В общем, история банальная. Она не заслуживала бы нашего внимания, если бы не небольшая легенда, которая тоже не заслуживала никакого внимания до тех пор, пока не раскопали эту вот грубоватую, но крепкую Башню.
— Долго он будет еще нудить эту тягучку? — И Фрукти сделал вид, что засыпает стоя. — Смоемся отсюда?!
Лали незаметно, но чувствительно ткнула его локтем, шепнула:
— Кто тебя держит? Убирайся. Сказала тебе — я хозяйка, принимаю гостей.
Финстер спрятал книжечку в карман куртки, снял, чтоб протереть, свои большие очки и тотчас перестал быть похожим на изумленную сову. Глазки у него оказались очень маленькие и веселые.
— Итак, — добродушно заметил Сью-Сиу, — мы сюда явились и обозреваем Башню, с которой связано мало интересного. Теперь осталось выслушать не заслуживающую внимания легенду? Не так ли?
— Совершенно верно! — радостно подтвердил Финстер, снова превращаясь при помощи очков в удивленную сову. — Легенда сложилась, была сочинена, объявилась или вынырнула на поверхность из подполья — не могу сказать точно с уверенностью — одновременно с происходившими событиями. Было достоверно известно, что исход рыцарской битвы у замка Ля-Трапе решился поединком, в котором Великан дикого леса был выбит из седла, а затем побежден и убит в рукопашной схватке каким-то рыцарем. После провозглашения Карло Карлони деи-Скорлупи Великим Магистром было принято считать, что этот подвиг мог совершить только он. Но как только его свергли, тотчас обнаружилось великое множество свидетелей того, что во время битвы у Ля-Трапе он находился совсем в другом, гораздо более спокойном месте. Кроме того, все участники битвы очень ясно вспомнили (а раньше им как-то не хотелось вспоминать), что рыцарь, победивший Великана дикого леса, был в совершенно черных доспехах, измятых и покрытых кровью из его ран. В то время как Карлони, совершая торжественный въезд в завоеванный замок, так и сверкал серебряными доспехами без единой царапинки. Вдобавок ко всему, рыцарь, дравшийся на мечах с Великаном, сам был немалого роста. Что же касается Карлони, то придворным художникам, писавшим его во весь рост, приходилось ставить его на табуретку, а самим садиться на пол. И то получалось недостаточно величественно.
Лали слушала до того рассеянно, что все вдруг услыхали, как она кому-то говорит вполголоса:
— Вот глупый! До чего же ты упрямый. Зачем тебе в мой рукав? Там темно, и нечего тебе там делать!
Финстер замолчал от удивления. Лали спохватилась тотчас:
— Извините, пожалуйста, это я не вам. Это я ему говорю… — Она бережно взяла двумя пальцами муравья, старавшегося вползти в туннель ее рукава, и осторожно усадила его в сторонке на стебелек травы. — Пожалуйста, продолжайте, ведь вы обещали нам легенду? Разве это легенда, то, что вы рассказали?
— Что касается маленького человечка, присвоившего себе подвиг другого, то это можно считать исторически доказанным фактом. А легенда добавляет яркие краски, пририсовывает к фактам всякие подробности. К примеру, будто бы упомянутый рыцарь, победитель в черных доспехах, не был убит, но скрытно доставлен с поля боя в Башню и посажен на цепь. Да еще будто бы не просто на цепь, а закован в железный ошейник. И будто бы — прошу отметить, как тут разыгралась фантазия, — прикован этот рыцарь был к стене Башни не где-нибудь, а именно в личном покое Великого Магистра Карло Карлони деи-Скорлупи. Неправдоподобно, не правда ли? — Рассказчик почему-то самодовольно захихикал. — Ну, и…
— Погодите, погодите, погодите… — бессмысленно, точно спросонья забормотала Лали. — Погодите, погодите!.. Я, кажется, это знаю… Там еще была птичка!.. Верно?
— Вы имеете в виду щебетанье? Да, да!
— Ну, значит, это то самое и есть! Он открывал рот, собираясь соврать, а она ему не позволяла!
— Совершенно верно! Вы знаете эту легенду, Лали? Птичка щебетала, не позволяя лгать, а потом он бежал, и люди гнались за ним с палками, и он спасся, нырнув среди чистого поля в норку!
— В барсучью! — радостно подтвердила Лали. И они засмеялись, не договаривая, как два заговорщика, знающих секрет.
— Кто спрятался? Как он мог спрятаться? — раздраженно придирался Фрукти. — Этот Карлони-Марлони? Разве может человек, сколько его ни колоти палкой, залезть в норку?
— При помощи легкого волшебства? Это совсем просто.
— А-а, вранье! — зевнул Фрукти.
— А вот нас уже увидели и делают нам приглашающие знаки. Пошли!
Глава 11
О ЖЕЛЕЗНОМ ОШЕЙНИКЕ В КАМЕННОЙ ТЕМНИЦЕ
Лохматый Старший Механик подземных работ встретил их и повел ярко освещенными электричеством подземными коридорами к Башне.
