— Это все?
В глазах Рони мелькнула жалость: он любил короля как собственного брата и страдал при виде его мук. Но за любовь ему заплатили черной неблагодарностью, и эту язву следовало вырезать безжалостной рукой.
— Нет, сир. Произведя тайный обыск в Маркусси, мы обнаружили также письменное обязательство короля Испании, согласно которому сын маркизы де Верней признается законным дофином и наследником французской короны — при условии, что будет воспитываться при испанском дворе. У нас есть и письмо, адресованное самой маркизе. Заговор не подлежит сомнению, сир, и в нем замешана вся семья. Вы приказали отрубить голову Бирону за куда меньшее преступление, ведь тогда и речи не было о цареубийстве.
Лицо Генриха IV вдруг побагровело от гнева. На сей раз заговорщики зашли слишком далеко, и он ощутил в своем сердце ненависть, прежде ему неведомую. Генриетта, которую он так любил и любит до сих пор, замышляла его убийство!
— Схватить их, Рони, схватить их всех! В Бастилию всю семью д'Антраг!
— Женщин тоже?
— Нет. Оставьте Марию д'Антраг на свободе. Эта женщина не должна страдать из-за своего мужа и детей.
— А как быть с маркизой де Верней?
Король какое-то мгновение колебался. Стоявший рядом с ним Рони увидел, как он запустил обе руки в волосы и судорожно сжал пальцы.
— Пусть ее отвезут в монастырь Бомон-ле-Тур и держат там под строжайшим наблюдением. А у ее дома поставьте засаду.
2 февраля 1605 года граф Овернский, Франсуа д'Антраг и Томас Морган, обвиненные в государственной измене и оскорблении величества, были приговорены к смертной казни — им должны были отрубить голову на Гревской площади.
На следующий день Генрих IV принял в Лувре мать своей любовницы. Мария д'Антраг упала к ногам короля с мольбой сохранить жизнь мужу и сыну. Генрих IV проявил по отношению к ней свое обычное великодушие. Кроме всего прочего, за долгие месяцы разлуки с Генриеттой его любовь только усилилась, и он не мог смириться с мыслью, что отныне ему придется существовать без нее.
— Мадам, — сказал он бывшей королевской фаворитке, — я отнюдь не желаю смерти вашим родным, хотя они желали моей.
— Простите их, сир! Они были вовлечены в заговор помимо воли. Всем им так дорога моя дочь… они страдали из-за ее ложного положения…
— В таком случае, мадам, меня изумляет твердость духа маркизы де Верней. Она не соизволила ни единым словом, ни одной крохотной записочкой выразить мне свое сожаление и попросить о пощаде.
— Она это сделает, сир, уверяю вас, она это сделает. Бедное дитя, она так несчастна…
— Пусть скажет об этом нам. Пока же я велю отложить казнь.
Час спустя карета мадам д'Антраг стремительно неслась по дороге, ведущей к монастырю, где томилась ее дочь.
— Я никогда не унижусь перед ним! — вскричала Генриетта, выслушав мать. — Все это случилось из-за него. Только он один виноват во всем!
— Дочь моя, не забывайте, что речь идет о жизни вашего отца и брата…
— Король не осмелится их убить.
— Но он казнил Бирона!
— Он не решится пролить кровь, которая навеки встанет между нами. Думаете, я не знаю, как он ждет, чтобы я приползла к нему на коленях? Этого удовольствия я ему не доставлю.
— Но вы сами под ударом, дочь моя! Над вами тяготеет серьезное обвинение, суд отложен лишь на время и может быть в любой момент возобновлен…
Генриетта небрежным жестом отмела это предположение.
— Если король пошлет меня на смерть, все скажут, что он убил свою жену. Народ отвернется от него. Нет, матушка, не просите, я не стану умолять короля о пощаде…
Это было ее последнее слово. Низко поклонившись, Генриетта удалилась в свою келью, а бедной Марии д'Антраг оставалось лишь растерянно глядеть ей вслед.
Однако Генрих IV в очередной раз проявил слабость. Генриетта не пожелала просить о помиловании для себя и для своих родных? Что ж, он принудит ее к благодарности. И в августе 1605 года король даровал жизнь и свободу Франсуа д'Антрагу. Граф Овернский также был помилован, но продолжал оставаться в Бастилии.
Фаворитке пришлось-таки уступить. Она отправила письмо, в котором столь искусно изобразила свое отчаяние, что король возликовал.
«Я люблю, как прежде, — писала коварная Генриетта, — я горю все тем же огнем…» И в заключение уверяла: «Обретя свободу, я стану рабыней вашего величества, пленницей в гораздо большей степени, нежели сейчас…»
Это письмо вновь пробудило страсть короля. Вызвав к себе любовницу, он провозгласил ее невиновность специальным указом от 16 сентября 1605 года и воспретил кому бы то ни было утверждать противное. Генриетта одержала полную победу, а Мария Медичи едва не умерла от ярости. Что до Рони, то он лишь пожал плечами: в руках подобной женщины величайший король вселенной превратился бы в глупого мальчика!
