Несколько раз Лизетт проникала в Белькур, забирая оттуда нужные вещи. В одном из сундуков она нашла несколько отрезов шелковой ткани и решила сшить из них пару новых платьев. Получив жалованье, она выкупила из ломбарда свое украшение и была безмерно счастлива, что вернула подарок отца.
Работа на фабрике ей нравилась, и время бежало незаметно. Благодаря живому быстрому уму и склонностью к математике она не испытывала особых трудностей. И очень обрадовалась, когда ее назначили руководителем одного из отделов бухгалтерии.
Несколько раз на улице перед домом или в коридоре она видела Мишеля Феррана. Мишель был адвокатом, имел собственную контору в центре города. Видимо, его карьера складывалась удачно, у него был беззаботный вид, дорогие костюмы, большая квартира, которую он снимал в этом доме, и слуга. Он также был знаком с Люмьерами и, хотя никогда не упоминал об этом, Лизетт подозревала, что он ведет их адвокатские дела.
Однажды, вернувшись с работы и не успев еще снять пальто и шляпу, она услышала стук в дверь. Открыв ее, увидела на пороге Мишеля.
– Надеюсь, не помешал вам, – начал он. – Не хотели бы вы со мной сегодня поужинать? До сих пор мы перекинулись только несколькими короткими фразами, случайно сталкиваясь на улице. Я подумал, а почему бы нам не поговорить в нормальной обстановке, за ужином?
Лизетт была приятно удивлена.
– Конечно! Я тоже буду рада пообщаться с вами. Только мне нужно немного времени, чтобы переодеться.
– Разумеется, – ответил он, довольный, что Лизетт согласилась на его предложение. – Я буду ждать вас внизу.
Уходя, он заглянул в открытую дверь ее комнаты и, обратив внимание на сиреневые обои с розочками, сощурился.
– Как вы живете в окружении этих жутких роз?
Лизетт засмеялась.
– С трудом. Но я собираюсь поменять обои. Он тоже улыбнулся.
– И чем скорее, тем лучше, простите за прямоту. Когда он вышел, Лизетт улыбнулась и несколько минут стояла, прислонившись к двери.
Впереди ее ждал приятный вечер с красивым мужчиной: в ресторане, с белой скатертью, накрахмаленными салфетками и сверкающими хрустальными бокалами с вином, – словом, всем тем, что было для нее так привычно.
Ей вспомнился Филипп. Казалось, его никогда не было в ее жизни, и об этом позаботился Даниэль, он полностью вытеснил неприятные воспоминания, оставив щемящую память о себе.
Лизетт второпях вытащила из гардероба одно из шелковых платьев, подаренных ей Жозефиной. Оно было интенсивного синего цвета и очень шло ей. Недавно она послала Жозефине письмо, в котором благодарила за билет и деньги, но, к ее удивлению, письмо вернулось назад с грифом: «Адресат неизвестен». Она отправила письмо в монастырь, чтобы оттуда его переслали Жозефине, но оно снова вернулось – на сей раз, секретарь аббатисы сообщала, что мадам Жозефина де Венсан уехала за границу и в монастыре не знают ее адрес.
Лизетт очень удивило, что Жозефина не оставила свой адрес даже в монастыре, щедрой покровительницей которого она была. Видимо, у нее были веские основания для этого, но Лизетт не могла представить себе какие.
Она продолжала ломать голову над этой загадкой и сейчас, надевая синее платье. Хотя турнюры уже вышли из моды, заднюю сторону юбки еще украшала пышная драпировка, которая придавала платью особый шик. После родов талия немного раздалась, но с помощью корсета она утянула ее до прежнего осиного объема. Рукава платья были немного ниже локтя, но, к счастью, несколько дней назад Лизетт купила длинные белые перчатки, словно предвидела приглашение Мишеля. Надев ожерелье, серьги и набросив на плечи накидку, Лизетт приготовилась к выходу в свет.
Когда она спустилась вниз, Мишель уже ждал ее. На нем был вечерний костюм. Его взгляд красноречиво свидетельствовал, что он восхищен видом Лизетт.
– Вы выглядите великолепно, мадемуазель Декур!
На улице их ждал экипаж, и они отправились, как и предполагала Лизетт, в лучший ресторан Лиона. В зале играл оркестр, сверкали люстры. Еда была выше всяких похвал, вина – превосходные. Мишель оказался интересным собеседником. Они говорили обо всем, начиная от чего-то серьезного и заканчивая совершеннейшими пустяками. Много и от души смеялись.
Вернувшись домой, Лизетт, стоя у своей двери, поблагодарила Мишеля за приятный вечер.
– Надеюсь, у нас будет много таких вечеров, – ответил он. – Кстати, не прокатиться ли нам на автомобиле в следующее воскресенье?
Лизетт от удивления широко открыла глаза. В последнее время на улицах города появилось довольно много автомобилей, и ей давно хотелось проехаться на таком «чуде».
