Доставка супер магазин Wodolei
Барт выиски
вал их, прогуливаясь своей старой торчковой походкой, терпеливо, осторож
но и медленно, ронял им в обескровленные ладони несколько часов тепла.
Однажды прикола ради я сходил с ним на один такой обход. Знаете, как старик
и уже теряют всякий стыд по части еды, и когда смотришь на них, тошнит? Со ст
арыми торчками точно так же насчет мусора. Они лепечут и повизгивают при
виде его. Слюна висит у них с подбородков, в животе урчит и все нутро у них с
крежещет в перистальтике, пока они лизнуть собираются, растворяя присто
йную кожу своего тела, так и ждешь, что в любой момент сейчас огромный пузы
рь протоплазмы вырвется из них на поверхность и всосет в себя мусор. Отвр
атительное зрелище в натуре.
«Что ж, мои мальчишечки тоже такими когда-нибудь станут,» подумал я филос
офски. «Странная штука жизнь, а?»
И вот, значит, обратно в центр, к станции Шеридан-Сквер, на тот случай если д
ушман еще рыщет по подсобкам.
Я говорил, что это ненадолго. Я знал, что они там свои макли плетут и злую ме
нтовскую порчу наводят, подкидывая мне моргалки в Ливенворте. «Бесполез
но его на иглу подсаживать, Майк.»
Я слышал, что они замели Чапина на колесах. Этот старый евнух обесхуевший
просто сидел в подвале участка, пичкая его сериками денно и нощно, год за г
одом. А когда Чапин кинулся в петлю в Коннектикуте, этого старого акуса на
ходят со свернутой шеей.
«С лестницы упал,» говорят. Знаете эту вечную ментовскую баланду.
Мусор весь окружен чарами и табу, заговорами и амулетами. Я мог отыскать с
воего связного в Мехико как по радару. «Не на этой улице, на следующей, нап
раво… теперь налево. Теперь опять направо,» а вот и он, беззубое старушечь
е лицо и вымаранные глаза.
Я знаю, что этот старый сбытчик ходит везде и мычит себе под нос песенку, и
все, мимо кого он проходит, подхватывают. Он так сер и призрачен, что они ег
о не замечают и думают, что песенка у них сама в мозгах мычится. Так клиент
ы и подсаживаются на Улыбки, или на Я Настроен Любить, или на Говорят, Мы Сл
ишком Молоды, Чтобы Ходить Вместе Долго, или на то, что у него сегодня в про
грамме. Иногда можно увидеть, к примеру, полсотни крысячьего вида пыжико
в, до визга оприходованных, бегущих гурьбой за парнишкой с губной гармош
кой, и сидит Чувак на плетеном стульчике, хлеб лебедям кидает, жирный трав
естит прогуливает свою афганскую борзую по Восточным Пятидесятым, стар
ый алкаш ссыт на Эль столбо, радикал из студентов-еврейчиков раздает лис
товки на Вашингтон-Сквер, садовник стрижет кусты, дезинсектор, рекламны
й фрукт в Недике, что запанибрата с продавцом. Всемирная сеть торчков, нас
троенная на пуповину протухшей молофьи, перетягивающаяся в меблирашка
х, дрожащая в предутренних ломках. (Старые Медвежатники сосут черный дым
в подсобке Китайской прачечной, а Меланхоличная Малышка подыхает от пер
едоза временем или отвыкши дышать в долбате) В Йемене, Париже, Новом Орлеа
не, Мехико и Стамбуле Ц дрожа под отбойными молотками и паровыми экскав
аторами, по-торчковому визгливо драконя друг друга на чем свет стоит, ник
то из нас ничего подобного прежде не слыхал, а Чувак высунулся из проезжа