— Сейчас мы их уже привели в порядок и начали вывозить отсюда! — Старший Механик на ходу мотнул головой в ту сторону, где у стены были аккуратно сложены штабелем множество скелетов. — А поглядели бы вы, как они выглядели, когда мы только вскрыли подземелье под основанием Башни. Будто вприсядку плясали или утреннюю зарядку делали… Пожалуйте вот сюда, надо подняться по лестнице.
Они потянулись цепочкой по крутой винтовой лестнице. У профессора Финстера с каждой ступенькой становился все более торжествующий вид.
— Вы ведете нас в личные покои Великого Магистра Карло Карлони деи-Скорлупи? Я не ошибаюсь, не правда ли? — с непонятной торжественностью во всеуслышание спросил профессор.
— Вы совершенно точно выразились, — с усмешкой отозвался Механик. — Именно в личные покои этой старой обезьяны. Вот и последний поворот.
Слегка запыхавшись после долгого подъема по крутым каменным лестницам, Финстер тихо сиял. Вид у него теперь был как у фокусника, уже запустившего руку в свою шляпу, но еще не выхватившего из нее, всем на удивление, кролика.
Все гурьбой вошли в помещение верхнего этажа. Высоко вознесенное над землей, изнутри оно было похоже на дно давно пересохшего каменного колодца. Толстые круглые стены грубого серого камня. В холодном камине черные языки копоти от бревен, сгоревших в нем тысячу лет назад.
Намертво вделанная в толщу стены свисала цепь, красная от ржавчины. Нижние ее звенья, казалось, ползли по полу, как змея, в последнем извиве вцепившаяся зубами в пустой, намертво заклепанный железный ошейник, до того изъеденный временем, что казался серым, картонным.
— Вот! — Профессор Финстер с таким торжеством поднял руку, точно выхватил за уши всем напоказ целую дюжину болтающих в воздухе лапками кроликов. — Мы находимся в Башне, считавшейся легендарной, мы видим камин, упоминаемый в легенде, и даже цепь с ошейником, куда заковал своего пленника отнюдь не легендарный Карло Карлони деи-Скорлупи. Подумайте, какое блестящее подтверждение! Самые невероятные мифы, предания, легенды всегда несут в основе действительные происшествия, факты!
— Верно, верно! — весело отозвался Механик. — Тут все, как описывалось в легенде. Вот, поглядите, тут ниша… как будто в скале вырублена, верно? Знаете, что это?.. Потеха… Такое не всякий раз и на раскопках встретишь. Обыкновенных узников, врагов и всяких там пленников он держал в подземелье, прямо под полом помещения для стражи… Да вы их сами видели, они сложены там, внизу… Ну, а самого своего драгоценного, секретного или опасного врага он держал у себя на глазах, вот тут, значит… Интересно, верно? Старый черт напялит ночной колпак на плешь, залезет под тепленькое одеяльце, а тот, в ошейнике, вот тут, у стенки напротив, на цепи сидит, ему и спокойно… Вот, видите? Гладкая ложбинка, вроде желобка в полу, около цепи, — это своими телами в камне протерли те, кто тут лежал долгие-предолгие годы.
Только тут все обратили внимание на Лали. Крепко сжав ладонями лицо, она стояла, не отрывая глаз от ошейника, валявшегося на полу.
В смятении она порывисто опустилась на колени около железного ошейника, все еще крепко сжимая ладонями лицо. Остановившимися от ужаса и изумления глазами она не отрываясь смотрела на ржавый обруч, прикованный к цепи, долго и пристально смотрела.
— Ничего, — вдруг проговорила она едва слышным шепотом.
И мужчины почему-то мгновенно, все разом встрепенулись от этого тихого шепота. Никого не замечая, она нагнулась еще ниже и протянула в пустоту тонкие ручки. Пальцы и губы слегка вздрагивали От переполнявшего ее чувства невыносимой жалости. Утешающим, нежно скользящим движением, она провела ладонями в воздухе, очертив невидимый круг, точно едва касаясь головы, зажатой в ошейник.
— Пол тут очень холодный, девочка, — нерешительно заметил Лохматый Механик.
— Очень холодно тебе, бедный человек? — не оборачиваясь, спросила Лали. — Какой ужасный ошейник… Ты потерял надежду?
Все стояли в остолбенении, уставившись на девочку, разговаривающую с пустотой, над ржавым обручем, уже тысячу лет валявшимся на полу.
— Не надо отчаиваться. Освобождение придет! — Она вдруг обернулась к Лохматому. — Ведь в конце концов освобождение от этого ужаса к нему пришло. Правда?
— Нет, — хрипло сказал Лохматый, угрюмо глядя вбок, — к нему не пришло.
— О-о, вы не знаете! — нетерпеливо отмахнулась она. — Оно придет. Разве лебеди не прилетели в самую последнюю минуту перед казнью? Надо верить, и они прилетят!
Лали заговорила медленно, иногда запинаясь. Можно было подумать, что она разговаривает в полусне или сама боится разбудить кого-то, спящего здесь, рядом.
