— А отчего загнулся второй?
— Сердце отказало. Я с трудом наскребла тысячу на похороны.
— Судья оставил после себя шесть.
— И это все?— От удивления и недоверия у нее расширились глаза.
— Ни ценных бумаг, ни акций. Разваливающийся особняк, участок земли плюс шесть тысяч долларов в банке.
Клаудиа сокрушенно покачала головой. Видно было, что слова Рэя не вызвали у нее и тени сомнения. Выходит, о банкнотах в коробках она действительно ничего не знала.
— Как ты намерен поступить с домом?
— Форрест собирался сжечь его и получить страховку…
— Вполне разумно.
— …но особняк будет продан.
Послышался осторожный стук в дверь. На пороге стоял преподобный отец Палмер, он пришел, чтобы уточнить вопрос о похоронах: процессия должна тронуться в путь через два часа.
Направляясь к машине, Клаудиа все-таки обняла Рэя за плечи.
— Стыдно признаться, но я была к тебе несправедлива,— шепнула она.
— Всего доброго, Клаудиа. В церкви встретимся.
— Он так и не простил меня, Рэй.
— Я тебя прощаю.
— Правда?
— Правда. Да хранит тебя Господь. Мы же друзья.
— Благодарю тебя, Рэй. Ты очень добр.
Клаудиа обняла его еще раз, из глаз вновь заструились слезы. Рэй помог ей усесться в машину, золотисто-зеленый «кадиллак».
— А тебя отец простил, Рэй?— спросила она, поворачивая ключ зажигания.
— Сомневаюсь.
— И я так думаю.
— Сейчас это уже не важно. Пусть упокоится с миром.
— Ведь он умел быть настоящим с-с-сукиным сыном!
Рэй едва сдержал смех. Только что семидесятилетняя любовница его отдавшего Богу душу отца назвала великого человека сукиным сыном!
— Умел, умел. Еще каким,— согласился он.
ГЛАВА 12
Дубовый гроб с телом судьи Ройбена В. Этли был пронесен по центральному проходу храма и установлен в алтарной части, где стоял преподобный отец Палмер в черной сутане. По просьбе сыновей крышку гроба закрыли — к великому разочарованию собравшихся, большинство из которых свято придерживались традиции: во время отпевания полагалось смотреть на лицо усопшего.
— Ни за что,— решительно отказался Рэй, когда мистер Мэйгарджел мягко посоветовал ему поднять крышку.
Священник воздел руки над головой, плавно опустил их, и, повинуясь этому жесту, люди заняли свои места на скамьях.
Справа от преподобного Палмера в первом ряду сидели представители семьи — сыновья покинувшего земную юдоль судьи Этли. Одетый в новый костюм Рэй выглядел чрезвычайно усталым. Готовясь к церемонии, Форрест остановил свой выбор на потертых джинсах и замшевом пиджаке. Рэя поразило то, что брат явился в храм абсолютно трезвым.
За их спинами виднелась мощная фигура Гарри Рекса. Позади него уселись бывшие коллеги судьи. Многие так одряхлели, что, казалось, готовы были отдать Богу душу прямо сейчас, не дожидаясь конца скорбного ритуала.
По левую руку от Палмера разместились самые именитые горожане: бывший губернатор, мэр, местные политики, два или три члена Верховного суда штата. Никогда еще в истории Клэнтона его жители не видели столь представительного собрания.
Храм был полон, люди плотной массой стояли вдоль стен под стрельчатыми готическими окнами с великолепными витражами. Народ толпился и на балконе, балюстраду которого опутывали провода, бежавшие к скрытым динамикам от установленного в алтаре микрофона.
Торжественность обстановки подействовала на Рэя угнетающе. Форрест украдкой поглядывал на часы. В церковь он прибыл с пятнадцатиминутным опозданием и выслушал произнесенную гневным шепотом отповедь Гарри Рекса. Как сообщил брат, купленный днем ранее костюм оказался испачканным, поэтому пришлось облачиться в джинсы и замшевый пиджак. По словам Элли, пиджак вполне соответствовал случаю.
Сама она со своими тремястами фунтами так и не решилась выйти из дома, за что и Рэй, и Гарри Рекс испытывали к подруге Форреста искреннюю благодарность. По крайней мере ей удалось удержать безутешного сироту от запоя. Хотя вряд ли надолго. Дурное предчувствие не обманывало Рэя и раньше, теперь же оно настойчиво гнало его назад, в Виргинию.
Преподобный отец Палмер прочел краткую, но страстную молитву в память достойнейшего гражданина своей страны и уступил место у микрофона детскому хору, который годом раньше завоевал высшую награду на музыкальном конкурсе в Нью-Йорке. Оплатил поездку, конечно же, судья Этли. Хор исполнил две трогательные песни — их Рэй слышал впервые.
