https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nakladnye/na-stoleshnicu/
И неважно, был или нет этот рукоблудец достаточно компетентен для сборки действующей игрушки: если Плутониевая Фея была щедра, он мог встроить в свой гаджет шипучку и теперь заразит радиацией несколько кварталов. Даже пластиковая болванка, покрытая слоем ворованных высокоуровневых отходов, могла быть весьма радиоактивно грязной. «Выкусывание» актинидов и генная восстановительная терапия для нескольких тысяч человек были, один черт, слишком значительной расплатой за вспышку артистического раздражения, а если он сумел добиться критичной точности…
Подошел руководящий офицер – высокая блондинка в окружении полицейских.
– Вы тот самый специалист, на которого все молятся? – требовательно спросила она.
– Да, я. – Рашель неловко пожала плечами. – Плохая новость в том, что у меня не было времени на подготовку, а я не занималась подобными делами года три или четыре. Что у вас есть для меня?
– Выглядит как чистое надувательство. Я инспектор Роза Макдугл, «Веселый Джокер», исполнительная группа. Следуйте, пожалуйста, за мной.
Полицейский участок стал центром активности людского муравейника, разросшегося до того, чтобы заполнить половину травяной парковки автотранспорта перед жилым кварталом. Сам офис, выкрашенный в рвотно-зеленое, выказывал признаки регулярного ухода и даже уборки.
– Я прежде не работала с «Веселым Джокером», – заметила Рашель. – Позвольте напомнить вам, что, как при любой SXB-операции – это ради общественного блага, – мы намерены получать самое лучшее снаряжение и повсеместную поддержку во время мероприятия, а также выплаты по страховке ближайшим родственникам, если дела пойдут хреново. Мы не допускаем задолженности за неудачный исход, в рядах исполнительной SXB-группы обычно бывает слишком много смертей, чтобы оспаривать результат. Вам понятно?
– Предельно. – Макдугл указала на стул. – Присаживайтесь. У нас еще полчаса до критического момента.
– Верно. – Рашель села, сложила пальцы пирамидкой и вздохнула. – Откуда такая уверенность, что эта штука настоящая?
– О ней узнали именно тогда, когда определитель пассивных нейтронов чуть не отскочил от стены здания. Сперва менеджер квартала решил, что это сбой, но оказалось, что тот идиот ухватился за драконий хвост. Он раздобыл сраную монтажную схему в каком-то анархистском любительском архиве и скупал бериллий на распродажах редких компонентов кухонного фабрикатора в течение шести предыдущих месяцев.
– Черт. Бериллий. И никто не заметил?
– Эй. – Макдугл развела руки. – У нас нет финансирования на охват «сорочьего радио». Частная инициатива не приветствуется. Мы и так без приглашения везде суем свой нос, мы просим, пока не истечем кровью. Это ведь свободный рынок, не так ли?
– Угу, – кивнула Рашель. Знакомая картина. При наличии девятисот постоянных членов в Совбезе Объединенных Наций чудом тем не менее было то, что вообще что-то делалось. Если что-то еще и могло стимулировать сотрудничество, так это смертельная комбинация домашних нанофабрик и дешевых расщепляющихся материалов оружейного качества с черного рынка. Право на самозащиту повсеместно сдерживалось, не распространялось дальше взаимно гарантированного уничтожения, по крайней мере в застроенных зонах.
Отсюда SXB-волонтерство, периодические кошмары и, как следствие, продвижение к тайному оружию управленческой команды дипломатического корпуса. Это, по существу, было похоже на нынешний инцидент, с одним лишь положительным моментом: правительства обычно имели тенденцию к большему рационализму в характере своих стратегических межзвездных средств устрашения, чем прохиндеистые уличные актеришки, имеющие зуб на общество и домашнюю ядероварню.
– Хорошо. Итак, наш подопечный каким-то образом заполучил двенадцать килограммов тяжелого металла оружейного качества и протестировал субкритическую ядерную реакцию еще до того, как кто-нибудь это заметил. Что далее?