— Да что это с девочкой творится? — растерянно спрашивал Лохматый. — Что это с ней?
К его удивлению, она услышала и живо обернулась. Он увидел ее широко раскрытые, влажно сияющие серые глаза.
— До-олгие годы… — вдумчиво протянула Лали, почти пропела, как жалобную детскую песенку. — Вы говорите: долгие годы!
Она крепко зажмурила глаза и вся сжалась от напряжения. И тут нечто произошло.
Каждый потом вспоминал и описывал это по-разному. Сходились только на одном: все почувствовали, точно их качнуло тугим и легким толчком, будто тяжелая Башня и вся Земля на мгновение потеряли свой вес. Ничто не изменилось, но стало не совсем таким, как было минуту назад.
Розовый туман легонько заклубился, опускаясь с потолка Башни; медленно окутывая, скользнул по волосам, по плечам Лали и как будто его потянуло током воздуха в сильный вентилятор, розоватым, дымным лучом потек в сторону, туда, где невысоко над головой девочки неясно возникли очертания трех полусфер, отдаленно напоминавших своей формой мерцающие автомобильные фары.
Розоватый поток сгустился, заблестел, ожил, точно наполнен был бесчисленным множеством крошечных, полупрозрачных, куда-то спешащих бабочек, и исчез. Остались только «фары», направленные с трех сторон на Лали. Какая-то странная работа усиленно кипела в них: разноцветные и серые спиральки, змейки, точечки непрерывно менялись местами, исчезали и вновь появлялись на их поверхности. Впрочем, о них тут же забыли.
—…Долгие годы? — замирая, повторила Лали. Такие бесконечные долгие дни. И цепь такая короткая не пускала тебя дотянуться даже вот сюда, до этого единственного, такого узенького окошечка, и хотя бы взглянуть на вольный свет, где зеленели вдалеке луга и ласточки с писком проносились над рекой.
Бедный, как ты старался разорвать железный ошейник, какие проклятия выкрикивал, но крик не долетал даже до камня потолка и падал вниз, как птица, отставшая от стаи в перелете..
Дни шли за днями. И каждый день казался тебе бесконечным годом. И годы стали сливаться в один бесконечный день, и ничего не менялось вокруг, только зимой камень холодел, а летом чуть согревался, и узкие щели окошечек-бойниц то совсем темнели, то освещались слабым отсветом солнечных косых лучей! Может быть, едва различимый аромат цветущих лип или скошенных трав долетал к тебе, наполняя нестерпимой сладкой тоской, и в снах ты мчался по вольным лугам на коне, твои белокурые кудри взлетали на ветру, ты был свободен, горд, благороден и смеялся, бросаясь навстречу всем великанам. И сколько блестящих восторгом прекрасных женских лиц, сколько нежных рук, звеня браслетами, устремлялись тебе вслед, и ты просыпался на всем скаку в тяжелом ошейнике на цепи, еще чувствуя нежное прикосновение чьих-то душистых волос, розовых лепестков или губ!
А годы шли, и эти волшебные сны стали тебя покидать. Иногда еще являлся призрак корабля, поднимающего паруса и мостки, перекинутые на пристань в ожидании, когда ты взбежишь на них; изредка кто-то подводил тебе оседланного коня, и медленно начинали приоткрываться створки тяжелых крепостных ворот замка. Но в каждом из этих снов тебя уже не покидало до конца чувство ошейника вокруг горла, не покидало даже сквозь сон сознание, что не взойти тебе на борт уходящего корабля, не вскочить на коня, не раскроются перед тобой ворота…
Наконец тебе стало нестерпимо жалко самого себя. Ведь ты так храбро сражался, слабея от ран, и все-таки победил Великана дикого леса! Освободил страну от его жестокого владычества. И вот какой-то гнусный карлик у тебя украл все, даже твой подвиг! Никто не узнает даже твоего имени! Твое славное, звонкое имя истлеет тут вместе с тобой! И ты плакал, уронив голову на каменный пол, и долго лежал неподвижно, только все глубже с годами становилась ложбинка, протертая твоим живым телом в мертвом камне.
Ничто для тебя не менялось. Холодел камень зимой, и, если ночью несколько пушистых снежинок, налитых тихим лунным светом, залетало в узкое окошко, это было для тебя большое событие, и ты долго вспоминал снежинки и улыбался.
Летом теплел камень, и однажды сильный ветер поднял с земли и закрутил водоворотом лепестки полевых цветов, и веточка акации влетела и упала на пол близко от тебя, но так, что ты не мог до нее дотянуться. Несколько дней ты жадно рассматривал ее издали, как полное новостей письмо из свободного мира.
Это был длинный стебелек; справа и слева, как праздничные флажки на мачте, на нем красовались два ряда продолговатых, овальных листков. Постепенно они завяли и пожелтели, все, кроме одного, на самом верху. Он стал похож теперь на заносчиво вздернутый на верхушку мачты флажок кораблика. Новым событием стал день, когда ты сумел дотянуться кончиком пальца до стебелька и бережно поднести его к глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23