ющего парового катка, и я грюкнулся в ведерко гудрона. (Примечание: Стамбу
л сейчас сносят и отстраивают заново, особенно ветхие торчковые квартал
ы. В Стамбуле больше героиновых героев, чем в Нью-Йорке) Живые и мертвые, в т
оске или откидоне, подсевшие или спрыгнувшие, или подсевшие снова, заход
ят они на лучик мусора, а Связник жует Чоп-Суи на Долорес-Стрит, пеленг Мех
ико, макая пальцами фунтовый кекс в кафетерии самообслуживания, загнанн
ый сюда с толкучки с цепи сорвавшейся сворой Людей. (Примечание: Люди на но
ворлеанском жаргоне значит душманы)
Старый Китаец зачерпывает речной воды в ржавую консервную банку и промы
вает сифилис тяги, плотный и черный как шлак. (Примечание: Сифилис тяги Ц
это пепел скуренного опия)
Ладно, у душманов остались моя ложка с пипеткой, и я знаю, что они выходят н
а мою частоту по наводке этого слепого стукача, известного под именем Ви
лли-Диск. У Вилли круглый рот, похожий на диск, обрамленный чувствительно
й, постоянно встающей черной волосней. Он ослеп, ширяясь в глазное яблоко,
нос и нчбо у него изъедены от вдыхания гаррика, а тело Ц сплошная зарубце
вавшаяся масса, тердая и сухая как дерево. Говно жрать он может теперь тол
ько этим своим ртом, иногда тот покачивается на конце длинной трубки экт
оплазмы, нащупывающей эту неслышную частоту мусора. Он идет за мной по сл
еду через весь город в номера, из которых я уже выехал, и душманы наезжают
на каких-то новобрачных из Сиу-Фоллз.
«Ладно, Ли! Выходи из-за занавески! Мы знаем, что ты там» Ц и тотчас выдерги
вают у парня член.
И вот Вилли припекает, и ты всегда слышишь в темноте его (он функционирует
только в темноте) скулеж и чувствуешь ужасающую настырность этого слепо
го, ищущего рта. Когда они уже подтягиваются кого-то брать, Вилли совершен
но выходит из-под контроля и ртом проедает дырку прямо в двери. Если менты
не успеют утихомирить его разрядником для скота, он готов высосать все с
оки из каждого наркоши, которого вложил.
И я сам знал, и все остальные знали, что они спустили на меня Диска. И если мо
и пацаны-клиенты когда-нибудь расколются в суде: «Он заставлял меня сове
ршать всякие ужасные половые акты в обмен на мусор,» Ц я могу навсегда ра
сцеловаться с топталовкой.
Поэтому мы затариваемся гарриком, покупаем подержанный студебеккер и о
тчаливаем на Запад.
Линчеватель закосил под шизу, одержимого бесами: «Я стоял вне себя, пытая
сь остановить призрачными пальцами эти повешения… Я дух, желающий того ж
е, чего хотят все духи Ц тела Ц после того как Долгое Время перемещался п
о ничем не пахнущим переулкам пространства где никакой жизни нет только
бесцветная никакого запаха смерти… Никто не в состоянии дышать и чуять е
е запах сквозь розовые спирали хрящей окаймленных кристальными соплям
и, говном времени и плотскими фильтрами черной крови как кружевом.»
Он стоял там в продолговатой тени зала суда, все лицо изодрано будто изло
манная пленка похотями и голодами личиночных органов копошащихся в пре
дполагаемой эктоплазменной плоти мусорного оттяга (десять дней на инее
во время Первого Слушания) плоти блекнущей при первом молчаливом касани
и мусора.