– Робот квартального менеджмента выслал автоматическое четырнадцатидневное уведомление о выселении за нарушение соглашения по сроку аренды. Ибо в этом городе имеет место определенная политика нулевой толерантности к оружию массового уничтожения.
– О Господи Иисусе. – Рашель потерла лоб.
– Далее становится еще лучше, – с нездоровым энтузиазмом продолжила инспектор Макдугл. – Наш мудила отправил роботу ответную депешу с требованием признать его Президентом Уганды, Королем Шотландии, Верховным Планетарным Диктатором и Левой Рукой Эсхатона. Робот послал его на хер, что, вероятно, не являлось хорошей идеей: после этого актеришка и стал угрожать ядерным подрывом.
– Значит, в основе лежат заурядные разборки арендатор-владелец с добавлением радиоактивного плюмажа.
– Примерно.
– Черт. И что произошло дальше?
– Ну, управляющий робот обозначил полученную угрозу как: (а) угрозу порчи жилой собственности и (б) подтип, бомба-мистификация. Поэтому связался со своим страховочным звеном, и уже наш робот направил офицера Шварца сказать пару ласковых. И вот тогда-то все говно и прорвало.
– Офицер Шварц доступен? – поинтересовалась Рашель.
– Прямо здесь, – ухмыльнулась инспектор и указала на то, что Рашель по ошибке приняла за запасной бронированный спецкостюм. Но нет; это было снаряжением спецназовца, и определенно не пустое внутри. Шварц тяжеловесно повернулся к ней.
– Я так вырядился, чтобы войти внутрь.
– Ох, – моргнула Рашель. – Какая же в тот момент там была ситуация?
– Очень крупный мужчина, – сообщил Шварц. – Высокомелатониновое изделие вкупе с высокоандрогенным. Скроен, как западная часть прущих на восток бронесил. Живет как свинья! – Шварц усмехнулся. – Он же артист. Но, по мне, это не дает права пребывать в скотстве.
– Расскажите ей подробнее, – устало сказала Макдугл, отрываясь от вызова на запястном устройстве.
– Сей артист требует величать себя Королем Африки или кем-то вроде того. Я вежливо сказал ему «нет» и добавил, что он легко может быть признан королем сточной канавы между домами 19-м и 21-м по рю Табазан, если не пожелает успокоиться. В тот раз на мне не было бронекостюма, поэтому, когда мосье артист наставил на меня пушку, я умолк и начал корить себя за проявленную небрежность.
– Какую пушку?
– База данных определяет как копию древнего автомата Калашникова.
– Заметили какие-нибудь признаки бомбы? – упавшим голосом спросила Рашель.
– Только запал смертника, привязанный к левому запястью, – ответил офицер Шварц, яркий блеск глаз проглядывал через плотное забрало. – Но мой шлем засек поток медленных нейтронов. Тот тип сказал, что это характерно для урановой пушки, с вашего позволения.
– О черт! – Рашель склонилась и с бешеной скоростью принялась размышлять: «Ядерный шантаж. Элементарный взрыватель. Простая, но смертоносная конструкция урановой пушки. Можешь представить, как негодяй лежит, истекая кровью, отделенный двойными вспышками рентгеновских импульсов, поджигающих воздух, делая его светонепроницаемым; плазменный заслон мерцает, не позволяя высвободить смерть. Иди Амин Дадаист, идеальное олицетворение мертвого диктатора. Пятьдесят одна минута до детонации, если у него Кишка не тонка осуществить задуманное. Ведущий представление издевается над нами. Как должен поступить артист?»
– Дайте ему полшанса и публику, и он нажмет на кнопку, – едва выговорила она.
– Простите?
Рашель посмотрела в окно на постоянный поток бедняков, эвакуируемых с территории. Они выглядели жалко; у большинства перекошенные, несчастные или угрюмые естественные лица – а пара из них казались действительно старыми.
