Господи, неужели рядом с ним именно тот самый Ворон, человек-легенда?! Поверить в такое было невероятно трудно, но разрозненные на первый взгляд осколки информации теперь сложились в единое и очевидное целое.
– Будет лучше, если ты забудешь о карточке. Для твоего же блага. – Ворон круто взял вправо, к окраине сосняка. – Мы завершим то, что начали, и расстанемся навсегда…
Блох молчал, не зная, что сказать в ответ. Да и нужно ли?
– До тех пор, пока это не случится, за тобой присмотрят мои люди… – отряхивая ботинки, уже стоя на пешеходной дорожке, сказал Северов. – Завтра-послезавтра перевези оборудование на временное хранение, потом я дам знать, где находится пригодное для операции помещение. Пока.
Развернувшись, Северов быстрым шагом перешел дорогу и скрылся между новостройками.
…Войдя в квартиру, Блох скинул в прихожей пальто, бросил в угол портплед, достал из бара бутылку клюквенной водки «Финляндия» со стаканом и, усевшись в кресло перед тихо бормочущим метровым телевизором, принялся планомерно надираться, выпивая залпом по полстакана обжигающей жидкости и совершенно не ощущая вкуса.

Капитан Дреев

– Я хотел у тебя спросить, сучий потрох, что это такое? – едва сдерживая себя, чтобы немедленно не вцепиться предателю в горло, процедил сквозь сжатые зубы Дреев, бросив перед подполковником лист бумаги с отпечатанным на компьютере текстом и печатью. – Успел-таки, гад ползучий, подсуетиться, да?!
– Что-о-о?! – Обалдев от неслыханной наглости со стороны подчиненного, Трегубов рывком вскочил с кресла и, пунцовея прямо на глазах, вперился в оперативника вылезающими из орбит глазами. – По какому праву вы позволяете себе обращаться ко мне в таком тоне?! Да я тебя, наглец этакий…
– Хавальник закрой, чмо болотное, пока я не вогнал твои зубы тебе в глотку, – глухо произнес Дреев, не отводя глаз. Он ткнул пальцем в принесенный им документ. – Это – результаты экспертизы изъятого у ниггера порошка! И я хочу знать – почему вместо кокаина в упаковке оказалась борная кислота?! Тогда как я передал тебе чистый «кокс», проверенный мной лично на зуб!
– Не может быть! – выпалил подполковник первое, что пришло на ум.
– Ну, конечно, ты об этом даже не знал! Однако дело в том, что, прежде чем отдать «кокс» тебе в присутствии Корнача, я еще дома, ночью после гибели Логинова, проткнул пачку иголкой и проверил содержимое. А потом заплавил отверстие в полиэтилене спичкой. Что, молчишь, паскуда?.. Тогда я тебе отвечу, почему ты подменил «дурь» на кислоту!
Все-таки не удержавшись, капитан метнулся вперед, обеими руками сгреб беззвучно хлопающего губами подполковника за отвороты форменного кителя и, едва не задушив, притянул к себе, тяжело дыша прямо в лицо табачным духом, смешанным с легким запахом коньяка.
– Ты подменил кокаин, из-за которого погиб Костя Логинов, на фуфло, чтобы выгородить своего хозяина! Назвать его имя и цвет кожи или сам догадаешься?! Мразь скользкая… – Отпустив Трегубова, Валера кулаком толкнул его назад, и тот тряпичным кулем упал в огромное кожаное кресло, больно прикусив язык. – Я жду от тебя объяснений, товарищ бывший подполковник. И не доводи меня до кипения, понял?!
– Я… я не понимаю, о чем вы говорите, капитан! – отдышавшись и гордо задрав нос, тем не менее дрогнул голосом Трегубов. – В запаску джипа был спрятан именно тот пакет, который вы…
– Значит, говорить правду мы не хотим? На склероз жалуемся?! – покачал головой Дреев. – Ну что же, придется помочь освежить кое-какие эпизоды из недавнего прошлого. – Сунув руку во внутренний карман куртки, он вытащил две фотографии, те самые, которые были найдены в тайнике Чака, и швырнул их на стол. – Узнаешь, сука?! Это ты и твой загорелый друг обсуждаете дела в дружеской обстановке. Просто идиллия, да и только! Дуэт «Карамельки», бля!..
Прыгающей ладонью подполковник сгреб снимки, скользнул по ним взглядом, и лицо его в считаные секунды из пунцового превратилось в бледное как простыня.
Коротко охнув, Трегубов уронил фотографии на пол и жалобно и опасливо посмотрел на решительное, словно вырубленное из твердого базальта, изможденное лицо опера с провалившимися от недосыпания и постоянного напряжения щеками и залегшими под глазами тенями. Такого волка можно взять только хитрым приемом.
– Я… Меня заставили! – едва слышно прохрипел начальник питерского Управления по борьбе с наркотиками, уронив голову в ладони. – Иначе он убил бы всю мою семью! Ее похитили и два дня держали в сыром подвале, угрожая порезать на части и разбросать их возле дома! Я не мог поступить иначе, Лерой держал меня на крючке!
– Ах ты, бедная овечка, – брезгливо поморщился капитан, беря со стола сигареты и торопливо закуривая. – Может, сбегать, травки свеженькой тебе нарвать?! Ой, прости, я забыл, что на улице – зима!
– Валера, я тебя прошу… дай мне шанс! – умоляюще глядя на опера, заканючил Трегубов, со стороны выглядевший окончательно сломленным. – Я договорюсь с экспертом, верну ему кокаин, и он сделает другое заключение!.. Я выполню все, что скажешь! Черномазый будет гнить в тюрьме до гробовой доски, только не губи меня и не оставляй мою несчастную семью бедной и опозоренной! Им и без того пришлось несладко, натерпелись…
В кабинете повисла гнетущая тишина.
– Почему сразу не сообщил в ФСБ, когда их похитили?! – сделав несколько жадных затяжек, после длинного молчания, уже заметно спокойнее спросил Валера. – СОБР из этого шакала и его псов котлету бы сделал, и не пришлось бы доказуху на наркотики собирать! Слизняк ты, Трегубов, а не мент…