Первую прощальную речь — а их, по настоянию Рэя, ожидалось всего две — произнес древний старец, который едва смог подняться на кафедру. Но, оказавшись перед микрофоном, он сразу покорил аудиторию своим глубоким, мощным голосом. Десятилетия назад пожилой джентльмен сидел вместе с судьей на одной студенческой скамье. Собравшиеся выслушали пару лишенных и намека на юмор историй их молодости, после чего звучный голос сменился неясным бормотанием. Затем преподобный Палмер прочувствованно утешил сограждан: потеря безмерна, сказал святой отец, однако будем признательны Господу за то, что Он дал нашему общему другу и защитнику прожить долгую, полную ярких событий жизнь.
Вторым выступил чернокожий юноша по имени Накита Пул, легенда во плоти и гордость Клэнтона. Родом Пул был из весьма неблагополучной семьи, и, если бы не преподаватель химии, трудный подросток не смог бы окончить среднюю школу и пополнил собой ряды бездомных бродяг. Впервые увидев его на процессе по делу защиты прав ребенка, судья принял живое участие в судьбе мальчика. Пул обладал удивительными способностями к точным наукам. Оказавшись во главе списка лучших выпускников школы, он разослал свои документы по самым престижным колледжам страны и из каждого получил приглашение на учебу. Судья написал десяток рекомендательных писем, связался с влиятельными друзьями. В Результате Накита выбрал Йельский университет, чье руководство предложило молодому человеку блестящую программу, в которой имелся единственный минус — отсутствие стипендии. Четыре года подряд судья переписывался с Пулом, еженедельно отправляя ему конверт с чеком на двадцать пять долларов.
— Не мне одному почтальон приносил такие конверты,— падали в безмолвную аудиторию слова юноши.— Нас были десятки.
Прослушав курс наук, Накита стал дипломированным врачом и готовился к отъезду на два года в Африку — волонтером.
— Мне будет очень не хватать его писем,— закончил Пул.
Присутствующие в зале дамы смахивали слезы.
Следующим к микрофону вышел Торбер Форман, коронер. На протяжении многих лет он являлся непременным участником каждой проходившей в городе траурной церемонии. Незадолго до смерти судья выразил особое желание, чтобы во время его похорон Торбер исполнил под мандолину «Иду навстречу Тебе, Господи». Прерываемый сдержанными рыданиями псалом прозвучал светло и печально.
Форрест прикладывал к повлажневшим глазам довольно чистый носовой платок. Не сводя взгляда с крышки гроба, Рэй размышлял о том, откуда в кабинете отца взялась гора банкнот. Где мог судья наткнуться на такое богатство? Думал ли о том, что будет с деньгами после его смерти?
Но вот преподобный отец осенил аудиторию широким крестом, носильщики подхватили гроб и двинулись к выходу. В сопровождении мистера Мэйгарджела братья спустились по мраморным ступеням во двор, где их ждал поблескивавший черным лаком катафалк. Следом из храма выплеснулась толпа, разбилась на ручейки. Люди рассаживались по машинам, чтобы добраться до кладбища.
Как и каждый провинциальный городок, Клэнтон уважал похоронные процессии. Движение на улицах замирало. Останавливались пешеходы, провожая печальными взорами катафалк и вереницу автомобилей за ним. Боковые выезды на магистраль блокировали одетые в парадную форму полисмены.
Катафалк объехал по кругу площадь, на которой стояло здание суда. Легкий ветерок развевал приспущенный национальный флаг. Проститься с судьей Этли высыпали даже торговцы из магазинчиков.
Вечный покой судья обретет на фамильном участке, бок о бок с безвременно покинувшей этот мир супругой, среди своих всеми уважаемых предков. Он станет последним Этли, чей прах будет погребен в плодородной земле штата Миссисипи. Данное обстоятельство было пока еще никому не известно, хотя до него, если говорить откровенно, никому и не было дела. Рэй предпочел огненную стихию, а потом чтобы пепел развеяли по ветру над горами. Признавая в душе, что опередит старшего брата, Форрест не утруждал себя проработкой деталей и ставил одно-единственное условие: только не Клэнтон. Элли пыталась склонить его к мысли о склепе, Рэй убеждал в преимуществе кремации. Однако Форрест пропускал их речи мимо ушей.
Люди сгрудились под пурпурным тентом, заботливо растянутым помощниками мистера Мэйгарджела, но места хватило далеко не всем. Полотнище покрывало глубокую яму и всего четыре ряда складных стульев — их должно было быть не меньше сотни.
Сидя на стульях и почти упираясь коленями в гроб, братья слушали заключительное слово отца Палмера. Опустив взгляд в разверстую могилу, Рэй начал осознавать, насколько суетными вопросами заняты его мысли. Больше всего на свете в эту минуту ему хотелось бы очутиться дома, в кругу коллег и учеников. Ладони соскучились по штурвалу, перед глазами, с высоты птичьего полета, раскинулась долина Шенандоа. Он испытывал усталость и легкое раздражение: возле могилы предстояло потратить еще пару часов на бессмысленную болтовню с теми, кто, видите ли, помнил его ребенком.