– Он артист, – спокойно произнесла Рашель. – Я имела дело с подобным типом раньше, и даже недавно. Как говорил один плохой парень, никогда не давайте артистам браунинг: они самый опасный народ, какой вам может встретиться. Фестивальная мишура – дерьмо! Артисты почти постоянно жаждут публики и зрелища разрушения. Имя – Дадаист. Это смертельный дармовой товар. Не считая бесчувственного акта массового насилия, театр жестокости. Все, что я могу сделать, – лишь попытаться удержать его и занять разговором, пока вы занимаете убойные позиции. И не давайте ему ни малейшего повода принять по ошибке что-то за публику. Какой-нибудь профильный равноценный соперник у вас есть?
– Он старомодный и, к слову сказать, опасный умник, – нахмурилась Макдугл. Она моргнула, будто что-то попало в глаз, и резко сбросила другой глиф Рашели. – Вот. Быстро прочтите и готовьтесь к разговору. Не думаю, что у нас есть время рассиживаться.
– Хорошо. – Ноздри Рашели раздулись, втягивая пахучую смесь выдохшегося кофе, нервного пота и характерных ароматов передвижной полицейской кабинки, установленной на краю нулевого уровня. Рашель сосредоточилась на записях – не то чтобы там можно было много чего обнаружить, кроме обычных надоедливых литаний, кредитных оценок под итоговой чертой, общественных трастовых производных, нарушенных обещаний, демонстрации застарелого говна и крушения карьеры из-за исключения из школы искусств. Иди пытался вступить в армию, любую армию, – но даже второразрядный частный гарнизон наемников из Вичита не принял его. «Психованный, как беличье колесо», – констатировала говорящая запись проводившего собеседование сержанта по найму новобранцев. Диагноз Макдугл уже выглядел тревожаще вероятным, когда Рашель чертыхнулась при просмотре документов, демонстрирующих его одержимость, и увидела старые фотографии и счета из дешевой телесной мастерской, поглотившей все полученные им скудные страховые подачки. Иди – его настоящее имя, он сам излагает мрачную семейную историю, оставленную позади.
– Инъекции Treponema pallidum – твою мать, он платил за инфицирование сифилисом?
– Да, и не просто какого-нибудь. Он заказал занятную третью стадию, когда размягчаются кости, проваливается нос и возникают приступы безумия и необузданной ярости. Но ни капли длящихся неделями гнойных выделений из гениталий нашего парня Иди.
– Он псих, – заявила Рашель.
– Об этом я и твержу, да. Все, что мне хочется знать, – это сможете ли вы его взять?
– Хм. – Рашель покачала головой. – Он крупный. И так же крепок, как выглядит?
– Нет, – вступил Шварц. – Я сам в легкую могу повязать его безо всякого оружия. Только у него автомат, и парень болен на всю голову.
– Ну что ж. – Рашель приняла решение. – Что мы имеем? Сорок пять минут? Когда всех выведете, думаю, мне следует войти и поговорить с ним с глазу на глаз. Не держите оружие на виду, но если вам придется стрелять прямо через потолок, то…
– Никаких пуль, – заявила Макдугл. – Нам неизвестно, как настроено управление у этого смертника, и мы не можем пойти на риск. Хотя у нас кое-что есть. – Она подняла маленький чемоданчик. – Заряженные снотворным робоосы, управляемые на расстоянии. Один укус – и ои вырубится за десять секунд. Но есть временной промежуток между тем, как он поймет, что проиграл, и полной отключкой. Кто-то должен не дать ему выкрикнуть команду на взрыв и так или иначе заставить хорька умереть.
– Хорошо. – Рашель задумчиво кивнула, пытаясь игнорировать спазм в животе и инстинктивное желание сорваться и побежать – куда угодно, лишь бы подальше от больного маньяка с комплексом Осамы и атомной бомбой. – Облепите меня по полной сенсорной подпиткой, я вхожу, я говорю, я действую по наитию. Запомните две кодовых фразы. «Мне нужно чихнуть» означает, что я собираюсь вырубить его сама. А «приятно пахнет» – что я хочу, чтобы вы вступили в дело со всем, что у вас имеется. Если вам потребуется всадить ему лоботомический заряд – всаживайте, даже если он пройдет сквозь меня. Просто постарайтесь не задеть мозговой ствол, если до такого дойдет. Вот так мы и проведем нашу игру. Я постараюсь не вызывать вас, пока не уверюсь, что точно не смогу его обездвижить или что он собирается нажать кнопку. – Она поежилась, ощущая знакомый наплыв бодрящей энергии.