Я видел как это произошло. Десять фунтов скинуто за десять минут стоя со ш
прицем в одной руке поддерживая штаны другой, его отрекшаяся плоть пылае
т холодным желтым нимбом, именно там в нью-йоркском гостиничном номере…
ночная тумбочка замусорена конфетными коробками, окурками сигарет, кас
кадом сыплющихся из трех пепельниц, мозаика бессонных ночей и внезапных
приступов голода у торчка в тасках лелеющего свою младенческую плоть…
Линчевателя судит Федеральный Суд по обвинению в самосуде Линча и он ока
зывается в Федеральном Дурдоме специально приспособленном к содержани
ю духов: точное, прозаичное воздействие объектов… умывальник… дверь… па
раша… решетки… вот они… вот оно… все связи обрезаны… снаружи ничего… Мер
твый Тупик… И Мертвый Тупик в каждом лице…
Физические перемены сначала были медленны, затем поскакали вперед черн
ыми толчками, проваливаясь сквозь его вялую ткань, смывая человеческие ч
ерты… В его месте вечной тьмы рот и глаза Ц это один орган бросающийся ще
лкая прозрачными зубами… но ни один орган не постоянен в том что касаетс
я либо его функции либо его положения… половые органы дают побеги где уг
одно… задние проходы открываются, испражняются и закрываются снова… ве
сь организм целиком изменяет цвет и консистенцию за какие-то доли секун
ды…
Бажбан Ц угроза обществу из-за своих приступов, как он их называет. К нем
у подступал Лох Внутри а это шарманка которую никто не может остановить;
под Филькой он выскакивает из машины отмазать нас у блондинки и легавым
одного взгляда на его рожу хватило чтобы замести всех нас.
Семьдесят два часа и пятеро клементов в кумаре с нами в стойле. Теперь не ж
елая разлатывать свою заначку перед этими голодными чушпанами, приходи
тся поманеврировать и дать сламу на фараона прежде чем оттырить себе отд
ельную морилу.
Запасливые торчки, иначе белочки, хранят курки против любого шмона. Ширя
ясь всякий раз, несколько капель я намеренно роняю в жилетный кармашек, п
одкладка вся уже заскорузла от ширева. Пластиковая пипетка хранилась у м
еня в башмаке, английская булавка вколота в ремень. Знаете, как описывают
эти прибамбасы с пипеткой и булавкой: «Она схватила безопасную булавку,
всю ржавую от запекшейся крови, выдолбила здоровенную дырку у себя в ног
е, как бы раззявившуюся непристойным, гноящимся хавлом ожидающим невыра
зимого совокупления с пипеткой, уже засунутой ею прочь с глаз в зияющую р
ану. Но ее отвратительная гальванизированная нужда (голод насекомых в пе
ресохших местах) обломила пипетку во глубине плоти ее изуродованного бе
дра (похожего скорее на плакат об опасности эрозии почв). Но какая ей разни
ца? Она даже не побеспокоилась вынуть осколки, глядя глядя на свою окрова
вленную ляжку холодными пустыми глазами торговки мясом. Какое ей дело до
атомной бомбы, до вольтанутых клопов, до злокачественной квартплаты, Др
ужелюбная Касса уже готова изъять ее просроченную плоть… Сладких снов т
ебе, Пантопонная Роза.»
В реальной же сцене вы щипком захватываете немного мякоти ноги и быстро
пронзаете ее булавкой. Затем прилаживаете пипетку над отверстием, а не в
нем, и медленно и осторожно подаете раствор, чтобы не брызнуло за края… Ко
гда я схватил Бажбана за бедро плоть подалась под пальцами как воск да та
к и осталась, и медленная капелька гноя просочилась из дырочки. А я никогд
а не дотрагивался до живого тела, такого холодного, как у Бажбана тогда в Ф
ильке…
Я решил обломить его если даже это значило спертую пьянку. (Это такой англ
ийский деревенский обычай, когда нужно устранить престарелых и прикова
нных к постели иждивенцев. Семья, подверженная такого рода несчастью, ус
траивает «спертую пьянку», когда гости заваливают матрасами старую обу
зу, сами забираются сверху и надираются вусмерть) Бажбан Ц мертвый груз
нашего дела и должен быть выведен в трущобы мира. (Это африканский ритуал.