Между тем королева разгневалась до такой степени, что замыслила убийство соперницы. Генриетту вовремя об этом предупредили, и она сочла самым разумным покинуть Париж, чтобы укрыться за мощными стенами замка Верней. Эту услугу ей оказал не кто иной, как фаворит Марии Медичи — очень красивый, очень хитрый и очень жадный флорентиец по имени Кончини, женатый на истеричной карлице, которая пользовалась полным доверием королевы.
Помиловав семейство д'Антраг, Генрих IV добился только одного — завладел пресловутым обязательством жениться. Впрочем, Генриетта прекрасно понимала, что партия проиграна: никогда ей не стать королевой Франции. Мария Медичи почти каждый год рожала детей и, сверх того, начала внушать королю, что ее следует торжественно короновать. Генриетта д'Антраг была слишком хитра, чтобы бороться с неподвластными ей обстоятельствами. Отказавшись от грез о престоле, она решила упрочить свое положение в обществе и приступила к поискам мужа.
Тем временем король возвел ее сына в сан епископа Меца — главного города провинции, которой управлял, могущественный и надменный герцог д'Эпернон, один из злейших врагов короля.
Эпернон, бывший любимец Генриха III, никогда не признавал Беарнца истинным королем Франции. Он ненавидел и презирал его, а потому был постоянным участником всех заговоров, которые затевались в Мальзербе и в Маркусси. Генриетта стала близкой подругой его любовницы Шарлотты дю Тийе — фрейлины королевы. Этому странному трио суждено было сыграть в истории страны роль весьма зловещую…
Но пока Генриетта была целиком поглощена своим новым планом. Она сделала своим любовником — а их у нее было множество помимо короля — молодого герцога де Гиза и вынудила его подписать обязательство жениться. Воистину, это превратилось у нее в настоящую манию! Опьяненный и ослепленный Гиз сделал все, что от него требовали… Он даже отправился к королю, чтобы попросить разрешения вступить в брак с маркизой де Верней… и столкнулся с категорическим отказом. Более того, Генрих потребовал, чтобы герцог немедленно покинул Париж и никуда не выезжал из своих владений. Разъяренная Генриетта поклялась отомстить. До сих пор она была слишком терпелива — но на сей раз король заплатит ей за все!
В канун Рождества 1608 года занятые предпраздничными хлопотами парижане толпились в лавках или спешили домой, чтобы приготовить ужин, поэтому на вечерней службе в маленькой церкви Сен-Жан-ан-Грев у Ратуши почти никого не было. Лишь несколько дам, обитающих по соседству, заглянули сюда в сопровождении служанок или лакеев.
Никто не обратил внимания на человека с высокомерным выражением лица, но одетого скромно и неброско. Широкий черный плащ надежно укрывал его как от холода, так и от слишком любопытных взглядов. Оглядевшись по сторонам, герцог д'Эпернон занял укромное место возле колонны и стал ждать.
Через несколько минут в церковь вошли две женщины: одна в роскошной муаровой накидке, отороченной соболиным мехом, вторая в самом простеньком наряде и с бархатной подушечкой в руках. Генриетта д'Антраг, жестом приказав своей спутнице занять место впереди, преклонила колени рядом с герцогом д'Эперноном. Оба они тут же начали шептаться.
Камеристка поступила к маркизе недавно. Это была простая добрая женщина не слишком знатного происхождения, которой довелось пережить много несчастий, и теперь она осталась одна с ребенком, отданным на воспитание кормилице. Ее звали Жаклин д'Эскоман. Уловив некоторые фразы из оживленного разговора, который шел за ее спиной, она пришла в ужас.
— Это единственный выход, — говорил Эпер-нон. — Иезуиты неоднократно рекомендовали мне этого человека. Он визионер, фанатик, ему ненавистно все, что имеет хоть малейшее отношение к протестантизму. Живет он в Ангулеме, в моей провинции, так что привезти его в Париж не составит труда.
— А вы уверены, что он осмелится нанести удар?
— Говорю вам, это фанатик. Он убежден, что действует по воле божьей и что господь избрал его своим орудием. С ним можно сделать все, что угодно. Он силен, как турок, а вот головой не слишком крепок.