– Я напишу рапорт! – почуяв изменение в голосе опера, с удвоенной энергией продолжал заливаться соловьем «раскаявшийся» начальник. – Как только дело нигерийца передадут в прокуратуру, я уволюсь из органов! Честное слово офицера!
– Какой ты офицер, тля навозная? – скривил губы Дреев. – Не позорься лучше, сопли утри! Смотреть противно… И эта мразь командовала мной и другими нашими мужиками почти два года…
– Скажи… ты… еще никому не говорил про… кокаин? – решившись запустить пробный шар, тихо и осторожно спросил Трегубов, искоса поглядывая на нахмурившего брови, окутанного клубами сигаретного дыма оперативника. – Откуда у тебя эти снимки? Только пойми меня правильно, Валера, я готов на все, но мне нужны гарантии.
– Не ссы, шкура, кроме меня о твоих тёрках с Лероем знает только мертвец, у которого я одолжил фотки, но жмурики, как известно, разговаривают только в кино и сказках, так что… Значит, говоришь, готов на все, только бы избежать зоны?! – прищурился капитан, глядя на продажного мента покрасневшими от усталости и дыма глазами. – Без базара?!
– Клянусь! Только не губи, Христом богом тебя прошу, как мужик – мужика! Если бы не семья – я ни в жизнь, заставили, сволочи!
– Это ты сейчас так складно поешь, червь навозный, потому как знаешь – твоя грязная душонка целиком в моей власти! Захочу – кончу, захочу – помилую, – скрипнув зубами, резонно заметил опер и, в упор посмотрев на скуксившегося под его тяжелым взглядом подполковника, наконец устало произнес: – Ладно, дам я тебе шанс, крыса, но учти: попробуешь соскочить – тюрьмой уже не отделаешься. Потому как гадов, не понимающих языка человеческого, давить надо, каблуком по горлу…
Предостерегающе погрозив кулаком, капитан отвел глаза от рыхлой рожи Трегубова, поворотом кисти раздавил в стеклянной пепельнице окурок и наклонился под стол, чтобы поднять выпавшие из дрожащей руки подполковника фотографии. И тем самым потерял контроль над ситуацией, упустив начальника из виду на какие-то две секунды…
Судорожно ищущий выход из почти безнадежного положения Трегубов вдруг спинным мозгом понял, что это – его последний и единственный шанс на спасение. Предатель не верил обещаниям упрямого опера отпустить его с миром и уж тем более не собирался плясать под его дудку.
Вмиг вспомнив все, чему его много лет назад учили инструктора на тренировках по самообороне, и сообразив, что достать капитана ни ногой, ни кулаками не удастся, мусор, подгоняемый страхом и желанием отомстить за унижение, схватил стоящую на столе декоративную чернильницу из зеленого малахита и, замахнувшись, ударил ею по голове в последний момент разгадавшего коварный замысел и попытавшегося отпрыгнуть в сторону капитана.
Пройдя по касательной, тяжелая антикварная болванка все-таки ударила Дреева точно в затылок.
Решившийся на рискованный шантаж капитан распластался на ковре, выронив поднятые фотографии, и затих.
Промокнув рукавом кителя струящийся со лба холодный пот, подполковник, пошатываясь, вышел из-за стола, нагнулся и, положив руку на шею опера, пощупал пульс. Он едва ощущался, но крови на голове капитана заметно не было…
Быстро обшарив его пиджак в поисках оставшихся фотографий и не обнаружив ничего, Трегубов нащупал кобуру с пистолетом, извлек с помощью носового платка табельный ПМ Дреева, вытряхнул из него все патроны, кроме одного, и, сняв с предохранителя, вложил ему в правую руку, сжав пальцы на рукоятке.
Затем поднял чернильницу и поставил на стол.
Патроны с фотографиями убрал во вмонтированный в стену, под декоративной пластиковой панелью, несгораемый сейф и запер его на ключ.
Хладнокровно извлек из ящика стола лежащий там поверх смятой форменной рубашки с погонами «стечкин» и перевел его в боевое положение.
Снова наклонился над Дреевым, осторожно, словно опасаясь, что опер притворяется и сейчас вдруг очнется, перевернул его на спину, взял за руку с пистолетом и, тщательно примерившись, нажал на спусковой крючок.
В тишине кабинета выстрел пээма показался грохотом полевой гаубицы.
Чиркнув по рукаву, тупоносая пуля с визгом ушла в стену, пробив висевший на ней застекленный и ретушированный кремлевским художником фотопортрет президента России аккурат между бровей.
Вскрикнув и зажмурившись от полыхнувшей, словно молния, острой боли, окончательно превратившийся в хладнокровную машину для убийства Трегубов, не мешкая, направил свой судорожно прыгающий в руке «стечкин» в левую сторону груди капитана и выстрелил дважды подряд. На пиджаке опера появились две круглые опаленные дырочки, вокруг которых на глазах расплылось багровое пятно.
С первого взгляда было понятно, что капитан мертв.
– Допрыгался, ублюдок! – скрипящим голосом прошептал мусор. Из его легких со свистом вырывался воздух. – Забыл, что на каждую хитрую задницу всегда найдется хер с винтом. Падло…
Устало повалившись в кресло, подполковник бросил пистолет на стол с таким видом, будто это была скользкая гадюка, приложил скомканный носовой платок к легкой, сочащейся кровью ране на левой руке и принялся ждать, пока в пропахший порохом кабинет, встревоженные тремя выстрелами, не ворвутся вооруженные табельными стволами милиционеры и не застанут невиданную для здания ГУВД картину происшедшего между ментами побоища.
Версия, которую начальник УБНОНа собирался преподнести коллегам, назначенным проводить расследование инцидента, казалась ему вполне убедительной и правдоподобной.
Главное – он убрал с дороги опасного свидетеля, единственного, как ему казалось в этот момент, человека, который мог реально разоблачить его связи с наркомафией и подтвердить факт подмены кокаина на безвредный, практически неотличимый с виду порошок борной кислоты…