В обязанности того, кого официально называют «Проводником», входит выво
дить всяких старперов в джунгли и там бросать)
Приступы Бажбана становятся привычным состоянием. Фараоны, швейцары, со
баки и секретарши рычат при его приближении. Светлокудрый Бог пал до неп
рикасаемой мерзопакостности. Жохи не меняются, они ломаются, раскалываю
тся вдребезги Ц взрывы материи в холодном межзвездном пространстве, др
ейфуют в разные стороны в космической пыли, оставляют за собою пустое те
ло. Фармазоны всего мира, одного Лоха вам никогда не выставить: Лоха Внутр
и…
Я оставил Бажбана на углу, краснокирпичные развалюхи до небес, под неско
нчаемым дождем копоти. «Схожу наеду на одного знакомого лепилу. Сразу ве
рнусь с хорошей чистой аптечной Мурой… Нет, ты здесь постой Ц не хочу, что
б он еще и на тебя кулак подносил.» Сколь долго бы это ни было, Бажбан, дожид
айся меня вот на этом самом углу. Прощай, Бажбан, прощай, парниша… Куда они
деваются, когда выходят из себя и оставляют тело позади?
Чикаго: невидимая иерархия выпотрошенных итальяшек, вонь атрофировавш
ихся гангстеров, привидение, по которому земелька плачет, сбивает вас на
углу Северной и Хэлстеда, Цицерон, Линкольн-Парк, попрошайка снов, прошло
е вторгается в настоящее, прогорклое очарование одноруких бандитов и пр
идорожных буфетов.
Во Внутрь: обширнейший подотдел внутренних дел, антенны телевидения упе
рты в бессмысленное небо. В жизнеупорных домах цацкаются с молодняком, в
питывают в себя немного того, что он отвергает. Только молодняк приносит
что-то, а молодым он остается недолго. (Сквозь решетки Восточного Сент-Лу
иса пролегает мертвая граница, дни речных лодок) Иллинойс и Миссури, миаз
м кучеройных народов, низкопоклонствующих в обожествлении Источника П
ищи, жестокие и уродливые празднества, тупиковый ужас Многоногого Бога п
ростирается от Кучевилля до лунных пустынь перуанского побережья.
Америка Ц не юная страна: она была стара, грязна и зла еще до первопоселен
цев, до индейцев. Зло затаилось там в ожидании.
И вечно легавые: уравновешенные и ловкие наймиты полиции штата с высшим
образованием, отрепетированная примирительная скороговорка, электрон
ные глаза просвечивают насквозь вашу машину и вещи, одежду и лицо; оскале
нные крючки больших городов, вкрадчивые деревенские шерифы с чем-то чер
ным и угрожающим в старых глазах цвета поношенной серой байковой рубахи
…
И вечно засады с машиной: в Сент-Луисе махнули студебеккер 42 года (в нем был
встроенный дефект конструкции как и в Бажбане) на старый перегретый лим
узин паккард и еле доехали до Канзас-Сити, а там купили форд, который жрал
топливо, как выяснилось, отказались от него ради джипа, который слишком г
нали (ни к черту они не годятся на шоссе) Ц и спалили у него что-то внутри, н
ачало греметь и перекатываться, вновь пересели на старенький восьмицил
индровый фордик. Если надо доехать до конца, с этим движком ничего не срав
нится, жрет он там горючку или нет.
А тощища США смыкается над нами как никакая другая тоска в мире, хуже, чем
в Андах, высокогорные городки, холодный ветер с открыточных пиков, разре
женный воздух как смерть в горле, речные города Эквадора, малярия, серая к
ак мусор под черным стетсоном, дробовики, заряжаемые с дула, стервятники
роются в грязи посреди улиц Ц и что вас поражает, стоит сойти с парома в М
альмч (на пароме налога на газ не берут) Швеция вышибает из вас всю эту деш
евую, беспошлинную горючку и прямо вытирает об вас ноги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
вал их, прогуливаясь своей старой торчковой походкой, терпеливо, осторож
но и медленно, ронял им в обескровленные ладони несколько часов тепла.