Чистым сопрано супруга настоятеля церкви Святой Троицы затянула торжественный гимн. Ее высокий, напряженно вибрирующий голос заставил смолкнуть даже щебетавших в зелени пичуг.
Бойскаут протрубил сигнал «отбой», и толпа разразилась прощальными криками. Командир взвода резервистов аккуратно сложил звездно-полосатый флаг и вручил хлюпавшему носом Форресту. По знаку Гарри Рекса Рэй склонился над гробом, провел по полированному дубу правой рукой и встал у могилы на колени.
Обряд подходил к концу. Близилось время обеда. «Сиди я недвижно у гроба,— подумал Рэй,— и они бы разошлись, оставили бы меня одного». Сделав два шага, опустил на плечо брата свою тяжелую руку Форрест. Со стороны оба казались каменным изваянием. Гарри Рекс выбрался из-под тента, чтобы поблагодарить прибывших на кладбище известных людей, воздать должное трудам преподобного отца Палмера и великолепному голосу супруги настоятеля. Клаудии он мягко посоветовал отправиться домой. С лопатами в руках под раскидистым деревом терпеливо ждали могильщики.
Когда возле гроба никого не осталось, Гарри Рекс опустился на соседний с Форрестом стул. Все трое просидели в молчании около четверти часа. Никому не хотелось уходить. Единственным доносившимся до слуха звуком было негромкое перешептывание могильщиков. Ни Рэй, ни форрест не обращали на приглушенные голоса мужчин ни малейшего внимания. Они хоронили родного отца и не думали о том, что могильщики могли куда-то спешить.
— Очень по-доброму все получилось,— уронил наконец Гарри Рекс, считавшийся экспертом в подобных вопросах.
— Судья был бы доволен,— кивнул Форрест.
— Он любил принимать участие в хороших похоронах,— добавил Рэй.— И терпеть не мог свадеб.
— О, а мне свадьбы нравятся,— возразил Гарри Рекс.
— А какая лучше?— не удержался Форрест.— Четвертая? Пятая?
— Пока четвертая, но я не зарекаюсь.
Подошедший к ним откуда-то сзади кладбищенский служащий в сером комбинезоне вежливо спросил:
— Простите, можно опускать?
Братья растерянно посмотрели друг на друга. Инициативу взял в свои руки Гарри Рекс:
— Да, пожалуйста.
Мужчина повернул головку стопора, и гроб начал медленно погружаться в землю. Когда он коснулся дна, служитель вытянул из могилы широкие ремни, скатал их и беззвучно исчез. К краю ямы подступили могильщики.
— Все кончено,— сказал Гарри Рекс.
Поминальный обед в мексиканском ресторанчике на окраине города состоял из вареных кукурузных зерен, перемешанных с кусочками наперченного мяса, и кока-колы. Посетителей в заведении почти не было, никто не подходил к братьям с докучливыми соболезнованиями. Все трое сидели за круглым деревянным столом в тени огромного красного зонта. По близлежащей автостраде мимо проносились машины.
— Когда ты намерен отправиться домой?— поинтересовался Гарри Рекс.
— Завтра утром,— ответил Рэй.
— Предстоит завершить кое-какие дела.
— Помню. После обеда приступим.
— Что за дела?— осведомился Форрест.
— Возня с бумагами,— вздохнул Гарри Рекс.— Через пару недель состоится регистрация завещания. Необходимо покопаться в папках судьи, прикинуть объем работы.
— Не хотел бы я оказаться на месте душеприказчика,— сочувственно заметил Форрест.
— Но ты мог бы помочь.
Сделав глоток кока-колы, Рэй подумал об «ауди», которая ждала его на оживленной улочке вблизи пресвитерианской церкви. Там, по идее, лежавшим в багажнике мешкам ничто не угрожало.
— Вчера ночью я побывал в казино,— ровным голосом сообщил он.
— В каком из них?— спросил Гарри Рекс.
— Что-то вроде «Санта-Фе», первом по пути от города. Тебе оно знакомо?
— Как и все остальные.— Судя по тону, Гарри Рекс досконально изучил бытовавшие в окрестностях Клэнтона пороки — за исключением, пожалуй, наркотиков.
— Мне тоже,— вставил Форрест. Для него исключений не существовало.— Много выиграл?
— Пару тысяч в блэкджек. И еще администрация оплатила мой номер в отеле.
— А я выложил деньги за номер из собственного кармана. Даже, наверное, не за номер — за этаж,— пожаловался Гарри Рекс.
— Зато выпивку там подают бесплатно. Как-никак двадцать долларов стакан,— бросил Форрест.
Рэй проглотил кусочек мяса и решил забросить наживку:
— У отца в кабинете мне попался на глаза коробок спичек из «Санта-Фе». Что, и судье приходилось сиживать за зеленым сукном?
— А как же,— отозвался Гарри Рекс.— Мы со стариком объявлялись там не реже раза в неделю. Он любил бросить кости.
— Отец?— переспросил Форрест.— Отец делал ставки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35