она видела, как монахини выбегали из церкви. Они плакали; среди них были пострадавшие; у двоих по лицу текла кровь, – им задело головы. Все были в страшном потрясении. Случилось так, что во время утренней молитвы, когда их голоса сливались в распеве неземной красоты, неожиданно рухнуло большое алтарное распятие, и огромные куски деревянной алтарной перегородки полетели прямо в хор. Прекрасный витраж-розетка, украшавший западную стену, разбился на множество мелких осколков.
Настоятельница с лицом белым, как ее плат, молитвенно сложив руки, переходила от монахини к монахине и подсчитывала, сколько из них было ранено. Чудом никого не убило.
Изабелла, подойдя к несчастным, хотела предложить им свою помощь, но в этот момент рядом с ней остановилась настоятельница. Окинув принцессу долгим взглядом, она спросила:
– Где вы были? Вас ведь не было в церкви?
Пальцы Изабеллы были перепачканы чернилами, в правой руке она комкала обломанное перо. Даже под пылью, которая покрывала ее всю с головы до ног, было видно, что и плат, и ряса ее выпачканы чернилами.
– Я была в своей келье, мать настоятельница, я там писала. – Она все еще не оправилась от потрясения, и признание вырвалось непроизвольно. – Что это было? Что случилось?
– Думаю, это было землетрясение. – Настоятельница поджала губы. – Я читала о таких вещах. Они являются знаком крайнего нерасположения Господа к нам, грешным, знаком того, что он хочет сурово покарать злых и непослушных. – Она воздела руки к небу и продолжала: – Только вчера я получила еще одно предупредительное письмо от епископа. Он пишет, что мы не идем больше праведным путем, что мы забыли об исполнении устава монастыря, и будем за это наказаны. Он пишет, что Господь не одобряет нашего поведения и что я должна быть строже. И вот теперь мы получили знамение. – Она упала на колени прямо на осколки стекол и черепицы и, рыдая, начала молиться. Другие монахини последовали ее примеру и, осенив себя крестом, опустились на колени рядом с ней. На западе, позади церкви, кровавая луна медленно погружалась в тучи, и бледное, словно заплаканное солнце начало подниматься из предрассветного тумана.
В тот же день монахини устрожили говенье: надели власяницы, отпустили прислугу. Настоятельница объявила, что они должны удвоить подвиги благочестия во время поста и отныне не будет никакого огня в камине, никаких лишних покрывал, никакого вина и разговоров. И никакой связи с мирянами.
Изабелла, как и другие женщины, перепуганная до смерти, сожгла свое недописанное письмо к Элейн, принеся его в жертву на алтарь благочестия вместе с другими благами. Еда и дорогие покрывала были отданы бедным. Монахини целиком посвятили себя молитвам и посту. Откуда им было знать, что смятение и ужас перед Господним знамением испытали не они одни. Ужасом была объята вся Южная Англия и Уэльс. Не ведали они и того, что недавно перестроенный собор Святого Давида обрушился и что король Англии Генрих Третий повелел своим подданным повсюду молиться; а кое-кто уже предсказывал конец света.
II
Роксбург. Февраль 1247
Александр хохотал от души:
– Бог разрушил Лондон и потряс Англию до основания! Надеюсь, Генрих, вняв предупреждению свыше, проведет весь следующий год на коленях!
Затащив малютку Джоанну к себе на колени, он спросил Элейн:
– Ты не узнавала, был ли причинен ущерб твоему имуществу и землям на юге? И если был, насколько он велик?
Элейн пожала плечами. Она наблюдала, как король играл с ее дочуркой. Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Думаю, тебе надо об этом позаботиться, Элейн, – сказал он неожиданно строгим голосом.
Она выдержала его взгляд, но заметила печаль в его глазах. Сердце ее упало.
– Ты хочешь сказать, что я должна уехать?
Король кивнул.
– Мари все знает. Меня удивляет, что нам удавалось так долго скрывать твое пребывание здесь. Но теперь ей стало все известно. Не хочу, чтобы ты была опозорена перед лицом трех королевств.
Любовники встречались не чаще чем раз в неделю, а иногда он уезжал, и тогда разлуки становились более долгими. Во время своих свиданий они никогда не говорили о Мари, но всегда ощущали ее присутствие.
– Я не боюсь за себя! – воскликнула она.
– Знаю, любовь моя. Но я боюсь за тебя, – ласково сказал он. – Предоставь мне строить мои отношения с Мари, как мне удобно. Сейчас я должен уехать на запад. Я все еще не отказался от мысли купить у Норвегии западные острова и таким образом навсегда покончить с флотилиями непокорных лордов. Я обязан укреплять западные границы моего королевства. Но пока меня не будет, тебе лучше уехать. Я позову тебя назад очень скоро.
Если он уедет, без его защиты жизнь Элейн, останься она Роксбурге, будет висеть на волоске. Мари ясно дала это понять. Пойти на это Элейн не могла. Но умолять его не ехать было бессмысленно. Она поднялась с подушек, разложенных вокруг камина, и, подойдя к Александру, взяла девочку на руки.