Часть седьмая
Побег

Евгений Блох

Проснувшись в начале девятого утра с жуткой головной болью и выворачивающей наизнанку тошнотой, пластический хирург Блох, перед глазами которого до сих пор стояли картинки из наконец-то прервавшегося кошмарного сна, в котором грозный убийца Ворон при помощи пассатижей сдирал с него, живого и подвешенного на дыбе, шкуру и присыпал свежие раны солью, со стоном сполз с кровати.
Придерживаясь за стену, доктор босиком кое-как доковылял до кухни, распахнул забитый до упора импортной деликатесной жратвой холодильник «Электролюкс» и с жадностью присосался к пакету молока с ухмыляющейся очкастой старухой на картинке.
Отбросив опустевший пакет в сторону, хирург вытащил из морозильника вакуумную упаковку с очищенными мидиями, разорвал ее зубами и, активно работая челюстями, стал судорожно поглощать застывших океанских моллюсков, ощущая, как в его измученный выпитым накануне алкоголем организм капля за каплей возвращается жизнь.
Проглотив последнюю ракушечную мякоть цвета детской неожиданности, Блох некоторое время постоял, отдышавшись, а потом вытер руки куском бумажного полотенца и прошлепал в прихожую, где дрожащей рукой снял с базы трубку радиотелефона…
– Алло, это авиакассы на Невском?! – услышав на том конце миловидный женский голосок, с трудом шевеля непослушным от холода языком, прохрипел хирург. – Мне нужен билет бизнес-класса до Хельсинки, на завтрашнее утро… Оплата наличными, в кассе. Фамилия?.. Блох… Хорошо, я выкуплю сегодня же! – рявкнул Евгений, с тихим стоном прикрыв глаза от волной накатившей боли в висках.
Нажав на сброс, он набрал номер медсестры Анечки. Она сняла трубку после длинной серии гудков.
– Киска, я тебя разбудил? Извини… Просто вот хочу с утра пораньше поинтересоваться, не изменила ли ты свое мнение относительно нашего совместного проживания?.. С чего вдруг? А сколько можно находиться между небом и землей, в неопределенности, пора вить гнездо, я думаю… Рад это слышать! И я тебя тоже, малышка!.. – состроив кривую рожу своему отражению в настенном зеркале, ангельским голосом подтвердил эскулап. – Ну, раз так, то ты должна для начала кое в чем мне помочь… Мне нужно срочно сваливать из города, а лучше вообще из страны… Да-да – все из-за этих проклятых гэбэшников, будь они неладны!.. Спецы прищучили одного мафиози, которому я еще до нашего с тобой знакомства, при Романове, слепил новую физиономию, а он в разговоре со своими дружками пригрозил распять меня на Дворцовой площади… Хорошо, добрые люди везде есть, вовремя сообщили… Ну и Выхухолева, как выяснилось, тоже не зря языком трепала, вчера по чистой случайности жив остался… – с чувством сообщил обескураженной подруге Блох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44