Из желания не только ощущать, но и видеть, Кейн приоткрыл глаза.
— Боже правый! — воскликнул он и отшатнулся так резко, что едва не свалился с кровати.
— Что с тобой? — простодушно спросила Белинда, не выпуская его плоти и продолжая скользить по ней кольцом из пальцев.
Кейн наконец догадался отвести ее руку и сел, глядя на девушку во все глаза, не в силах поверить, что это происходит наяву. Утро еще не занималось, но снег снаружи давал некоторый отблеск света. Белинда Бейкер была подлинной красавицей. Трудно было вообразить себе женщину, более созданную для постельных игр. Пока он смотрел, она подвинулась ближе и закинула ногу ему на ноги.
— Ну же, давай играть! — сказала она в нетерпении и потянулась губами к его соску.
Кейн вылетел из постели, словно его прижгли каленым железом, и заметался в поисках кое-как брошенной одежды. На этот раз он натянул брюки одним движением, даже не вспомнив про раненую руку. Только застегнув их, он счел возможным повернуться к кровати.
— Прикройся! — скомандовал он хрипло.
— Зачем? — удивилась Белинда.
Теперь она лежала на спине с раскинутыми ногами, и это было зрелище не для слабонервного мужчины. Кейн стиснул зубы и приказал себе сохранять хладнокровие.
— Где твоя одежда? — спросил он так мягко и осторожно, как только мог. — Халат, ночная рубашка? Где все это?
— Как это где? — Она еще шире развела ноги, дразня его. — Я все оставила у двери.
Тяжело вздохнув, Кейн выглянул за дверь, обнаружил там ворох одежды и внес в комнату.
— Оденься, — сказал он тоном, каким уговаривают ребенка. — Когда оденешься, тогда и поиграем.
— Ага! — обрадовалась девушка. — Что же ты сразу не сказал! Это будет игра в одежде. Какой ты хороший, Кейн! Это моя любимая игра.
Безмерно пораженный, Кейн помог ей надеть халат, но вместо того чтобы запахнуться, она повернулась к нему, держа полы на отлете.
— Говорю тебе, оденься как следует! — нервно воскликнул он. — Завяжи пояс!
С капризно надутыми губами девушка приспустила халат, чтобы высвободить волосы. Кейн смотрел в сторону, пока соблазнительные округлости ее тела не скрылись под тканью, и только тогда почувствовал, что снова наконец может дышать полной грудью.
— Сядь!
Она послушно уселась на край кровати. Полы халата раскрылись. Белинда раздвинула ноги.
— Я готова.
Кейн уже был на грани сердечного приступа.
— Нет, дорогая, сдвинь ноги и прикройся. — Когда Белинда не сразу повиновалась, он схватил ее за голые колени и сдвинул их сам, а потом по возможности закутал полами халата. Девушка наблюдала за ним с возрастающим удивлением.
— Послушай, — начал Кейн, присаживаясь рядом и придерживая халат, чтобы тот ненароком не раскрылся, — все это плохо, очень плохо, понимаешь! Тебе не следовало сюда приходить.
— Как не следовало?! — Она округлила глаза. — Зачем же тогда ты принес мне шоколадку?
— Но ведь это не первый мой подарок, и никогда прежде ты не поступала так странно!
— Потому что… — Белинда замялась, не зная, как объяснить.
— Что?
— Потому что тогда мы еще не были самыми большими друзьями. А вчера мы ими стали. Ты сам так сказал!
— Да, мы с тобой большие друзья, но… друзья, они… они не… — Кейн развел руками. — Друзья не ложатся друг с другом в постель голыми!
— Разве? — Белинда лукаво улыбнулась.
— Честное слово! Дружба — это совсем другое. Друзья… они этим не занимаются, вот и все, ты уж мне поверь. Понимаешь?
Большие кроткие глаза девушки наполнились слезами.