– Вы насчет этого уверены? – с сомнением спросил Шварц.
Рашель посмотрела на него.
– Этот сраный остряк намерен уничтожить, может, десятки, может, сотни человек, если мы не придавим его прямо сейчас, – сказала она. – А вы как считаете?
Шварц сглотнул. Макдугл покачала головой.
– Но вы все же постараетесь сохранить жизни? – спросила она.
– Я способна сделать такое, на что обычные специалисты по обезвреживанию не решаются, – усмехнулась Рашель, скалясь от собственного страха. Она встала. – Ну, давайте разберемся с ним.
ОБЕЗВРЕЖИВАНИЕ
Земля, видимая с орбиты в двадцать четвертом столетии, представляла собой планету, истерзанную технологической цивилизацией, со шрамами, оставленными в назидание. Почти десять процентов поверхности было забетонировано. Целые поля незаконченных конструкций отмечали незавершенные операции территориального переустройства От джунглей Сахары до нежных пастбищ бассейна Амазонки сложно было отыскать какую-нибудь местность, не тронутую рукой человека.
Земная цивилизация, изначально ограниченная пределами одной планеты, распространилась на всю Солнечную систему. Вокруг газовых гигантов выросли необыкновенные индустриальные кольца, в то время как с высот Килиманджаро и из Центральной Панамы в геостационарную орбиту врастали алмазные нити. Земля, как ее называли поначалу, стала Старой Землей, миром зарождения человечества, колыбелью цивилизации. Но в этом домашнем мире существовала любопытная динамика, нетипично юношеский взгляд на будущее. Старая Земля в двадцать четвертом столетии больше не была родовым гнездом. Ничем даже отдаленно похожим.
В этом парадоксальном факте большинство винило Эсхатона. Эсхатон – сверхчеловеческий продукт технологического своеобразия искусственного интеллекта, созданный объединением огромного количества компьютерных сетей в конце двадцать первого века, – не захотел делить планету с десятью миллиардами взирающих на будущее с опасением приматов.
Когда он саморазвился чуть ли не до богоподобного разума, то разбросал большинство людей по другим планетам через червоточины, образованные таким способом, который в течение последующих веков не могли постигнуть ученые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Подошел руководящий офицер – высокая блондинка в окружении полицейских.
– Вы тот самый специалист, на которого все молятся? – требовательно спросила она.
– Да, я. – Рашель неловко пожала плечами. – Плохая новость в том, что у меня не было времени на подготовку, а я не занималась подобными делами года три или четыре. Что у вас есть для меня?
– Выглядит как чистое надувательство. Я инспектор Роза Макдугл, «Веселый Джокер», исполнительная группа. Следуйте, пожалуйста, за мной.
Полицейский участок стал центром активности людского муравейника, разросшегося до того, чтобы заполнить половину травяной парковки автотранспорта перед жилым кварталом. Сам офис, выкрашенный в рвотно-зеленое, выказывал признаки регулярного ухода и даже уборки.
– Я прежде не работала с «Веселым Джокером», – заметила Рашель. – Позвольте напомнить вам, что, как при любой SXB-операции – это ради общественного блага, – мы намерены получать самое лучшее снаряжение и повсеместную поддержку во время мероприятия, а также выплаты по страховке ближайшим родственникам, если дела пойдут хреново. Мы не допускаем задолженности за неудачный исход, в рядах исполнительной SXB-группы обычно бывает слишком много смертей, чтобы оспаривать результат. Вам понятно?
– Предельно. – Макдугл указала на стул. – Присаживайтесь. У нас еще полчаса до критического момента.
– Верно. – Рашель села, сложила пальцы пирамидкой и вздохнула. – Откуда такая уверенность, что эта штука настоящая?
– О ней узнали именно тогда, когда определитель пассивных нейтронов чуть не отскочил от стены здания. Сперва менеджер квартала решил, что это сбой, но оказалось, что тот идиот ухватился за драконий хвост. Он раздобыл сраную монтажную схему в каком-то анархистском любительском архиве и скупал бериллий на распродажах редких компонентов кухонного фабрикатора в течение шести предыдущих месяцев.
