Вспыхнул зеленый свет. Пора! Ощущая на себе строгие взоры судей, Адам откашлялся и ринулся в атаку.
В течение пяти минут он, старательно избегая зрительного контакта со слушателями, слово в слово повторял доводы, изложенные в тексте протеста. Судьи сдержанными жестами смахивали с лиц кружившие по залу тончайшие ниточки паутины – стоял как-никак конец июля.
– Мистер Холл, боюсь, все это нам уже знакомо, – с некоторым раздражением в голосе заметила Т. Эйлин Джуди. – Грамоте нас научили еще в школе.
Мистер Холл воспринял замечание как должное. Адам же подумал: “В моем распоряжении двадцать минут, и даже если бы я половину этого времени читал алфавит, вам бы следовало меня выслушать”. Но в состязательном процессе подобные колкости считались нормой.
– Да, ваша честь.
Стандартное обращение не указывало, слава Богу, на принадлежность судьи к какому-либо полу. Адам тут же завел речь о результатах экспериментов, в ходе которых лабораторные крысы подвергались воздействию цианистого водорода. В представленных суду бумагах выводы исследователей не упоминались. Эксперименты имели место в Швеции примерно годом ранее. Биологи ставили своей целью доказать, что вдыхание ядовитого газа не вызывает моментальной гибели организма. Финансировал исследования некий европейский фонд защиты американцев, осужденных на смертную казнь.
Крысы не желали умирать и бились в мучительных конвульсиях. На пять – семь минут сердце и легкие зверька прекращали функционировать, а затем вновь пробуждались к жизни. Газ разрывал кровеносные сосуды, в том числе и в мозгу, что приводило к неконтролируемым сокращениям мышц. Грызуны визжали и истекали слюной.
Суть сводилась к тому, что вместо мгновенной смерти крысы подвергались форменному истязанию. Эксперименты были проведены с чисто научной обстоятельностью, на различных по массе и темпераменту зверьках. В среднем смерть наступала на десятой минуте.
Сообщая подробности, Адам успокоился. Судьи же не только внимательно слушали лекцию, тема ее, казалось, доставляла им явное наслаждение.
Всю эту ценную информацию Адам обнаружил в комментарии к делу недавно казненного в Северной Каролине преступника. Набранный мелким шрифтом, широкой публике комментарий был почти неизвестен.
– Так, позвольте задать один очень прямой вопрос, – фальцетом перебил его Робишоу. – Вы против казни вашего клиента в газовой камере, поскольку такая смерть представляется вам чрезмерно жестокой. Означает ли это, что вы выступаете за смертельную инъекцию?
– Нет, ваша честь. Я имел в виду совершенно иное. Я вообще против казни, вне зависимости от ее способов.
– Однако смертельная инъекция как способ наименее отвратительна?
– Все способы отвратительны. Смертельная инъекция – наименее жестокий. Нет никаких сомнений в том, что смерть в газовой камере чудовищна.
– Хуже смерти от взрыва? Взрыва динамита?
В зале повисла гнетущая тишина. Последнее слово Робишоу произнес едва ли не по слогам; Адам торопливо искал достойный ответ. Макнили бросил на коллегу неприязненный взгляд.
Удар был ниже пояса, но Адам сдержался:
– Сейчас мы говорим о способах казни, ваша честь, не о деяниях, которые приводят человека на скамью смертников.
– Почему вы не желаете поговорить о преступлении?
– Потому что у данного слушания иная задача. Потому что у меня всего двадцать минут, а у моего клиента – всего Двенадцать дней.
– Может быть, вашему клиенту не стоило устанавливать бомбу?
– Со всей определенностью – не стоило. Теперь за это его ждет смерть в газовой камере. По мнению ответчика, к человеку такая казнь применена быть не может.
– А как насчет электрического стула?
– Доводы останутся теми же. Существует немало свидетельств того, что электрический разряд причиняет казнимому страшные муки.
– Тогда расстрел?
– Избыточная жестокость для обеих сторон.
– Повешение?
– О нем мне известно немного, но звучит это жутко.
– Значит, смертельная инъекция. По-моему, она у вас возражений не вызывает.
– Этого я не говорил. Я всего лишь назвал ее наименее жестоким способом.
К спору подключился Макнили:
– Мистер Холл, почему штат Миссисипи предпочел газовой камере смертельную инъекцию?
Данный аспект Адам детально развивал и в тексте ходатайства, и в протесте. Стало ясно: Макнили – союзник.
– Предыстория вопроса изложена в направленных суду документах, ваша честь. Буду краток: это сделано с целью упростить процедуру казни. Законодатели пришли к выводу, что подобный способ не столь бесчеловечен, как другие. Он не входит в вопиющее противоречие с конституцией.
– То есть штат признал его более цивилизованным и удобным?
– Да, сэр. Однако принятый в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году закон распространяется лишь на тех, кто был приговорен позже этой даты. В отношении Сэма Кэйхолла он не имеет силы.