— Но, Кейн! Я только хотела поиграть. Я думала, ты тоже этого хочешь, потому и принес мне шоколадку.
— Боже мой! — Он схватился за голову. — Но как, скажи на милость, одно связано с другим? Ты не должна была… впрочем, что я говорю! Ты ни в чем не виновата. Я сам виноват, хотя и не знаю, в чем именно!
— Ты не виноват, Кейн. Я только…
— Сейчас же возвращайся к себе, пока остальные спят! Не хватало только, чтобы тебя увидели! — Он рывком поднял Белинду на ноги.
— Ты пожалуешься маме?
— Нет, не пожалуюсь, если ты обещаешь никогда больше так не поступать.
— Я обещаю, обещаю!
— Вот и хорошо. Иди!
— Спи сладко! — сказала Белинда, мгновенно успокаиваясь, и чмокнула его в щеку совершенно как прежде, словно ничего не произошло. Кейн проследил, как она на цыпочках идет по темному коридору к лестнице, потом вернулся в комнату.
О сне больше не могло быть и речи — встряска свела на нет действие снотворного. Трясущимися руками Кейн свернул самокрутку в надежде, что это хоть немного успокоит расходившиеся нервы. Глубоко затянувшись, он встал у окна и заставил себя с безжалостной ясностью припомнить события этой ночи. Долго перебирал он детали, пытаясь найти ответ на эту неожиданную загадку и сожалея, что прямо не спросил Белинду, кто научил ее таким играм. Возможно, стоит пойти к Мардж… нет, это разобьет ей сердце. Для нее Белинда — малый ребенок. Промолчать гнусно, рассказать — и того хуже.
Ясно одно: это наивное создание уже познало мужчину. И не просто познало — кто-то вышколил ее по части постельных игр. Она не только набралась опыта, но и научилась извлекать из этого удовольствие. Наивный ребенок был одновременно искушенной женщиной. Кто мог так далеко зайти и остаться вне всяких подозрений? Кто?
Восток посветлел, а Кейн все еще не пришел ни к какому выводу. Наконец, совершенно измучившись, он не раздеваясь улегся в постель. Решение было принято: устроить Белинде допрос, но так, чтобы не испугать и не оттолкнуть ее. Придется поразмыслить, как к этому подступиться.
* * *
Закутанная в теплое шерстяное пальто, с шарфом, по-детски завязанным вокруг шеи, Белинда выслушала обычные наставления матери и вышла на морозный воздух. Было утро Дня благодарения и к тому же вторник, а вторник всегда означал целую гору чудесного шоколада. Неделю назад Эшлин сказал Мардж, что прислуге, даже приходящей, в праздники полагается укороченный день, поэтому Белинде было строго наказано вернуться домой к одиннадцати.
По дороге девушка размышляла над тем, как они с Эшлином успеют вместить в укороченный день все свои любимые игры. Внезапно ей вспомнилось странное поведение Кейна и его слова, что друзья так не поступают. Внезапная неуверенность заставила Белинду замедлить шаг. Безразличная к окружающему, она не слышала, что булочник напротив закричал, не видела, что он машет руками, пытаясь привлечь ее внимание. Она ступила на мостовую как раз тогда, когда из-за угла, по обыкновению на полном ходу, вылетел фургон со льдом. Последним, что она видела, были оскаленные зубы на вскинутых лошадиных мордах и ниже — копыта с тяжелыми стальными подковами. Упряжка подмяла девушку под себя, и фургон прокатился по распростертому телу. Она не успела даже крикнуть, зато закричали все, кто оказался поблизости.
Этот многоголосый крик ужаса разбудил Кейна, и он резко приподнялся на постели с широко раскрытыми глазами, почти уверенный, что это часть его кошмарного сна. Однако возгласы продолжались, уже не такие громкие, но по-прежнему испуганные. Как был, он бросился на улицу узнать, в чем дело, с тягостным предчувствием, что случилось нечто непоправимое.