– Черт. Бериллий. И никто не заметил?
– Эй. – Макдугл развела руки. – У нас нет финансирования на охват «сорочьего радио». Частная инициатива не приветствуется. Мы и так без приглашения везде суем свой нос, мы просим, пока не истечем кровью. Это ведь свободный рынок, не так ли?
– Угу, – кивнула Рашель. Знакомая картина. При наличии девятисот постоянных членов в Совбезе Объединенных Наций чудом тем не менее было то, что вообще что-то делалось. Если что-то еще и могло стимулировать сотрудничество, так это смертельная комбинация домашних нанофабрик и дешевых расщепляющихся материалов оружейного качества с черного рынка. Право на самозащиту повсеместно сдерживалось, не распространялось дальше взаимно гарантированного уничтожения, по крайней мере в застроенных зонах.
Отсюда SXB-волонтерство, периодические кошмары и, как следствие, продвижение к тайному оружию управленческой команды дипломатического корпуса. Это, по существу, было похоже на нынешний инцидент, с одним лишь положительным моментом: правительства обычно имели тенденцию к большему рационализму в характере своих стратегических межзвездных средств устрашения, чем прохиндеистые уличные актеришки, имеющие зуб на общество и домашнюю ядероварню.
– Хорошо. Итак, наш подопечный каким-то образом заполучил двенадцать килограммов тяжелого металла оружейного качества и протестировал субкритическую ядерную реакцию еще до того, как кто-нибудь это заметил. Что далее?
– Робот квартального менеджмента выслал автоматическое четырнадцатидневное уведомление о выселении за нарушение соглашения по сроку аренды. Ибо в этом городе имеет место определенная политика нулевой толерантности к оружию массового уничтожения.
– О Господи Иисусе. – Рашель потерла лоб.
– Далее становится еще лучше, – с нездоровым энтузиазмом продолжила инспектор Макдугл. – Наш мудила отправил роботу ответную депешу с требованием признать его Президентом Уганды, Королем Шотландии, Верховным Планетарным Диктатором и Левой Рукой Эсхатона. Робот послал его на хер, что, вероятно, не являлось хорошей идеей: после этого актеришка и стал угрожать ядерным подрывом.
– Значит, в основе лежат заурядные разборки арендатор-владелец с добавлением радиоактивного плюмажа.
– Примерно.
– Черт. И что произошло дальше?
– Ну, управляющий робот обозначил полученную угрозу как: (а) угрозу порчи жилой собственности и (б) подтип, бомба-мистификация. Поэтому связался со своим страховочным звеном, и уже наш робот направил офицера Шварца сказать пару ласковых. И вот тогда-то все говно и прорвало.
– Офицер Шварц доступен? – поинтересовалась Рашель.
– Прямо здесь, – ухмыльнулась инспектор и указала на то, что Рашель по ошибке приняла за запасной бронированный спецкостюм. Но нет; это было снаряжением спецназовца, и определенно не пустое внутри. Шварц тяжеловесно повернулся к ней.
– Я так вырядился, чтобы войти внутрь.
– Ох, – моргнула Рашель. – Какая же в тот момент там была ситуация?
– Очень крупный мужчина, – сообщил Шварц. – Высокомелатониновое изделие вкупе с высокоандрогенным. Скроен, как западная часть прущих на восток бронесил. Живет как свинья! – Шварц усмехнулся. – Он же артист. Но, по мне, это не дает права пребывать в скотстве.
– Расскажите ей подробнее, – устало сказала Макдугл, отрываясь от вызова на запястном устройстве.
– Сей артист требует величать себя Королем Африки или кем-то вроде того. Я вежливо сказал ему «нет» и добавил, что он легко может быть признан королем сточной канавы между домами 19-м и 21-м по рю Табазан, если не пожелает успокоиться. В тот раз на мне не было бронекостюма, поэтому, когда мосье артист наставил на меня пушку, я умолк и начал корить себя за проявленную небрежность.
