– Вы, разумеется, никогда не встречали нашу прабабушку?– Нет.– Неудивительно. У нее редко находится время для общения.– Но ведь у пожилых людей обычно времени хоть отбавляй.– Только не у Сигрид. У нее столько всяких планов и дел, а она такая старая, что времени у нее осталось немного.– Но она же слепая.– Да, но она лепит скульптуры. Раньше она рисовала пейзажи. Жалко, что она не может посмотреть на пейзажи Розильды. Думаю, они бы ей понравились.Иногда она звала Арильда и Розильду к себе, чтобы Розильда рассказала ей о своих картинах. Она пытливо выспрашивала о теме, композиции и цвете. Розильда должна была подробно написать обо всем, а затем Арильд читал это вслух. Старуха выслушивала все очень внимательно и давала добрые советы. Но ни о чем, кроме живописи, она с ними никогда не разговаривала.– Даже о погоде, – рассмеялся Арильд. – А я ее и вовсе не интересую.Но он по этому поводу нисколько не расстраивается, заверил меня Арильд. Он рассказал, что раньше Сигрид была глухой. Это было еще в те времена, когда она рисовала, и по ее пейзажам было видно, что они нарисованы глухим человеком. Она умела рисовать тишину, сказал Арильд. Что бы она ни рисовала – людей ли, или пейзажи, – они всегда утопали в безмолвии.– Мне бы так хотелось посмотреть на ее картины, – сказала я.По глазам Арильда я увидела, что он оценил мой интерес.– Значит, нам надо попытаться это устроить. Раз в год – в свой день рождения – Сигрид устраивает прием. Это будет на днях. Может быть, Берте тоже разрешат пойти с нами.– Спасибо, я с удовольствием.– Когда Сигрид ослепла, к ней словно каким-то чудом вернулся слух, – продолжал рассказывать Арильд.– Странно.Но он только рассмеялся. Ничего странного в этом нет. Сигрид расходовала свои ресурсы небольшими порциями. Жизнь у нее внутри всегда била ключом, так что ей вполне было достаточно какого-то одного органа чувств. Ее глухота была защитной реакцией. Если бы она и слышала, и видела одновременно, это давно могло бы ее убить. И тогда бы она никогда не дожила до такого преклонного возраста. Она любила жизнь. – Но ведь слепота создает большие трудности, разве не так? А как же люди? Ведь каждому хочется видеть перед собой того, с кем говоришь.– Не знаю, не знаю. Слух у нее прекрасный. Сама она утверждает, что сейчас ей гораздо легче понять, что перед ней за человек.Когда она еще не ослепла, ее легко вводили в заблуждение такие вещи, как внешний вид. А сейчас она полностью сосредоточивается на голосе, который, по ее мнению, говорит о человеке гораздо больше, чем улыбки и взгляды. Она прислушивается к тому, какие слова выбирает собеседник, когда он делает паузы, к его беспричинным смешкам, и самое главное – она слышит то, о чем человек умалчивает, о чем он избегает говорить. Таким образом она вникает в основное содержание беседы, ее не сбивают с толку мимика и жесты.В тот момент мы как раз проходили мимо лестницы, ведущей наверх, в апартаменты Лидии Стеншерна, и я невольно остановилась. Арильд быстро повернулся и увлек меня вперед.– Нет, туда мы не пойдем!– Извините, я и не собиралась.Я вздрогнула. Арильд изменился в лице, внезапно он стал резким и посмотрел на меня почти враждебно.– Никому не позволено туда ходить! Я за себя не отвечаю, если кто-то там окажется.Голос у него был недобрый, но на самом деле эта враждебность была направлена не на меня, слова вырвались нечаянно. Он тотчас улыбнулся.– Вы еще не устали, мы можем двинуться дальше?– Пойдемте.Арильд снова принялся рассказывать о том, как им живется в замке зимой. Теперь он говорил о портретах. У большинства из них на раме написаны имя, а также годы жизни, но есть несколько картин с незнакомыми людьми, они-то и интересовали Арильда больше всего. Но он вовсе не пытался разузнать, кто они такие.– Нет, мне это безразлично. Мне интересно общаться с ними.Увидев мое изумленное лицо, он рассмеялся.– Берта, конечно же, в это не верит. Но у нас это прекрасно получается. Мы обмениваемся мыслями.А происходило это так: Арильд брал с собой книгу и зачитывал несколько строк кому-нибудь из незнакомцев, изображенных на картинах. Например, какое-нибудь непонятное место из книги. Возможно, это выглядело довольно странно, но он всегда получал разъяснение. Если один незнакомец не мог ответить на его вопрос, то отвечал другой. Хотя иногда Арильду приходилось обойти несколько портретов, прежде чем он получал ответ. Они помогали ему забыть свой собственный ход мыслей и посмотреть на непонятное место в новой перспективе, каждый вносил свою лепту. Теперь он так хорошо изучил эти безмолвные лица, что знал, к кому с каким вопросом лучше обращаться. Некоторое время спустя он стал понимать, что они за люди, но о своих судьбах они ему так и не поведали. И мысли свои они держали в тайне. Арильд посмотрел на меня.