На мостовой Мардж уже склонялась над телом дочери и что-то лепетала а том, что все будет хорошо. Кейн присел рядом, сдвинул с шеи девушки шарф и поискал пульс.
Пульса не было.
Глава 25
Ранние зимние сумерки все ближе подкрадывались к Клаудкаслу по склонам хребта Сан-Хуан. Небо на западе алело чистым пурпуром.
Всадник придержал коня, огляделся и, никого не заметив, направил его к заснеженной седловине между двумя горными отрогами. За ней открылось плато, где гулял холодный ветер. Он подхватил развевающийся плащ и начал бороться с ним, норовя забросить на голову.
Ночь обещала быть необычайно холодной. Снег не падал, а сеялся с небес мелкой колючей крошкой. Подковы кастаньетами щелкали по заиндевелому камню. В такую ночь хочется сидеть у пылающего камина.
Покрытые снегом вершины четко выделялись на фоне темного хребта. Всадник направлялся к их подножию — туда, где под нависающим козырьком скалы ютилось кое-как сколоченное строение, скорее избушка, чем настоящий дом. Тем не менее из трубы поднимался дымок.
Когда всадник приблизился, он расслышал мужские голоса и смех. Спешившись, он оглядел избушку с пренебрежением столь же ледяным, как земля под его ногами. Крыльцо покосилось и осело, ступеньки растрескались. Ночной гость и не подумал стучаться, он пинком распахнул дверь и вошел, к немалому удивлению тех двоих, что сидели за столом.
— Входите, входите! — Опомнившись, Берл Лезервуд вскочил и придвинул гостю табурет. — Что привело вас в такую даль? И в такой холод!
Не удостоив его ответом, Эшлин Блэкмор направился прямиком к Дамону. Тот хлебал какое-то варево из большой оловянной миски и при появлении Блэкмора застыл с полной ложкой в одной руке и ломтем хлеба в другой. Он неуверенно улыбнулся. Выбитые передние зубы придавали ему довольно комичный вид.
— Бошш! А я вот вернулша… ужинаю.
— Встань, — ледяным тоном скомандовал гость.
Дамон поспешно схлебнул варево с ложки, откусил хлеба и поднялся, продолжая жевать. Он был на голову выше Эшлина и почти вдвое шире, поэтому возвышался над ним как башня. Тем не менее граф, ни секунды не колеблясь, влепил ему звучную пощечину затянутой в лайковую перчатку рукой. Непрожеванная пища вылетела у Дамона изо рта, по подбородку потекла не только жижа, но и кровь из едва затянувшихся ранок. Он не осмелился издать ни звука, только съежился, глядя на Эшлина тем просительным, жалостным взглядом, каким ребенок смотрит на отца, получив удар ремнем. Берл Лезервуд крякнул, но смолчал.
Еще пощечина. На этот раз здоровяк взвыл от испуга и боли и прикрылся широкой, как лопата, ручищей. Из-под нее сразу начала обильно сочиться кровь.
— Болван! Есть у тебя в голове хоть капля мозгов или нет? — Эшлин брезгливо сдернул с руки испачканную перчатку. — Я тебе сто раз повторял, чтобы ты держался подальше от Кейна Ковингтона!
— Но, бошш, он первый нашал! Он…
— Заткни свой грязный рот, Лезервуд! — прикрикнул граф. Он отбросил капюшон плаща на спину, поправил волосы, прошел к печурке и театрально повернулся, взмахнув черными полами как крыльями.
— Я тебя предупреждал! Я говорил, что он захочет взять реванш! Потому я и приказал тебе помалкивать, даже если ему вздумается посреди улицы помочиться тебе на сапоги! Говорил я это или нет? Отвечай!
Дамон только скорчил гримасу.
— Говорили, босс, — ответил за него Берл Лезервуд.