Однажды прикола ради я сходил с ним на один такой обход. Знаете, как старик
и уже теряют всякий стыд по части еды, и когда смотришь на них, тошнит? Со ст
арыми торчками точно так же насчет мусора. Они лепечут и повизгивают при
виде его. Слюна висит у них с подбородков, в животе урчит и все нутро у них с
крежещет в перистальтике, пока они лизнуть собираются, растворяя присто
йную кожу своего тела, так и ждешь, что в любой момент сейчас огромный пузы
рь протоплазмы вырвется из них на поверхность и всосет в себя мусор. Отвр
атительное зрелище в натуре.
«Что ж, мои мальчишечки тоже такими когда-нибудь станут,» подумал я филос
офски. «Странная штука жизнь, а?»
И вот, значит, обратно в центр, к станции Шеридан-Сквер, на тот случай если д
ушман еще рыщет по подсобкам.
Я говорил, что это ненадолго. Я знал, что они там свои макли плетут и злую ме
нтовскую порчу наводят, подкидывая мне моргалки в Ливенворте. «Бесполез
но его на иглу подсаживать, Майк.»
Я слышал, что они замели Чапина на колесах. Этот старый евнух обесхуевший
просто сидел в подвале участка, пичкая его сериками денно и нощно, год за г
одом. А когда Чапин кинулся в петлю в Коннектикуте, этого старого акуса на
ходят со свернутой шеей.
«С лестницы упал,» говорят. Знаете эту вечную ментовскую баланду.
Мусор весь окружен чарами и табу, заговорами и амулетами. Я мог отыскать с
воего связного в Мехико как по радару. «Не на этой улице, на следующей, нап
раво… теперь налево. Теперь опять направо,» а вот и он, беззубое старушечь
е лицо и вымаранные глаза.
Я знаю, что этот старый сбытчик ходит везде и мычит себе под нос песенку, и
все, мимо кого он проходит, подхватывают. Он так сер и призрачен, что они ег
о не замечают и думают, что песенка у них сама в мозгах мычится. Так клиент
ы и подсаживаются на Улыбки, или на Я Настроен Любить, или на Говорят, Мы Сл
ишком Молоды, Чтобы Ходить Вместе Долго, или на то, что у него сегодня в про
грамме. Иногда можно увидеть, к примеру, полсотни крысячьего вида пыжико
в, до визга оприходованных, бегущих гурьбой за парнишкой с губной гармош
кой, и сидит Чувак на плетеном стульчике, хлеб лебедям кидает, жирный трав
естит прогуливает свою афганскую борзую по Восточным Пятидесятым, стар
ый алкаш ссыт на Эль столбо, радикал из студентов-еврейчиков раздает лис
товки на Вашингтон-Сквер, садовник стрижет кусты, дезинсектор, рекламны
й фрукт в Недике, что запанибрата с продавцом. Всемирная сеть торчков, нас
троенная на пуповину протухшей молофьи, перетягивающаяся в меблирашка
х, дрожащая в предутренних ломках. (Старые Медвежатники сосут черный дым
в подсобке Китайской прачечной, а Меланхоличная Малышка подыхает от пер
едоза временем или отвыкши дышать в долбате) В Йемене, Париже, Новом Орлеа
не, Мехико и Стамбуле Ц дрожа под отбойными молотками и паровыми экскав
аторами, по-торчковому визгливо драконя друг друга на чем свет стоит, ник
то из нас ничего подобного прежде не слыхал, а Чувак высунулся из проезжа
ющего парового катка, и я грюкнулся в ведерко гудрона. (Примечание: Стамбу
