! Сознавать это было невыносимо для офицерской чести, и лейтенант с лицом аскета, едва спал жар лихорадки, вернулся на мостик «Сердитого».
Порт-артурские миноносцы – кораблики довольно щуплые, в свежую погоду на приличном ходу волна порой перехлестывала через невысокий мостик. Эти соленые купели, а может, и недавние кочевки во льдах тоже не прошли даром. Острый суставной ревматизм чуть не вынудил его снова слечь. Пневмония стала хронической. Но возвращаться в госпиталь лейтенант Колчак отказался наотрез.
И словно в награду за стойкость военное счастье ему улыбнулось. На подходах к Порт-Артуру «Сердитый» выставил группу мин. На них, точь-в-точь как «Петропавловск», наскочил и подорвался японский крейсер «Такасаго».
Лейтенант Колчак сдержал свое обетное слово.
За уничтожение крейсера – чисто морскую операцию – Александр Колчак получил Георгиевское оружие.
Спустя многие годы военные историки, итожа первое двадцатилетие двадцатого века назовут четырех лучших адмиралов русского флота: адмирал Макаров, адмирал Эссен, адмирал Непенин и адмирал Колчак. Эта плеяда продолжит славное созвездие XIX века – Ушаков, Лазарев, Сенявин, Истомин, Нахимов, Корнилов…

Глава… КОМАНДИР БАТАРЕИ СКАЛИСТЫХ ГОР

Порт-Артур стал паролем нового офицерского братства, из которого потом выйдут и новые комфлоты, морские министры, и новые начальники и друзья Колчака – Эссен, Непенин, Подгурский… В Порт-Артуре находился и лейтенант Сергей Тимирев, чья будущая жена станет земной звездой Колчака. А пока надо было собираться в море.
Здесь Александр примерил на себя севастопольскую славу отца. Была она тяжела, дымна и кровава…
К весне 1905 года судьбу Порт-Артура решал береговой фронт. Командир «Сердитого» покинул лишившийся боевой работы миноносец и ушел на береговую батарею морских орудий, вольно или невольно повторяя военную судьбу отца на Малаховом кургане. Даже Взрывы неприятельских снарядов метили их одинаково: та же контузия и то же ранение в руку.
Позицию Александр Колчак не покинул и до самых последних залпов, в бинтах, командовал стодвадцати-миллиметровой батареей в секторе Скалистых гор.
Осажденный Порт-Артур был подобен «Варягу». Батарея Скалистых гор была одним из плутонгов этого непотопляемого, но увы, берущегося на абордаж, броненосца.
Лишь после падения крепости он позволил отвести себя в госпиталь. Оттуда в апреле был переправлен японцами в Нагасаки. Раненым пленным офицерам микадо разрешил возвращаться на родину без каких бы то ни было обязательств. И вскоре Колчак отправился в Петербург рейсовым пароходом через Канаду…
Одна общая боль мучила их всех: почему огромная Россия проиграла войну маленькой Японии. Листовки, которые чья-то вездесущая рука разбрасывала еще в Японии по лагерным баракам, по эшелонным теплушкам, по судовым кубрикам объясняли военное поражение России «прогнившим царским режимом, приведшего страну к экономическому развалу и военному краху». Но как можно было верить их авторам-анонимам, если за год до начала войны Россия в рекордные сроки закончила строительство самой длинной в мире железнодорожной трассы – Транссиб – в 9 с лишком тысяч верст? Как можно было говорить об «экономическом крахе» России, когда страна добывала в 1900 году больше всех нефти и была главным экспортером зерна? Страна начинала двадцатый век на взлете своего экономического подъема и потому пугала темпами развития своих недругов, как в Европе, так и за океаном. Чтобы сбить рост добычи нефти в России (в 1898 году страна обогнала в добыче «черного золота» США), на Кавказе с помощью британских спецслужб (их было заброшено туда около двухсот) стала нагнетаться «революционная ситуация»: летом 1904 года в Баку случился небывалый наплыв дервишей из Ирана – около двухсот человек. Бродячие старцы вещали на базарах и во дворах мечетей, предрекая скорую гибель русского царя, поражение России в дальневосточной войне, пожары и прочие бедствия… Они призывали не исполнять указания «гяурских» властей, изгонять из города армянских торговцев и русских инженеров. В Баку стало неспокойно. А вскоре заполыхали деревянные нефтяные вышки «Черного города». После чудовищного пожара, после жестокой национальной резни, и прочих невзгод, которые предрекли дервиши, старцы быстро исчезли, а добыча нефти на бакинских промыслах (других в России пока не было) упала в восемь раз.
Япония – азиатская Британия – будучи островной державой, как и Англия, в немалой степени степени повторяла поведение «туманного Альбиона». Если бы у командиров японских крейсеров жили в каютах попугаи, они бы кричали вовсе не «Пиастры! Пистры! Пиастры!», а «Колонии! Колонии! Колонии!»
Как в 1853-54 годах Россия вынуждена была воевать не с одной лишь Турцией, а со всей объединенной Европой (исключая Германию и Скандинавию), так ровно полвека спустя севастопольская драма повторилась в Порт-Артуре. За Японией стояли все те же союзники по Крымской войне к которым прибавились Соединенные штаты Северной Америки с мощной финансово-дипломатической поддержкой антироссийского альянса.
Только спустя 85 лет были обнародованы факты того, как «русская революция 1905 года» готовилась на деньги японских спецслужб. Оглашать их было не выгодно ни японским властям, ни советским историкам, живописавшим кровавые бунты 1905–1906 годов, как «стихийный гнев рабочих и крестьян против самодержавия».
Колчак не знал точных выкладок, но он сердцем чувствовал ложь этих листков, которые совали солдатам, матросам, казакам на всех узловых станциях Сибири.