– Я вернусь? Ты обещаешь? – Она закрыла глаза, ожидая ответа, надеясь, что он не заметит, как пусто стало у нее на душе от его слов.
Александр улыбнулся, и его улыбка сказала больше, чем если бы он на ее глазах разразился рыданиями.
– Обещаю, – ласково улыбнулся он.
Король, легонько потянув Джоанну за ручку, заставил Элейн приблизиться к нему. Тогда он зарылся лицом в платьице на животике у девочки и дунул ей в пупок, словно этим действием он подкрепил обещание, данное ее матери. Малютка залилась смехом от удовольствия.
Пройдясь по комнате, он повернулся к Элейн и сказал:
– Я хочу сделать тебе подарок.
– Не нужен мне никакой подарок! – Она произнесла это с сердцем, чем выдала себя. Он понял, как она обижена и как ей больно. А она тут же укорила себя за то, что ответила, как капризная девчонка.
– Нет, нужен. – Александр вдруг повеселел. – Это сделали для тебя, по моему заказу. Смотри. – Он достал из бархатной сумки, прикрепленной к его кожаному поясу, что-то завернутое в кусок ткани. – Разверни.
Элейн опустила девочку на пол и приняла сверточек из его рук.
– Мне ничего не надо, кроме твоей любви, – сказала она упрямо.
– Она всегда с тобой. Всегда. – Он взял ее руки в свои. – Но я не могу все время быть рядом с тобой. Поэтому пусть эта вещица, как часть меня, будет с тобой всегда. Это наш общий амулет, ниточка, которая будет связывать нас, как бы далеко мы друг от друга ни находились.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
– Но я тебя еще увижу? – Ей так хотелось, чтобы он успокоил ее, сказал, что они еще будут вместе. Где-то над ними витала невидимая тень. Элейн с дрожью ощущала ее присутствие.
– Ты увидишь меня. Это слово короля.
Она долго смотрела ему в глаза, а затем, успокоенная, стала разворачивать подарок. По его весу и форме она догадывалась, что это украшение.
Сначала по ее пальцам потекла, выскользнув из обертки, тонкая золотая цепочка; к ней была прикреплена золотая подвеска, украшенная эмалью и усыпанная алмазами. Элейн ахнула.
– Какая дивная вещь!
– Не догадываешься, что это такое? – Он ждал, пока она рассматривала его подарок.
– Это похоже на орла, взмывающего из пламени.
– Это не орел, – улыбнулся он. – Это птица феникс. – Король нежно коснулся пальцем ее виска и лба. – Ты – моя птица феникс, появившаяся из огня еще прекраснее, чем прежде.
Элейн смотрела на алмазную подвеску. У золотой птицы глаза были из маленьких рубинов, а пламя, из которого она вылетала, было золотое, покрытое голубой и алой эмалью.
– Тебе не говорили, что я родилась в огне?
Он удивленно поднял брови:
– Меня ничто не удивляет в моей Элейн. Ты – дитя феникса, во всем. Носи этот амулет всегда, ради меня. Он будет соединять нас всегда и везде. Соскучишься по мне – возьми его в руки и подумай обо мне. Я почувствую это и откликнусь и, если смогу, приду. – Он задумался и очень серьезно, с болью в голосе сказал: – Если мы не можем принадлежать друг другу в этой жизни, Элейн, то ты станешь навсегда моей в той, другой жизни, когда мы умрем. Я даю тебе эту клятву. И этот амулет, феникс, – символ моей вечной, бессмертной любви к тебе.
И снова Элейн ощутила нависшую над ними тень. Потрясенная его страстными признаниями, в которых слышалось нечто роковое, она расстегнула замочек и надела цепочку с подвеской на шею.
– Я вернусь в Шотландию, обязательно вернусь, – прошептала она. – Мы еще будем вместе, любовь моя.
Ведь ей еще надо родить ему сына, который будет расти большим и здоровым. Александр поцеловал ее, и все тревоги прошли.
– Я знаю, так и будет, – сказал он.
III
Ланфаэс. Апрель 1247
В большом доме замка Джоанна носилась по комнатам, ее счастливый смех звенел повсюду. За ней по пятам следовал верный Доннет, который тревожился за шуструю девчушку не меньше, чем ее мать. Он всегда был настороже. Усевшись в углу, собака не отрывала своих больших карих глаз от ребенка, терпеливо сносила все шалости и позволяла как угодно себя донимать – обнимать, щипать, ездить верхом, когда Джоанна сжимала полными ножками ее шелковистые серые бока. Лишь изредка она обращала умоляющий взгляд на Элейн, чтобы та хоть на время освободила ее от своевольного ребенка. Так шла их жизнь, без каких-либо перемен, и потому приятной неожиданностью стал для них приезд двух молодых лордов из Аберфрау, племянников Элейн, Оуэйна и Ливелина. Они прибыли для того, чтобы предложить ей совершить вместе с ними небольшое путешествие в Вудсток.
Сначала Элейн отказалась – боялась столкнуться там с Робертом.