л сейчас сносят и отстраивают заново, особенно ветхие торчковые квартал
ы. В Стамбуле больше героиновых героев, чем в Нью-Йорке) Живые и мертвые, в т
оске или откидоне, подсевшие или спрыгнувшие, или подсевшие снова, заход
ят они на лучик мусора, а Связник жует Чоп-Суи на Долорес-Стрит, пеленг Мех
ико, макая пальцами фунтовый кекс в кафетерии самообслуживания, загнанн
ый сюда с толкучки с цепи сорвавшейся сворой Людей. (Примечание: Люди на но
ворлеанском жаргоне значит душманы)
Старый Китаец зачерпывает речной воды в ржавую консервную банку и промы
вает сифилис тяги, плотный и черный как шлак. (Примечание: Сифилис тяги Ц
это пепел скуренного опия)
Ладно, у душманов остались моя ложка с пипеткой, и я знаю, что они выходят н
а мою частоту по наводке этого слепого стукача, известного под именем Ви
лли-Диск. У Вилли круглый рот, похожий на диск, обрамленный чувствительно
й, постоянно встающей черной волосней. Он ослеп, ширяясь в глазное яблоко,
нос и нчбо у него изъедены от вдыхания гаррика, а тело Ц сплошная зарубце
вавшаяся масса, тердая и сухая как дерево. Говно жрать он может теперь тол
ько этим своим ртом, иногда тот покачивается на конце длинной трубки экт
оплазмы, нащупывающей эту неслышную частоту мусора. Он идет за мной по сл
еду через весь город в номера, из которых я уже выехал, и душманы наезжают
на каких-то новобрачных из Сиу-Фоллз.
«Ладно, Ли! Выходи из-за занавески! Мы знаем, что ты там» Ц и тотчас выдерги
вают у парня член.
И вот Вилли припекает, и ты всегда слышишь в темноте его (он функционирует
только в темноте) скулеж и чувствуешь ужасающую настырность этого слепо
го, ищущего рта. Когда они уже подтягиваются кого-то брать, Вилли совершен
но выходит из-под контроля и ртом проедает дырку прямо в двери. Если менты
не успеют утихомирить его разрядником для скота, он готов высосать все с
оки из каждого наркоши, которого вложил.
И я сам знал, и все остальные знали, что они спустили на меня Диска. И если мо
и пацаны-клиенты когда-нибудь расколются в суде: «Он заставлял меня сове
ршать всякие ужасные половые акты в обмен на мусор,» Ц я могу навсегда ра
сцеловаться с топталовкой.
Поэтому мы затариваемся гарриком, покупаем подержанный студебеккер и о
тчаливаем на Запад.
Линчеватель закосил под шизу, одержимого бесами: «Я стоял вне себя, пытая
сь остановить призрачными пальцами эти повешения… Я дух, желающий того ж
е, чего хотят все духи Ц тела Ц после того как Долгое Время перемещался п
о ничем не пахнущим переулкам пространства где никакой жизни нет только
бесцветная никакого запаха смерти… Никто не в состоянии дышать и чуять е
е запах сквозь розовые спирали хрящей окаймленных кристальными соплям
и, говном времени и плотскими фильтрами черной крови как кружевом.»
Он стоял там в продолговатой тени зала суда, все лицо изодрано будто изло
манная пленка похотями и голодами личиночных органов копошащихся в пре
дполагаемой эктоплазменной плоти мусорного оттяга (десять дней на инее
во время Первого Слушания) плоти блекнущей при первом молчаливом касани
и мусора.