– Теперь вы думаете, что я болтаю глупости?– Нет, почему же? Мне кажется, все это очень интересно. Дома у меня есть несколько кукол, с которыми я часто обсуждаю что-нибудь, чего не понимаю сама.Арильд посмотрел на меня с любопытством, и я сильно покраснела. Может быть, он имел в виду совсем другое?– Карл тоже говорит, что есть свой смысл в том, чтобы разговаривать с портретами. У него уже есть среди них свои друзья.– Вот как?Меня это задело, но Арильд улыбнулся и заговорил о другом. Он спросил, заметила ли я, что замок построен таким образом, что в какое бы окно ты ни посмотрел, ты всегда увидишь помимо всего прочего часть самого здания, кусочек стены, лестницы, часть башни или что-нибудь еще. Таким образом, ты всегда помнишь о том, где ты находишься. Ты помнишь о том, что находишься взаперти. Отсюда тебе не выбраться. Поэтому ты никогда не чувствуешь себя по-настоящему свободным, глядя в окна, каким бы прекрасным ни был открывающийся оттуда пейзаж.Арильд вздохнул.– Я чувствую себя как тюрьме – сказал он.На это мне ответить было нечего, поэтому беседа остановилась. Мы молча шли по коридору. Словно мы оба перестали доверять своим голосам. Внезапно в воздухе повисла какая-то тяжесть. Мы заговорили шепотом. Иногда перед нами откуда ни возьмись появлялись преданные слуги и точно также внезапно исчезали.Я устала и задержалась у одного из окон.– Наверно, я пойду к себе наверх, мне надо немного отдохнуть перед ужином.– Конечно. Не стану задерживать.– Мне было очень приятно…И тут мой взгляд упал на опушку леса.Я увидела Розильду и Каролину. Розильда сидела у мольберта и рисовала, а Каролина стояла, прислонившись к дереву, глядя на картину. Вид, как всегда, был прекрасный. Я раздумывала о том, как заманить к себе Каролину, чтобы поговорить с ней. И тут немного поодаль от них между деревьями я увидела белую фигуру. Розильда и Каролина были настолько поглощены друг другом, что, по всей вероятности, ее не замечали. Вспомнив о белых тенях на картинах Розильды, я невольно вздрогнула.– Кто это? – спросила я Арильда.– Вы разве не видите? Это же Розильда и Каролина.– Да, но кто стоит немного поодаль? Там, позади, среди деревьев.– Я никого не вижу.Когда я снова посмотрела туда, фигура исчезла, среди деревьев никого не было. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Только поздним вечером мне удалось остаться наедине с Каролиной. Розильду я видела мельком за ужином. Поговорить нам толком не удалось, но мне показалось, что она очень рада моему возвращению. О пропавших блокнотах она не сказала ни слова, и я уже понадеялась, что эта неприятная история осталась позади.Однако все было не так уж и гладко. Скорее наоборот, все стало только хуже, и Каролина была серьезно огорчена. Вместе с Розильдой она ходила в ту комнату в башне, где хранились блокноты, и своими глазами видела, что не хватает почти целой полки. Сегодня часть блокнотов опять стояла на своих местах, но теперь исчезли другие.– Ну и что с того! Должна же она понимать, что я просто не могла их взять! Ведь все это время меня здесь не было!Каролина грустно посмотрела на меня.К сожалению, это ничего не доказывает. Блокноты появились на полке сегодня после обеда, как раз когда я вернулась в замок, а исчезли они, когда я уехала. И это только укрепило Розильду в ее подозрениях. Я запросто могла прокрасться наверх и поставить их на место, как только приехала.– Но если и так, хорошо, допустим, я поставила их на место, но уж наверно я не стала бы брать новые?Каролина покачала головой. Она-то, конечно, со мной согласна, но с Розильдой ничего не поделаешь.– Но ведь всю вторую половину дня я была вместе с Арильдом. Разве она об этом не знает?– Знает, но ведь сначала ты пошла в свою комнату разобрать вещи.– Да, ну и что? Я там пробыла минут двадцать. От силы полчаса.– Добежать до комнаты в башне можно за несколько минут.– Но ведь тогда бы меня увидел Арильд! Он все это время ждал меня в коридоре.Но все было впустую. Мне вовсе не обязательно проходить мимо Арильда. В моей комнате две двери, так что я спокойно могла незамеченной прокрасться в комнату в башне.Кроме того, никто не знает, с какого времени Арильд меня дожидался.Я в полном отчаянии смотрела на Каролину. И что она на самом деле обо всем этом думает? Это же бред чистой воды.– У меня такое чувство, будто ты изо всех сил ищешь доказательства того, что это я брала блокноты. И это вместо того, чтобы мне помочь.– Ты о чем? Я что, должна утешать тебя, когда на самом деле надо быть начеку? Думаешь, это может помочь? Я тебе верю, но сейчас речь идет о том, чтобы и других заставить поверить, что это так.