– Дядя Генрих особенно настаивал на твоем приезде, – ввернул Оуэйн; все это время он втирался в доверие к монарху, сидя в своем грязном холостяцком замке в Абере. – Кстати, недавно мы привлекли на нашу сторону Джона де Грея. В союзе с ним мы еще наведем порядок в стране и постоим за честь нашего рода.
– Но ведь пока победа за Генрихом? – сказала Элейн, переводя взгляд с одного племянника на другого.
Оуэйн только пожал плечами. Но в глазах Ливелина она подметила знакомый мятежный огонек.
– Мы сейчас стараемся выиграть время и объединиться, тетя Элейн, – ответил он сурово. – Это нам необходимо. Пусть Генрих считает, что все идет, как ему хочется. Не сомневайся, со временем мы вернем величие нашему Гвинеду.
Элейн с озорной улыбкой смотрела на племянника. Если судьбе будет угодно вручить бразды правления Ливелину, родной Гвинед снова станет великим.
IV
Вудсток. Апрель 1247
Молодым людям удалось наконец уговорить Элейн ехать вместе с ними ко двору. Как раз в это время пришло письмо от самого короля с его личным повелением ей прибыть к нему вместе с племянниками. Он писал, что хотел бы обсудить статус унаследованных ею земель в Хантингтоне и Честере с целью подтверждения ее прав на владение ими. За пять лет до этого король выкупил у наследников их права на земли в Честере, и теперь титул безраздельно принадлежал ему.
Когда Элейн переступила порог огромного тронного зала королевского дворца, то первым человеком, которого она там увидела, был Роберт де Куинси. Элейн похолодела. Он заметил ее еще раньше, когда она вместе с молодыми принцами после долгого путешествия верхом, не спеша, въезжала во двор.
Элейн в панике замерла на месте и стала искать глазами, куда бы скрыться, но король уже шел ей навстречу.
– Леди Честер! – Его голос звучал повелительно.
Элейн присела в реверансе. Генрих продолжал:
– Вы и ваш муж должны явиться завтра ко мне на аудиенцию. Только вы двое.
«Пресвятая Дева, неужели мне никогда не освободиться от мужа», – подумала она. Ей хотелось плакать, кричать.
– Поговорите с ним, тетя Элейн, – посоветовал ей Ливелин, стоявший рядом. – Скажите, что не можете жить с Робертом. Объясните, как вы его ненавидите. Король поймет. – Взяв ее руки в свои, Ливелин почти умолял ее. – Он ведь не хочет, чтобы вы были несчастны, и, кроме того, вряд ли предпочтет пожертвовать дружбой с Александром.
– Ты уверен?
– Уверен, – запальчиво ответил юный красавец, которому едва исполнилось двадцать лет. Он считал, что иначе и быть не может, – ведь он и сам так искренне желал ей добра.
Шел дождь. Элейн слышала, как он стучит по камням и как бегут, журча, струи по водостоку в маленьком дворе за окном. У дальних стен он громко бил по еще не раскрывшимся красно-зеленым листьям дубов. Неста с Джоанной и ее няней Мэгги мирно спали. В комнате было темно. Она приподнялась и, опираясь на локоть, стала озираться. У нее вдруг замерло дыхание – дверная задвижка, негромко завизжав, отодвинулась. Дверь медленно приоткрылась. Элейн еще не различала его фигуры, маячившей в дверном проеме на фоне фонаря, горевшего в коридоре, но уже знала, что это он.
Вцепившись в покрывало, она натянула его на себя и крепко держала руками у груди. Спавшая рядом Неста застонала.
– Что тебе надо? – В тишине голос Элейн прозвучал неожиданно громко.
Роберт решительно ворвался в комнату. Женщины в страхе проснулись, но остались сидеть в кровати. Маленькая Джоанна заплакала.
Роберт, опираясь о стену, вглядывался в темноту.
– Мне нужна моя жена! – Он еле ворочал языком.
Водя перед собой руками, он пошел по комнате. Схватив Несту за руку, он заорал:
– Убирайся и захвати с собой ублюдка!
– Не двигайся с места! – приказала Несте Элейн. – А ты, Роберт, уходи. Ты пьян! Оставь нас в покое, иначе я позову стражу.
– Зови! – Роберт громко икнул. Его глаза постепенно привыкали к темноте. – Они вышвырнут отсюда этих женщин. – Он кинул злобный взгляд на зашедшегося в крике ребенка и, резко подавшись вперед, схватил жену за плечо и стал срывать с нее покрывало. Его внимание сразу же привлекла алмазная подвеска на золотой цепочке у Элейн на груди. Она играла многоцветными огнями на ее белоснежной коже. Сощурив глаза, Роберт прошипел:
– Недурная безделица! Верно, стоит целое состояние. – Схватив цепочку, он сорвал подвеску с ее шеи. Элейн закричала и стала отнимать у него подвеску, но он, пошатнувшись, увернулся.
– Куплю себе вина! – радостно заорал он. – Ах, Боже мой! Как она расстроилась! Кто ее тебе подарил? Может, я сам догадаюсь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74