— Я говорил, но твой брат не понял, — со злостью произнес Эшлин, взглянув на Берла. — Он не слишком умен, твой брат. — Он снова повернулся к Дамону. — Дошло до тебя наконец, почему вам обоим, а главное тебе, надо держаться подальше от Ковингтона? — Тот пробормотал что-то неразборчивое. — Не слышу!
— Дошло, бошш, но я только…
— Нет, до него не доходит! Вот что, Берл, раз уж твой брат настолько туп, я объясню все еще раз тебе, a уж ты проследишь за тем, чтобы он все понял. Если Ковингтон будет найден убитым, вас заподозрят в первую очередь, а теперь, после драки, особенно. Учти, я и пальцем не пошевелю, чтобы вас вызволить!
— Вам ни к чему беспокоиться, босс, — сказал Берл примирительно. — Конечно, нас заподозрят, ну и что? Никто ничего не сможет доказать. Можете на меня положиться.
— Если хотя бы тень подозрения падет на меня…
— Этого не случится, босс. Как можно? Никто ведь даже не подозревает, что мы знакомы, не говоря уже об остальном.
— Ладно, — буркнул Эшлин.
Он сделал шаг от печки, и Дамон, эта гора мяса, в испуге шарахнулся к брату. Однако Эшлин потерял к нему интерес. Он указал на стол, и братья поспешили усесться.
— Слушайте внимательно, вы оба. Завтра надоедливый дядюшка Натали наконец покидает город. Как только он уберется, я устрою поездку в Денвер и на этот раз задержусь там на неделю, постаравшись повидать всех, кого смогу, чтобы мое алиби не оставляло сомнений. — Эшлин вдруг схватил Дамона за массивное плечо, заставив подпрыгнуть. — А вы в мое отсутствие разберетесь с нахальным южанином. Все должно быть сработано чисто, без сучка и задоринки. Тебе ясно, Дамон?
— Яшно, бошш, шэр! — Здоровяк энергично закивал. — Все будет в лушшем виде, не ижвольте бешпокоитша!
— Очень на это надеюсь. — Граф вдруг улыбнулся той обезоруживающей, мягкой улыбкой, благодаря которой ему и удалось завоевать общее расположение. — Ваши услуги будут щедро оплачены. — Он запахнул плащ и помедлил. Улыбка исчезла, взгляд снова стал холодным и угрожающим. — Малейший просчет — и вам не поздоровится!
— Просчетов не будет, — заверил Берл Лезервуд. — Ковингтон уже мертвец, только пока еще об этом не знает!
— Мне пора. — Эшлин уже снова улыбался. — Сегодня я ужинаю со своей очаровательной невестой и ее славным дядюшкой. Нельзя заставлять их ждать.
Он поправил плащ и вышел, оставив дверь открытой. В глубине души Эшлин обожал театральные эффекты, но пользовался ими с осторожностью и не слишком часто. Он птицей взлетел на спину своего жеребца и, зная, что братья Лезервуд наблюдают за каждым его движением, с ходу послал его в галоп, рассыпая в тишине звонкий стук подков.
* * *
В понедельник утром, едва небеса на востоке порозовели за расписанными инеем стеклами, Кейн проснулся в своем новом обиталище и лениво потянулся, не торопясь покинуть теплую, уютную, утепленную мехами постель.
Правая рука все еще была не в лучшей форме и откликнулась ноющей болью, когда он попробовал согнуть и разогнуть пальцы. Глаз, хотя и окруженный сплошной чернотой, не болел. Удовлетворенный тем, что эта часть лица находится на пути к выздоровлению, Кейн осторожно ощупал губы. Верхняя почти совсем зажила, но ощущения в нижней говорили, что там далеко не все благополучно. Облизнув ее, Кейн передернулся.
Было еще слишком рано, чтобы вставать, но Кейн почувствовал, что уже выспался. Он позволил себе мысленно вернуться ко дню потасовки с Дамоном Лезервудом. Потом, непрошено, пришли воспоминания о смерти Белинды. Он скрипнул зубами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46