Я видел как это произошло. Десять фунтов скинуто за десять минут стоя со ш
прицем в одной руке поддерживая штаны другой, его отрекшаяся плоть пылае
т холодным желтым нимбом, именно там в нью-йоркском гостиничном номере…
ночная тумбочка замусорена конфетными коробками, окурками сигарет, кас
кадом сыплющихся из трех пепельниц, мозаика бессонных ночей и внезапных
приступов голода у торчка в тасках лелеющего свою младенческую плоть…
Линчевателя судит Федеральный Суд по обвинению в самосуде Линча и он ока
зывается в Федеральном Дурдоме специально приспособленном к содержани
ю духов: точное, прозаичное воздействие объектов… умывальник… дверь… па
раша… решетки… вот они… вот оно… все связи обрезаны… снаружи ничего… Мер
твый Тупик… И Мертвый Тупик в каждом лице…
Физические перемены сначала были медленны, затем поскакали вперед черн
ыми толчками, проваливаясь сквозь его вялую ткань, смывая человеческие ч
ерты… В его месте вечной тьмы рот и глаза Ц это один орган бросающийся ще
лкая прозрачными зубами… но ни один орган не постоянен в том что касаетс
я либо его функции либо его положения… половые органы дают побеги где уг
одно… задние проходы открываются, испражняются и закрываются снова… ве
сь организм целиком изменяет цвет и консистенцию за какие-то доли секун
ды…
Бажбан Ц угроза обществу из-за своих приступов, как он их называет. К нем
у подступал Лох Внутри а это шарманка которую никто не может остановить;
под Филькой он выскакивает из машины отмазать нас у блондинки и легавым
одного взгляда на его рожу хватило чтобы замести всех нас.
Семьдесят два часа и пятеро клементов в кумаре с нами в стойле. Теперь не ж
елая разлатывать свою заначку перед этими голодными чушпанами, приходи
тся поманеврировать и дать сламу на фараона прежде чем оттырить себе отд
ельную морилу.
Запасливые торчки, иначе белочки, хранят курки против любого шмона. Ширя
ясь всякий раз, несколько капель я намеренно роняю в жилетный кармашек, п
одкладка вся уже заскорузла от ширева. Пластиковая пипетка хранилась у м
еня в башмаке, английская булавка вколота в ремень. Знаете, как описывают
эти прибамбасы с пипеткой и булавкой: «Она схватила безопасную булавку,
всю ржавую от запекшейся крови, выдолбила здоровенную дырку у себя в ног
е, как бы раззявившуюся непристойным, гноящимся хавлом ожидающим невыра
зимого совокупления с пипеткой, уже засунутой ею прочь с глаз в зияющую р
ану. Но ее отвратительная гальванизированная нужда (голод насекомых в пе
ресохших местах) обломила пипетку во глубине плоти ее изуродованного бе
дра (похожего скорее на плакат об опасности эрозии почв). Но какая ей разни
ца? Она даже не побеспокоилась вынуть осколки, глядя глядя на свою окрова
вленную ляжку холодными пустыми глазами торговки мясом. Какое ей дело до
атомной бомбы, до вольтанутых клопов, до злокачественной квартплаты, Др
ужелюбная Касса уже готова изъять ее просроченную плоть… Сладких снов т
ебе, Пантопонная Роза.»
В реальной же сцене вы щипком захватываете немного мякоти ноги и быстро
пронзаете ее булавкой. Затем прилаживаете пипетку над отверстием, а не в
нем, и медленно и осторожно подаете раствор, чтобы не брызнуло за края… Ко
гда я схватил Бажбана за бедро плоть подалась под пальцами как воск да та
к и осталась, и медленная капелька гноя просочилась из дырочки. А я никогд
а не дотрагивался до живого тела, такого холодного, как у Бажбана тогда в Ф
ильке…
Я решил обломить его если даже это значило спертую пьянку. (Это такой англ
ийский деревенский обычай, когда нужно устранить престарелых и прикова
нных к постели иждивенцев. Семья, подверженная такого рода несчастью, ус
траивает «спертую пьянку», когда гости заваливают матрасами старую обу
зу, сами забираются сверху и надираются вусмерть) Бажбан Ц мертвый груз
нашего дела и должен быть выведен в трущобы мира. (Это африканский ритуал.