– О да! Я еще никогда не каталась на автомобиле! А что у вас за машина?
– «Панхард». Я купил его два года назад, когда их только начали выпускать. Сейчас подыскиваю себе новую модель, но пока безуспешно. Правда, не гарантирую, что обойдемся без аварии.
– Я слышала, автомобили часто ломаются.
– Боюсь, вы правы.
– И все же так хочется прокатиться на машине, – Лизетт загорелась этой идеей. – А где вы его держите?
– На соседней улице. Я не пользуюсь машиной в будние дни – в контору предпочитаю ходить пешком.
– Вот почему я никогда не видела вас за рулем.
– Встретимся, скажем, в два часа в воскресенье?
– Да, хорошо. К двум часам я буду готова.
Стоял жаркий день зрелого лета, когда Лизетт в условленное время отправилась к назначенному месту, где у своего двухместного «панхарда» ее ждал Мишель. Роскошное зрелище: сверкающие на солнце фары с латунными ободами, блестящие молдинги. На Мишеле была модная куртка, в руках он держал плащ для Лизетт, который она сразу же надела, прежде чем сесть на мягкое сиденье автомобиля. Накинув на шляпу газовый шарф, она завязала его узлом под подбородком. Несколько раз повернув рукоятку, Мишель оживил своего «железного коня», а потом сел на водительское место и весело подмигнул Лизетт.
– Поехали! – объявил он.
Машина медленно тронулась с места. Скоро они уже проезжали мимо фамильного дома Люмьеров, а потом и роскошных особняков Огюста и Луи, которые стояли рядом с семейным гнездом. Все дома находились недалеко от фабрики. На одной улице вслед за машиной с криками устремилась стая мальчишек. На следующей Мишель показал ей свою контору, располагавшуюся в солидном здании. Когда они выехали за черту города, Мишель прибавил газ, и машина резво покатила по дороге.
Лизетт наслаждалась каждой минутой поездки, хотя машина изрядно громыхала и их часто потряхивало. Сияющими от счастья глазами она смотрела на мелькавшие за окном поля, и рощи, а проезжая вдоль обсаженных деревьями аллей, поднимала голову, глядя на листву, сквозь которую пробивались лучи солнца. Невольно Лизетт вспомнила, как они с Даниэлем колесили по дорогам в его фургоне. В нем, правда, не было двигателя внутреннего сгорания и не шумел мотор – слышался только стук копыт Принца. Впрочем, скорость автомобиля ненамного превосходила скорость старой повозки. Тогда, год назад, когда они с Даниэлем любили друг друга на кукурузном поле, не подозревая о последствиях, стояло такое же знойное лето.
Ее размышления прервал Мишель, неожиданно заговоривший с ней о романе, который он недавно прочитал. У него была хорошая домашняя библиотека, и его заинтересовали литературные вкусы Лизетт.
– Вы можете в любое время пользоваться моими книгами, – любезно предложил он.
Лизетт не успела ответить, что с удовольствием взяла бы у него что-нибудь почитать, как вдруг забарахлил мотор, и машина встала.
– Этого я и боялся! – сказал он и, выскочив из машины, поднял капот.
Лизетт улыбнулась.
– Да, вы меня предупреждали.
Она вышла из машины и, сев на траву у обочины, наблюдала, как он возится с двигателем, сосредоточенно сдвинув брови. Лизетт улыбнулась. Мишель был, безусловно, яркой личностью, и она надеялась, что они смогут интересно проводить время, если, конечно, он не будет настойчив в определенном смысле.
– Очень сожалею, – сказал он, оторвавшись на минуту от двигателя. – Я уже говорил вам, что такое часто случается, мотор вдруг глохнет без всякой причины.
– Не беспокойтесь. Я рада посидеть на солнышке, и нам некуда спешить.
Про себя он подумал, насколько же она отличается от его бывшей невесты, которая сразу впадала в панику, проявляя нетерпение при любой аварии, и постоянно изводила его вопросами, долго ли он еще будет копаться в своей машине. Однажды, в дождливую погоду, во время очередной аварии у нее произошла особо яростная вспышка раздражения, которая, в конечном счете, привела к их разрыву. Мишель, впрочем, ничуть не жалел об этом.
После этого в его жизни были и другие женщины, но только Лизетт по-настоящему заинтересовала его. Красивая, умная и интеллигентная, с соблазнительной фигурой, она с первой встречи привлекла его внимание. Ему даже казалось, что он влюбился в нее. Закончив ремонт, он вытер руки и залюбовался Лизетт. Ее лицо прелестно оттеняли широкие поля шляпы, защищавшие от солнца, в лучах которого, как в ореоле, вырисовывались контуры ее фигуры.
– А вы очень терпеливы, – сказал он.
Она улыбнулась:
– Разве может быть иначе в такой чудесный день?
Откинув маленький коврик, Мишель достал с заднего сиденья небольшую корзину для пикника, вынул оттуда бутылку шампанского и два бокала.