* * *

В свой родной город он прибыл почти одновременно с человеком, который спустя пятнадцать лет подпишет ему смертный приговор. Этот человек был старше его на четыре года. Рано облысевший в бдениях над книгами и весьма поднаторевший в словесных политических баталиях, он прибыл в Питер с запада, из-за границы, – из Германии. Колчак приехал с востока – крайнего и дальнего. Они не знали друг друга. Пока они были всего лишь географическими антиподами. Оба лет пять не хаживали по приневским набережным и проспектам, оба то и дело оглядывались: один-с радостью узнавания родных мест, другой – с опаской человека, вернувшегося во вражий стан. Быть может, они даже разминулись в потоке на Невском, слегка соприкоснувшись рукавами новомодного лондонского пальто и черной флотской шинели.
За спиной одного стояли отели, кафе, квартиры Лейпцига и Мюнхена, Лондона и Женевы… За плечами другого – зимовья Тикси и Якутска, тесные каютки шхун и миноносцев, бетонные казематы береговых батарей и вагонные купе великого в своей бесконечной дорожной тоске транссибирского железного пути…
Та уютная ссылка в Шушенском, куда угодил помощник присяжного поверенного из Самары, с доставленным роялем и нужными книгами, с охотой от скуки на зайцев и выписанной к себе молодой женой, не идет ни в какое сравнение с трехлетними испытаниями в безлюдье Крайнего Севера, на которые обрек сам себя Александр Колчак.
Можно выстроить хронику их жизней по месяцам и Даже неделям, и тогда вдруг престранно откроется, что в то время как один шел сквозь льды на выручку первопроходцам Арктики, другой за чашечкой кофе или кружкой пива до одури спорил об идейных особенностях большевистской партии. В те дни, когда один из них спорил со смертью на фортах Порт-Артура, другой сидел под зеленой лампой Британской библиотеки; в те дни когда один прикрывал Петроград от прорыва германских дредноутов, другой витийствовал вдали от фронтов и минных полей в тихой Швейцарии на предмет разжигания в тылу воюющей России гражданской войны.
Немцы не раз и не два доставляли на подводных лодках к берегам Британской империи племенных вождей, которые поднимали мятежи и восстания и в индийском доминионе, и в североафриканских колониях. Ту же тактику они применили и против России в апреле 17-го. Разве что вместо субмарины был запломбированный вагон… И человеку с русским именем, еврейским отчеством, калмыцкими скулами, марксистскими идеями и германскими кредитами удалось сделать то, чего от него ждали в Генеральном штабе кайзера, – вывести Россию из войны, заключить сепаратный договор на ультимативных началах и разжечь чудовищную гражданскую войну на три изнурительно долгих обескровливающих года.
Они сойдутся друг с другом, как вожди схватившихся намертво армий: Красной и Белой. Известно, чем кончилась эта схватка. Но мало кому известна расшифровка той телеграммы, которой первый – решил судьбу второго:

«Ленин – Склянскому
Пошлите Смирнову (РВС-5) шифровку: (шифром), Не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так (то есть расстреляли Колчака. – Н. Ч.| под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске.
Ленин
Подпись тоже шифром, Беретесь ли сделать архинадежно?»