В обязанности того, кого официально называют «Проводником», входит выво
дить всяких старперов в джунгли и там бросать)
Приступы Бажбана становятся привычным состоянием. Фараоны, швейцары, со
баки и секретарши рычат при его приближении. Светлокудрый Бог пал до неп
рикасаемой мерзопакостности. Жохи не меняются, они ломаются, раскалываю
тся вдребезги Ц взрывы материи в холодном межзвездном пространстве, др
ейфуют в разные стороны в космической пыли, оставляют за собою пустое те
ло. Фармазоны всего мира, одного Лоха вам никогда не выставить: Лоха Внутр
и…
Я оставил Бажбана на углу, краснокирпичные развалюхи до небес, под неско
нчаемым дождем копоти. «Схожу наеду на одного знакомого лепилу. Сразу ве
рнусь с хорошей чистой аптечной Мурой… Нет, ты здесь постой Ц не хочу, что
б он еще и на тебя кулак подносил.» Сколь долго бы это ни было, Бажбан, дожид
айся меня вот на этом самом углу. Прощай, Бажбан, прощай, парниша… Куда они
деваются, когда выходят из себя и оставляют тело позади?
Чикаго: невидимая иерархия выпотрошенных итальяшек, вонь атрофировавш
ихся гангстеров, привидение, по которому земелька плачет, сбивает вас на
углу Северной и Хэлстеда, Цицерон, Линкольн-Парк, попрошайка снов, прошло
е вторгается в настоящее, прогорклое очарование одноруких бандитов и пр
идорожных буфетов.
Во Внутрь: обширнейший подотдел внутренних дел, антенны телевидения упе
рты в бессмысленное небо. В жизнеупорных домах цацкаются с молодняком, в
питывают в себя немного того, что он отвергает. Только молодняк приносит
что-то, а молодым он остается недолго. (Сквозь решетки Восточного Сент-Лу
иса пролегает мертвая граница, дни речных лодок) Иллинойс и Миссури, миаз
м кучеройных народов, низкопоклонствующих в обожествлении Источника П
ищи, жестокие и уродливые празднества, тупиковый ужас Многоногого Бога п
ростирается от Кучевилля до лунных пустынь перуанского побережья.
Америка Ц не юная страна: она была стара, грязна и зла еще до первопоселен
цев, до индейцев. Зло затаилось там в ожидании.
И вечно легавые: уравновешенные и ловкие наймиты полиции штата с высшим
образованием, отрепетированная примирительная скороговорка, электрон
ные глаза просвечивают насквозь вашу машину и вещи, одежду и лицо; оскале
нные крючки больших городов, вкрадчивые деревенские шерифы с чем-то чер
ным и угрожающим в старых глазах цвета поношенной серой байковой рубахи
…
И вечно засады с машиной: в Сент-Луисе махнули студебеккер 42 года (в нем был
встроенный дефект конструкции как и в Бажбане) на старый перегретый лим
узин паккард и еле доехали до Канзас-Сити, а там купили форд, который жрал
топливо, как выяснилось, отказались от него ради джипа, который слишком г
нали (ни к черту они не годятся на шоссе) Ц и спалили у него что-то внутри, н
ачало греметь и перекатываться, вновь пересели на старенький восьмицил
индровый фордик. Если надо доехать до конца, с этим движком ничего не срав
нится, жрет он там горючку или нет.
А тощища США смыкается над нами как никакая другая тоска в мире, хуже, чем
в Андах, высокогорные городки, холодный ветер с открыточных пиков, разре
женный воздух как смерть в горле, речные города Эквадора, малярия, серая к
ак мусор под черным стетсоном, дробовики, заряжаемые с дула, стервятники
роются в грязи посреди улиц Ц и что вас поражает, стоит сойти с парома в М
альмч (на пароме налога на газ не берут) Швеция вышибает из вас всю эту деш
евую, беспошлинную горючку и прямо вытирает об вас ноги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16