– Какую пушку?
– База данных определяет как копию древнего автомата Калашникова.
– Заметили какие-нибудь признаки бомбы? – упавшим голосом спросила Рашель.
– Только запал смертника, привязанный к левому запястью, – ответил офицер Шварц, яркий блеск глаз проглядывал через плотное забрало. – Но мой шлем засек поток медленных нейтронов. Тот тип сказал, что это характерно для урановой пушки, с вашего позволения.
– О черт! – Рашель склонилась и с бешеной скоростью принялась размышлять: «Ядерный шантаж. Элементарный взрыватель. Простая, но смертоносная конструкция урановой пушки. Можешь представить, как негодяй лежит, истекая кровью, отделенный двойными вспышками рентгеновских импульсов, поджигающих воздух, делая его светонепроницаемым; плазменный заслон мерцает, не позволяя высвободить смерть. Иди Амин Дадаист, идеальное олицетворение мертвого диктатора. Пятьдесят одна минута до детонации, если у него Кишка не тонка осуществить задуманное. Ведущий представление издевается над нами. Как должен поступить артист?»
– Дайте ему полшанса и публику, и он нажмет на кнопку, – едва выговорила она.
– Простите?
Рашель посмотрела в окно на постоянный поток бедняков, эвакуируемых с территории. Они выглядели жалко; у большинства перекошенные, несчастные или угрюмые естественные лица – а пара из них казались действительно старыми.
– Он артист, – спокойно произнесла Рашель. – Я имела дело с подобным типом раньше, и даже недавно. Как говорил один плохой парень, никогда не давайте артистам браунинг: они самый опасный народ, какой вам может встретиться. Фестивальная мишура – дерьмо! Артисты почти постоянно жаждут публики и зрелища разрушения. Имя – Дадаист. Это смертельный дармовой товар. Не считая бесчувственного акта массового насилия, театр жестокости. Все, что я могу сделать, – лишь попытаться удержать его и занять разговором, пока вы занимаете убойные позиции. И не давайте ему ни малейшего повода принять по ошибке что-то за публику. Какой-нибудь профильный равноценный соперник у вас есть?
– Он старомодный и, к слову сказать, опасный умник, – нахмурилась Макдугл. Она моргнула, будто что-то попало в глаз, и резко сбросила другой глиф Рашели. – Вот. Быстро прочтите и готовьтесь к разговору. Не думаю, что у нас есть время рассиживаться.
– Хорошо. – Ноздри Рашели раздулись, втягивая пахучую смесь выдохшегося кофе, нервного пота и характерных ароматов передвижной полицейской кабинки, установленной на краю нулевого уровня. Рашель сосредоточилась на записях – не то чтобы там можно было много чего обнаружить, кроме обычных надоедливых литаний, кредитных оценок под итоговой чертой, общественных трастовых производных, нарушенных обещаний, демонстрации застарелого говна и крушения карьеры из-за исключения из школы искусств. Иди пытался вступить в армию, любую армию, – но даже второразрядный частный гарнизон наемников из Вичита не принял его. «Психованный, как беличье колесо», – констатировала говорящая запись проводившего собеседование сержанта по найму новобранцев. Диагноз Макдугл уже выглядел тревожаще вероятным, когда Рашель чертыхнулась при просмотре документов, демонстрирующих его одержимость, и увидела старые фотографии и счета из дешевой телесной мастерской, поглотившей все полученные им скудные страховые подачки. Иди – его настоящее имя, он сам излагает мрачную семейную историю, оставленную позади.
– Инъекции Treponema pallidum – твою мать, он платил за инфицирование сифилисом?
– Да, и не просто какого-нибудь. Он заказал занятную третью стадию, когда размягчаются кости, проваливается нос и возникают приступы безумия и необузданной ярости. Но ни капли длящихся неделями гнойных выделений из гениталий нашего парня Иди.
– Он псих, – заявила Рашель.
– Об этом я и твержу, да. Все, что мне хочется знать, – это сможете ли вы его взять?
– Хм. – Рашель покачала головой. – Он крупный. И так же крепок, как выглядит?