– Давайте отметим вашу первую поездку на автомобиле.
– Как это мило! – ответила Лизетт. – Я люблю шампанское!
Мишель сел на траву рядом с Лизетт и налил ей шампанского.
– У меня есть тост, – сказал он, протягивая ей бокал. – За хорошее будущее!
Лизетт одобрила тост, пожелав всего наилучшего ему и себе, но не им вместе. Она не думала об этом – отныне ни один мужчина не в силах покорить ее сердце.
Посидев на траве за дружеской болтовней, они вскоре вернулись к машине.
Автомобиль тронулся. Доехав до развилки, Мишель повернул на шоссе, ведущее в город. Уже смеркалось.
– Я провела с вами чудесный день, – поблагодарила Лизетт, когда они подъезжали к дому.
– Давайте завершим его легким ужином, – настойчиво предложил он. – Я знаю одно место в старой части города, которое должно вам понравиться.
– Я давно не была там, – ответила Лизетт. – Интересно посмотреть, что изменилось.
В детстве она побаивалась этого старого района на западном берегу Соны с мрачными домами времен средневековья с глубоко уходящими внутрь сводами причудливых очертаний и каменными ступенями, истоптанными в течение многих столетий. Дверные молотки в виде загадочных мифических существ пугали маленькую девочку. Бывая там, Лизетт крепко держалась за бабушкину руку и радовалась, что во время этих прогулок с ними всегда был кто-то из слуг.
Самыми страшными ей казались длинные узкие темные аллеи, изрезавшие весь район. Лизетт вспомнила, с каким облегчением она всегда покидала эти жуткие улочки, выходя на освещенную городскую площадь. Центром притяжения был кукольный театр на улице Бомбард. Желание попасть на его представления, приводившие ее в восторг, было сильнее любой боязни, Лизетт готова была побороть все страхи, чтобы только попасть в этот театр.
Мишель припарковал «Панхард» на въезде в старый квартал, и дальше они пошли пешком. Лизетт рассказала ему, с какими страхами и восторгами были связаны ее походы в кукольный театр.
– Давайте я возьму вас за руку, раз уж вы в детстве привыкли держаться за бабушкину.
Ее рука лежала в его руке, но совершенно безучастно. Они вышли к площади Трините, где находилось кафе, в которое он хотел ее пригласить. Стоял теплый вечер. Они выбрали столик на открытом воздухе и, сидя за чашечкой кофе, разговаривали, наблюдая за прохожими. Откуда-то появились три уличных акробата в красно-желтых трико и начали представление, собрав вокруг зрителей, бросавших монеты в их колпаки. Мишель проявил немалую щедрость. Когда вечер подошел к концу, он проводил Лизетт до ее двери и собрался уже поцеловать девушку, но она отстранилась. Он не настаивал.
– Это был чудесный день, – искренне сказала она.
– Думаю, это только начало. Надеюсь, у нас будет много таких дней.
Они часто встречались, когда у Лизетт было время, посещали разные места. Мишель готов был видеть ее хоть каждый вечер, но она тщательно оберегала свою независимость, и ему приходилось сдерживать себя, чтобы сохранять хорошие отношения. На первых порах Лизетт отклоняла его приглашения под тем или иным предлогом. Обычно она объясняла свой отказ тем, что ей необходимо общаться с новыми сослуживцами не только на службе, но и помимо работы, как якобы принято на фабрике. Однако Мишель был уверен, что это лишь отговорка.
Однажды Лизетт сама предложила ему устроить пикник в окрестностях горы Фурвьер. Листва на деревьях уже пожелтела, и до начала холодов оставалось не так много солнечных дней. Они решили исследовать, что там еще сохранилось от древнеримских развалин. Устроившись на траве, любовались открывающимся сверху видом на город, через который, извиваясь серебристыми лентами, текли Рона и Сона.
– Для меня это самое прекрасное зрелище на свете, – восхищенно воскликнула Лизетт.
Мишель улыбнулся.
– Согласен, вид великолепный, но мне кажется, что в вас, прежде всего, говорит ностальгия по прошлому.
– Может быть, вы и правы, – легко согласилась она.
Лизетт много рассказывала ему о своем детстве, но почти ничего – о перипетиях взрослой жизни.
Вскоре после их пикника на Фурвьере Мишель должен был ехать в Париж выступать в суде по делу своего подзащитного. Это было довольно запутанное дело, которое, как он заранее предвидел, растянулось на несколько недель. Он часто писал ей письма из Парижа, и она всегда отвечала на них, сообщая о последних новостях, о встречах с друзьями. Она не ожидала, что будет действительно скучать по нему.
Лизетт переписывалась и с Джоанной, которая жила в Лондоне и всегда была очень занята. После их последней встречи она год проучилась в Сорбонне, потом осталась еще на год в одной из парижских мастерских, чтобы глубже изучить живопись импрессионистов, а теперь вернулась в родной Лондон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40