– Понимаю. Вы просите нас отказаться от газовой камеры как способа казни. Что произойдет, если мы ответим согласием? Что будет с вашим клиентом и другими, приговоренными еще до восемьдесят четвертого года? Не избегнут ли они правосудия? Закон не предусматривает для них возможности казни методом смертельной инъекции.
Этого хода Адам ждал. Такой же точно вопрос задавал ему Сэм.
– Не могу ответить, ваша честь. Скажу лишь, что верю в здравомыслие властей штата Миссисипи и их готовность принять новый закон, который примет в расчет сложившуюся ситуацию.
Тут сочла необходимым вмешаться и Т. Эйлин Джуди:
– Допустим, новый закон примут, мистер Холл. Что вы тогда намерены опротестовать через три года?
“Светофор” спасительно вспыхнул желтым: осталась одна минута.
– Что-нибудь найду. – Адам улыбнулся. – Дайте время.
– Сходное с вашим дело, мистер Холл, мы уже рассматривали, – сказал Робишоу. – Техасское, вы на него ссылались.
– Да, ваша честь. И я прошу суд пересмотреть принятое решение. В настоящее время едва ли не все штаты склонились в пользу смертельной инъекции. Причины очевидны.
До красного света оставалось несколько секунд, но Адам почел за благо смолкнуть: лишние вопросы были ему ни к чему.
– Благодарю вас.
Он направился к своему месту. Уфф, конец. Для новичка он держался неплохо.
Роксбург был сух и методичен. Он прошелся пару раз по адресу крыс и совершаемых ими преступлений, однако аудитория не оценила деревянный юмор генерального прокурора. Макнили задал государственному обвинителю тот же вопрос, что и Адаму. Роксбург долго анализировал различные способы умерщвления осужденного: газ, электрический стул, веревка или пуля в затылок. Закон был на его стороне, и упустить такой момент он не мог. Отговорив положенные двадцать минут, Роксбург вернулся на свое место.
Досточтимая Т. Эйлин Джуди подвела итог: ввиду весьма сжатых сроков дела решение будет вынесено в ближайшие дни. Присутствующие поднялись, и три фигуры в мантиях покинули зал. Бейлиф объявил перерыв в слушании до утра понедельника.
Пожав руку Роксбургу, Адам устремился к двери, возле которой его поджидал репортер из Джексона.
– Мистер Холл, всего два вопроса.
Адам вежливо, но решительно отказался от комментариев. Журналисты бросились к генеральному прокурору: тот славился своей любовью к прессе.
На улице стояла удушливая жара. Адам надел темные очки.
– Вы обедали? – прозвучал голос за его спиной.
Он обернулся и увидел Лукаса Манна. Мужчины обменялись рукопожатием.
– Даже не завтракал.
– А знаете, они вас слушали. Подобные сообщения всегда бьют по нервам, не правда ли?
– Еще как. Но вы-то зачем приехали?
– Работа. Инспектор просил слетать, разведать ситуацию. Подождем решения, а там уж начнем подготовку. Предлагаю пообедать.
У бровки остановился “кадиллак”, они забрались внутрь.
– Вы ориентируетесь в городе? – спросил Манн.
– Нет. Я здесь впервые.
– В таком случае кафе “Бонтон”, – бросил Лукас водителю и пояснил: – Уютное местечко с хорошей кухней, совсем неподалеку. У вас отличный автомобиль.
– Фирма позаботилась.
Обед начался с нового для Адама блюда – устриц. Пробовать их ему еще не приходилось. Манн с артистизмом смешал острый соус табаско с лимонным соком, опустил туда устрицу, затем положил ее на кусочек крекера и отправил в рот. Первая в жизни устрица Адама соскользнула на скатерть, но вторая оказалась послушнее.
– Главное – не жуйте, – посоветовал Лукас. – Она сама найдет себе дорогу.
Моллюски действительно сами нашли себе дорогу, и, когда тарелка опустела, Адам с облегчением перевел дух. Попивая пиво, оба ждали горячее – креветок под майонезом.
– Собираетесь обжаловать неэффективность защиты? – поинтересовался Манн.
– Мы испробуем все.
– Времени у вас остается совсем немного.
– Катастрофически мало. Похоже, Верховный суд устал от Сэма Кэйхолла. Очередной протест я зарегистрирую сегодня, но не думаю, что Слэттери согласится дать отсрочку.
– Я тоже на это не рассчитываю.
– Каковы мои шансы? Впереди только двенадцать дней.
– Они уменьшаются, однако ситуация в целом почти непредсказуема. Пока, на мой взгляд, сорок девять на пятьдесят один. Несколько лет назад Стокгольм Тернер стоял на пороге газовой камеры, за неделю до казни обжаловать было уже совершенно нечего. Адвокат опустил руки. Тернеру принесли последний обед и…
– …разрешили супружеское свидание. С парой проституток.
