот, которого видела ты.
– И что?
– Это было после набега. Мои спутники и я разделились, чтобы уйти от погони, и должны были встретиться у колодца. Я добрался туда первым и увидел Чегла. Товарищи нашли меня блуждающим по пустыне, полумертвого от жажды и безумного, словно меняющая кожу змея.
– Но ты поправился.
– Только после того, как друзья отвезли меня к гаану. Он спел мне исцеляющую песнь, но потом сообщил, что если я хочу остаться в живых, то должен пойти к нему в ученики.
– Так ты и поступил.
– Нет! Я хотел быть воином. Мне почему-то казалось, что больше таких видений не будет. Но они, конечно, случились. На счастье, тогда со мной оказались друзья.
Хизи посмотрела на старика:
– И что? Что случилось на этот раз?
– На этот раз я увидел Ту Чунулина – великого бога, которого ты называешь Рекой, а Перкар – Изменчивым. Твоего предка, Хизи.
– Ох!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11