В этот момент на кафедру взошел священник. Это был не кто иной, как грозный отец Гонтье, прославившийся своими страстными проповедями во славу католицизма, которые расходились в списках по всему Парижу. Церковь постепенно заполнялась народом, вскоре громовой голос оратора перекрыл все звуки, и Жаклин д'Эскоман уже не могла следить за продолжением разговора. Однако последние услышанные ею слова были настолько недвусмысленными, что она похолодела от страха. Герцог и маркиза обсуждали план, целью которого было убийство короля Генриха! Жаклин д'Эскоман поняла, что исполнителем должен был стать человек из Ангулема, судя по всему, уже подготовленный к совершению злодеяния…
Перепуганная камеристка решила во что бы то ни стало предупредить короля о том, что его жизни угрожает опасность, но к Генриху ее, разумеется, не допустили. Зато Генриетта, встревоженная дошедшими до нее слухами, поспешила избавиться от своей камеристки и уступила ее осторожной и бдительной Шарлотте дю Тийе.
Между тем герцог д'Эпернон убеждал Генриетту помириться с королевой.
— Очень скоро она будет торжественно коронована, и, если король умрет, вы окажетесь целиком в ее власти. Вам лучше заранее подружиться с ней. Кроме всего прочего, она, как и вы, поддерживает испанскую партию и больше всего боится, как бы король не затеял столь любезную его сердцу войну с целью помочь протестантам в Германии. Наш друг Шарлотта дю Тийе может устроить вам встречу с королевой Марией. Не сомневаюсь, что вы без труда найдете ключик к ее сердцу!
Однако надменная маркиза де Верней все-таки продолжала колебаться: пока она была уверена в собственной власти над королем, ей не хотелось смиряться и предлагать свою дружбу «толстой банкирше». Но в одно прекрасное утро этой власти внезапно пришел конец.
В большой галерее Аувра фрейлины королевы и несколько девушек из знатных семейств репетировали балет «Нимфы Дианы»: они должны были танцевать его во дворце Рони, который стал к тому времени герцогом де Сюлли и пэром Франции. Юные танцовщицы в коротких прозрачных платьицах, с жемчужными лентами и золотыми бантами в волосах грациозно передвигались под музыку; в руке у каждой был настоящий лук или столь же очаровательное серебряное копье. В этот момент король в сопровождении своего друга Бельгарда вышел из кабинета и направился к галерее. Он был в дурном расположении духа, ибо накануне у него произошла жестокая ссора с королевой и крупная размолвка с Генриеттой. Втянув голову в плечи и опустив глаза, он широкими шагами пересек галерею, не обращая никакого внимания на красивое зрелище и чудесную музыку.
Вдруг Бельгард, который в отличие от своего повелителя любезно поклонился девушкам, изумленно вскрикнул:
— О! Взгляните же, сир! Мадемуазель де Монморанси просто восхитительна!
Король поднял голову — и взглянул. Прямо перед ним, подняв серебряное копье и словно бы целясь в монарха, улыбалась прелестная девушка. Пятнадцать лет, золотистые, как солнце, волосы, безупречные формы, сверкающие глаза, чарующая улыбка… Несомненно, мир не видел столь дивного создания, как Шарлотта де Монморанси! Ослепленный король застыл, не в силах произнести ни единого слова.
В тот же вечер он понял, что безумно влюблен в прекрасную нимфу Дианы и сердце его до конца жизни будет принадлежать только очаровательной Шарлотте. Правление Генриетты д'Антраг закончилось — теперь для нее настало время увидеться с королевой…
Встречу взялась подготовить Шарлотта дю Тийе, которая призвала на помощь другую фрейлину королевы — Леонору Галигаи, супругу Кончини. Эта итальянка являлась молочной сестрой Марии Медичи, и таких молочных сестриц надо было еще поискать! Карлица, подверженная приступам истерии, Леонора жила в окружении колдунов, магов и волшебников, обладающих способностью изгонять демонов. Ей постоянно чудилось, будто она попала под власть дьявола, и в подобные минуты на нее было страшно смотреть — так она визжала и корчилась. В надежде прогнать злых духов Леонора питалась толченой яичной скорлупой и отваром из бараньих рогов, и готовить все это нужно было в освященной воде. Ее покои в Лувре пропахли ладаном и сушеной травой, которая курилась днем и ночью, ибо борьба с инфернальными силами требовала постоянного бдения. Вместе с тем Леонора безумно любила своего мужа, обладала тонким и гибким умом, отличалась необыкновенной ловкостью в интригах. Эта странная женщина держала в своих иссохших руках душу и волю королевы Франции.
Когда Генриетта в сопровождении Шарлотты дю Тийе и Леоноры Галигаи появилась в королевских апартаментах, Мария Медичи встретила ее довольно холодным кивком. Но маркиза ответила таким глубоким реверансом, что уязвленная гордость флорентийки была удовлетворена. Потом завязалась беседа… настолько интересная, что вскоре обе женщины пришли к полному согласию: обе они были унижены одним и тем же мужчиной — отчего бы им не объединиться против него? Ничто так не сближает соперниц, как общая месть. Король же настолько обезумел от страсти к прекрасной Шарлотте де Монморанси, которую выдал замуж за принца Конде в надежде на его снисходительность, что королева и бывшая фаворитка скрежетали зубами от бессильной ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52