– Да. Откуда вы знаете?
– Сэм рассказывал.
– Это правда. А теперь о казни никто и не помышляет. Уверенности тут быть не может.
– Но что вам подсказывает интуиция?
Лукас откинулся на спинку стула, позволив официанту поставить на стол два огромных блюда с креветками.
– Когда речь заходит о казни, моя интуиция молчит. Всякое случается. Ваше дело – писать апелляции. Адвокат вступает в своеобразный марафон и просто не имеет права сдаваться. Защитник Джамбо Пэрриса свалился с сердечным приступом за двенадцать часов до экзекуции.
Прожевав нежное мясо креветки, Адам запил его добрым глотком пива.
– Губернатор желает поговорить со мной. Что скажете? Согласиться?
– Как отнесется к этому ваш клиент?
– Сэм губернатора ненавидит. Он запретил мне всякое общение с Макаллистером.
– Вам следует просить его о помиловании. Такова стандартная практика.
– Вы хорошо знаете Макаллистера?
– Не очень. Прирожденный политикан с грандиозными амбициями. Я не доверился бы ему ни на минуту. Но во власти губернатора помиловать осужденного. Он вправе смягчить приговор, он может заменить казнь пожизненным заключением и может отпустить узника на свободу. Должность наделяет его фактически неограниченными полномочиями. Наверное, Макаллистер – ваша последняя надежда.
– Да поможет нам Господь.
– Как креветки?
– Великолепны.
Некоторое время оба с наслаждением поглощали еду. Испытывая чувство благодарности к Манну за беседу, Адам тем не менее решил не распространяться о стратегии защиты. Ему Лукас нравился, Сэму – нет. По словам деда, Манн работал на власти штата, а власти исполнились твердого намерения осуществить казнь…
* * *
Воспользовавшись рейсом в половине седьмого, Адам мог бы вернуться в Мемфис еще до наступления темноты. Но для чего? Хотелось немного развеяться. Роскошный номер в отеле был оплачен фирмой. А потом, необходимо хотя бы одним глазом взглянуть на Французский квартал.
В шесть вечера он проснулся и обнаружил, что лежит на постели в одежде, не сняв даже туфель. В голове после сна ощущалась тяжесть.
Адам позвонил тете, но к телефону никто не подошел. Надеясь, что Ли не пьяна, он оставил сообщение на автоответчике, умылся и покинул номер. В просторном холле звучала тихая музыка, у стойки бара толпились люди.
На первом же перекрестке он свернул направо и вскоре оказался в толпе туристов. Вечером каждой пятницы Французский квартал начинает бурлить. Загораются разноцветьем огней витрины клубов и многочисленных стриптиз-баров. Сквозь раскрытую дверь одного из них Адам заметил на невысокой сцене почти полностью обнаженных мужчин. Сидевшие в зале дамы рукоплескали. Купив с тележки разносчика слоеный пирожок, он едва не ступил в отвратительную жижу – исторгнутый кем-то полупереваренный ужин. Около часа Холл просидел под открытым небом за столиком кафе, потягивая пиво, а когда на город опустилась темнота, направился к небольшой площади, где труппа заезжих артистов готовилась дать представление. Из дверей католического собора неслись звуки органа. Люди вокруг пили, ели, плясали. На деревянных скамейках целовались парочки.
Со стаканчиком ванильного мороженого в руке Адам зашагал к каналу. В другое время он наверняка бы решился зайти куда-нибудь в поисках прекрасной и одинокой женщины.
Но не сегодня. Группки подвыпивших туристов напомнили ему о Ли. Черт возьми, почему он не полетел в Мемфис? Музыка и беззаботный смех наводили на мысли о Сэме: тот сейчас считает дни и возносит молитвы, прося Бога совершить чудо. Сэму не дано увидеть Новый Орлеан, не дано попробовать устриц, освежиться бутылочкой пива. Не услышать ему волнующих ритмов джаза, не увидеть за работой уличного художника. Никогда уже он не отправится на рыбалку, как не сделает и тысячи других самых простых вещей. Простых для свободного человека.
Если даже Сэм Кэйхолл и переживет 8 августа, то впереди его все равно ждет процесс медленного, но неотвратимого умирания.
Адам торопливо устремился к отелю. Нужно отдохнуть. В понедельник начнется марафон.
ГЛАВА 34
Охранник по имени Тайни надел на Сэма наручники и вывел его в коридор. С собой Сэм прихватил пластиковый пакет с полученными за две прошедших недели письмами поклонников. В течение месяца таких писем приходило около двух сотен – от бывших куклуксклановцев и их почитателей, разного толка расистов, антисемитов и прочих маргиналов. Первые три года Сэм отвечал своим корреспондентам, но потом потерял к ним всякий интерес. Какой смысл? Да, для многих он был героем, однако чем активнее велась переписка, тем безумнее становились его адресаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72