– Но теперь, когда все меня подозревают, почему они держатся так дружелюбно? Почему Арильд мне ничего не сказал?– Они же воспитанные люди. Как будто ты не знаешь. Ты ведь сама воспитана в том же духе. Надо быть вежливым, нельзя показывать, что ты думаешь на самом деле, это дурной тон…Я потеряла дар речи. Конечно же, все мы должны быть чуткими и внимательными к людям и во всем проявлять такт. Но притворству нас никто не учил, по крайней мере сознательно. Ведь это совсем другое. Надо же различать деликатность и лицемерие. А улыбаться, когда в душе у тебя таятся мрачные подозрения, – по-моему, это лицемерие.– Но ведь вы именно так и делаете, – сказала Каролина.С ней-то все понятно. Мне давно уже известно, что Каролина думает о нашем воспитании. Но вот уж кому-кому, а ей насчет притворства лучше помалкивать.Но времени ссориться не было. Она и вправду расстроилась из-за того, что все так получилось. Единственное, чего я не могла понять, так это почему она не встретила меня на станции, если знала, что дело зашло так далеко.– Почему ты меня не встретила?– Потому что выглядело бы это по-идиотски.– Вот этого я не понимаю.– Неужели не понимаешь?– Нет.Ну как же. Каролина сказала, что, если бы она помчалась мне навстречу, все бы подумали, что она тоже считает меня виноватой и хочет обо всем предупредить. Все только этого и дожидались. Вера передала ей от меня привет и тут же предложила поехать с экипажем на станцию. Но Каролина поблагодарила и отказалась.– Так что теперь я надеюсь, они поймут, что хотя бы я убеждена в твоей невиновности. Я-то знаю, что делаю.Да, она действительно права. Каролина все предусмотрела. Но все равно, она должна была доказать Розильде, что я ее блокнотов не брала.Разве комната в башне обычно не заперта?Нет, Розильда не считала нужным запирать на ключ свои блокноты. Она верила, что никто не станет их брать. Тем более что ничего тайного в них не было, и она не стала бы переживать, если бы кто-нибудь их прочитал. Розильда думала, что многое из того, что там написано, понятно только ей. Она бы и сейчас ничего не сказала, если бы я не была единственной подозреваемой, а она не хотела, чтобы блокноты увозили за пределы замка. К тому же она считала, что с моей стороны было чистым коварством делать это у нее за спиной. Если бы я спросила разрешения, она позволила бы мне взять сколько угодно.– Розильда хочет быть уверенной в том, что на нас можно положиться, – сказала Каролина.Я почувствовала себя совершенно бессильной. Каролина посмотрела на меня.– Мы должны найти настоящего виновника. Самое неприятное, что я даже не догадываюсь, кто это может быть. А ты?– Я тоже.– Ты себе не представляешь, какие мысли приходили мне в голову. Что за этим стоит? Что может понадобиться человеку, который их взял?– Может быть, он ищет каких-то объяснений?– Среди каких-то отрывочных слов и незаконченных предложений? По-моему, это безнадежно. Все равно что искать иголку в стоге сена.Это, конечно, так. Но ведь тот, кто брал блокноты, делал это довольно-таки регулярно. Каждый раз исчезали блокноты, исписанные за определенный год. А может быть, этот кто-то искал какие-то особенные сведения и перечитывал все с начала до конца?Каролина кивнула.– Может быть. Но кто?Амалия отпадает. Аксель и Вера Торсон тоже.– Но ведь Вера страшно любопытна, – сказала я.– Она бы никогда не осмелилась. К тому же она бы сразу поняла, что пользы от этого никакой. Я имею в виду, что сплетен из этих блокнотов не почерпнешь. Напрасный труд.– Может быть, кто-нибудь из слуг? Ведь они привыкли к тому, что они такие незаметные, никто их не слышит и не видит.Но Каролина покачала головой.– Зачем им это надо? Многие из них наверняка даже читать не умеют.– А что ты думаешь насчет Сигрид?– Она же совсем старая, да и потом – она никогда не выходит из своих апартаментов. К тому же она слепая. Значит кто-то должен читать ей вслух. Нет, это отпадает.Сколько мы ни гадали, так ни до чего и не додумались.– А что говорит Розильда? – спросила я.– Да она же уверена, что это ты.– Неужели она вообще больше никого не подозревает?– Нет, не подозревает.– А зачем, по ее мнению, мне это нужно?– Ну как, она думает, что ты хочешь ее получше узнать. И на самом деле ей в какой-то мере это лестно.– Лестно? Вот этого я совсем не понимаю.Мы посмотрели друг на друга. Неужели тут совсем ничего не поделаешь? Я спросила у Каролины, кто знает о пропаже.– Насколько мне известно, только Арильд. Думаю, Розильда никому об этом не сказала, и я тоже.– А Арильд?– Он говорил об этом только со мной, – Каролина поморщила лоб и пристально на меня посмотрела. – Есть еще один вариант, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41