Все было сделано по-большевистски архинадежно и иезуитски скрытно…
А пока оба они вдыхали сырой воздух питерской осени, ничуть не догадываясь, что идут навстречу друг другу с разных концов света…

МЛАДОФЛОТЦЫ


Осень 1905 года. Санкт-Петербург

Появляться на Невском проспекте во флотской фуражке было рискованно. «Самотопы!» – это далеко не самое обидное слово, которое могли бросить морскому офицеру из публики.
Взбудораженное неудачной войной и революционными взрывами общество не могло ни объяснить, ни тем более простить катастрофу морской мощи государства, столь грандиозную, что подобий ей не могли припомнить ни в ближнем времени, ни в дальних веках.
Известно: сильные натуры обращают горечь поражения в энергию борьбы, воссоздания, даже если начинать приходится заново.
Колчак, больше чем кто-либо из его сослуживцев, мог без ущерба для чувства личной чести уйти в чистую науку и безбедно строить карьеру гидрографа, географа. Большая Константиновская медаль открывала перед ним блестящую академическую будущность.
Но он в третий раз сменил освоенное поприще на новую стезю. С группой таких же деятельных и честолюбивых офицеров Колчак сколотил своего рода мозговой центр, который должен был выработать главные идеи преобразования Российского флота, возродить его из руин и превратить в ощутимую морскую силу. Движили ими не только, национальные амбиции, но и предощущение новой, вызревающей, небывалой в мире войны, к которой лихорадочно уже готовились Англия и Германия, Франция и Турция, Италия и Австро-Венгрия… На верфях трех континентов закладывались дредноуты и подводные лодки, авиаматки и скоростные эсминцы…
Мозговой центр именовался скромно – кружок, дабы не раздражать адмиральский синклит морского ведомства непомерной дерзостью нового дела, за которое самодеянно, а не по высочайшему повелению и не по министерскому приказу взялись молодые офицеры, среди которых самым старшим по чину был капитан-лейтенант Колчак; но и он, вопреки привычной службистской логике, не возглавлял Санкт-Петербургский военно-морской кружок, а был лишь помощником председателя – лейтенанта А. Н. Щеголева. И масштаб проблем, за которые взялись кружковцы, был совершенно им не по чину – создание новой морской стратегии, разработка современной тактики боевых действий на море, определение перспектив развития вооружений флота, выработка концепции судостроительной программы, реорганизация структуры морского ведомства.
Будущее показало, что кружок с полным правом мог величать себя могучей кучкой (тем более, что в ее состав входил и лейтенант В. Римский-Корсаков, родственник знаменитого композитора). Когда младореформаторы осмелились подать через головы начальства государю императору проект создания Морского генерального штаба, призванного стать подлинным мозгом флота, авторы записки пережили немало томительных дней. Или с златого шпица Адмиралтейства сорвутся испепеляющие молнии, или… Готовились к худшему – к увольнению за вольнодумство и самоуправство. Тем ошеломительнее оказался результат. Монаршая резолюция гласила: создать незамедлительно.
К весне 1906 года Морской генеральный штаб был сформирован. Начальником ведущего – Тактического – отдела назначили отнюдь не маститого адмирала, а героя этой книги – капитана 2 ранга Александра Васильевича Колчака. Ему не было в ту пору и тридцати двух лет.
Не оставляя службу и на день (как и всякое новое дело, она требовала предельного напряжения), Колчак находил время, чтобы читать лекции в Николаевской Морской академии по курсу «Служба генерального штаба во флоте».
Морской генеральный штаб, или Генмор, как его называли в обиходе, вобрал в круг своей деятельности весь спектр военно-морских проблем, столь актуально намеченных кружком. И не было ни одной сколь-нибудь крупной разработки Генмора, в которой не участвовал бы всегда собранный, современно и остро мысливший начальник тактического отдела.
Полярный первопроходец, боевой командир перевоплотился в первоклассного штабиста, аналитика, организатора. Более того – в блестящего публициста, умевшего заворожить и слушателей, и читателей. Именно в эти предвоенные годы, когда заново решалась судьба русского флота – нужны ли вообще России боевые корабли, а если нужны, то какие? – в «Морском сборнике» и гражданских журналах появлялись одна за другой боевитые полемические статьи, подписанные: «Капитан 2 ранга – А. В. Колчак».
Трудно представить себе более сложную – нервную, разноречивую и откровенно враждебную аудиторию для оратора-мариниста», чем члены только что учрежденной Государственной думы, «думы народного гнева». Не боясь депутатского гнева, как не страшился он ни арктической стужи, ни японской шимозы, в зал входил худощавый, неулыбчивый морской офицер и занимал место за лекторской кафедрой, как когда-то – мостик миноносца. Своей искренней верой, железной логикой, ясным слогом докладчик заставлял своих влиятельных слушателей всерьез задуматься о морской силе державы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32