– Нет, – вступил Шварц. – Я сам в легкую могу повязать его безо всякого оружия. Только у него автомат, и парень болен на всю голову.
– Ну что ж. – Рашель приняла решение. – Что мы имеем? Сорок пять минут? Когда всех выведете, думаю, мне следует войти и поговорить с ним с глазу на глаз. Не держите оружие на виду, но если вам придется стрелять прямо через потолок, то…
– Никаких пуль, – заявила Макдугл. – Нам неизвестно, как настроено управление у этого смертника, и мы не можем пойти на риск. Хотя у нас кое-что есть. – Она подняла маленький чемоданчик. – Заряженные снотворным робоосы, управляемые на расстоянии. Один укус – и ои вырубится за десять секунд. Но есть временной промежуток между тем, как он поймет, что проиграл, и полной отключкой. Кто-то должен не дать ему выкрикнуть команду на взрыв и так или иначе заставить хорька умереть.
– Хорошо. – Рашель задумчиво кивнула, пытаясь игнорировать спазм в животе и инстинктивное желание сорваться и побежать – куда угодно, лишь бы подальше от больного маньяка с комплексом Осамы и атомной бомбой. – Облепите меня по полной сенсорной подпиткой, я вхожу, я говорю, я действую по наитию. Запомните две кодовых фразы. «Мне нужно чихнуть» означает, что я собираюсь вырубить его сама. А «приятно пахнет» – что я хочу, чтобы вы вступили в дело со всем, что у вас имеется. Если вам потребуется всадить ему лоботомический заряд – всаживайте, даже если он пройдет сквозь меня. Просто постарайтесь не задеть мозговой ствол, если до такого дойдет. Вот так мы и проведем нашу игру. Я постараюсь не вызывать вас, пока не уверюсь, что точно не смогу его обездвижить или что он собирается нажать кнопку. – Она поежилась, ощущая знакомый наплыв бодрящей энергии.
– Вы насчет этого уверены? – с сомнением спросил Шварц.
Рашель посмотрела на него.
– Этот сраный остряк намерен уничтожить, может, десятки, может, сотни человек, если мы не придавим его прямо сейчас, – сказала она. – А вы как считаете?
Шварц сглотнул. Макдугл покачала головой.
– Но вы все же постараетесь сохранить жизни? – спросила она.
– Я способна сделать такое, на что обычные специалисты по обезвреживанию не решаются, – усмехнулась Рашель, скалясь от собственного страха. Она встала. – Ну, давайте разберемся с ним.
ОБЕЗВРЕЖИВАНИЕ
Земля, видимая с орбиты в двадцать четвертом столетии, представляла собой планету, истерзанную технологической цивилизацией, со шрамами, оставленными в назидание. Почти десять процентов поверхности было забетонировано. Целые поля незаконченных конструкций отмечали незавершенные операции территориального переустройства От джунглей Сахары до нежных пастбищ бассейна Амазонки сложно было отыскать какую-нибудь местность, не тронутую рукой человека.
Земная цивилизация, изначально ограниченная пределами одной планеты, распространилась на всю Солнечную систему. Вокруг газовых гигантов выросли необыкновенные индустриальные кольца, в то время как с высот Килиманджаро и из Центральной Панамы в геостационарную орбиту врастали алмазные нити. Земля, как ее называли поначалу, стала Старой Землей, миром зарождения человечества, колыбелью цивилизации. Но в этом домашнем мире существовала любопытная динамика, нетипично юношеский взгляд на будущее. Старая Земля в двадцать четвертом столетии больше не была родовым гнездом. Ничем даже отдаленно похожим.
В этом парадоксальном факте большинство винило Эсхатона. Эсхатон – сверхчеловеческий продукт технологического своеобразия искусственного интеллекта, созданный объединением огромного количества компьютерных сетей в конце двадцать первого века, – не захотел делить планету с десятью миллиардами взирающих на будущее с опасением приматов.
Когда он саморазвился чуть ли не до богоподобного разума, то разбросал большинство людей по другим планетам через червоточины, образованные таким способом, который в течение последующих веков не могли постигнуть ученые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58