Обвязывал Чижик.
После пробы оказалось, что плот выдержит троих или двоих с двумя рюкзаками. Решили, что этого достаточно: озеро было шириной метров триста и за несколько рейсов все переправятся.
Привязав плот к дереву, ребята отправились к стоянке, откуда вместе с дымом уже доносился запах очередной каши.
Чижик пока остался на берегу: ему нужно было еще обтесать два весла, вернее, подобие весел. Алексей Палыч тоже остался. Он считал неудобным на равных со всеми стремиться к каше. Остался и Борис. Втроем закончили обтесывать не так быстро, потому что Чижику пришлось переделывать работу Алексея Палыча и Бориса, а переделывать всегда труднее, чем начинать сначала. Но Чижик их не ругал. У него был на редкость ровный характер. А может быть, так казалось, потому что он все делал молча.
К стоянке все трое вернулись почти в темноте. У костра уже никого не было. Одна Лжедмитриевна сидела в сторонке и смотрела в небо: то ли просто задумалась, то ли советовалась со своим небесным начальством. Лицо у нее было привычное - застывшее, если так можно сказать про лицо с широко открытыми глазами. Словно говорящая кукла увидела что-то необычное в ночном небе...
- З-закончили, - сказал Чижик.
Лжедмитриевна не шелохнулась.
- Гм... - сказал Алексей Палыч.
Лжедмитриевна по-прежнему смотрела в небо. Алексей Палыч слегка встревожился: при всем своем немногословии Лжедмитриевна реагировала обычно мгновенно.
- Алло... - сказал Алексей Палыч первое, что пришло ему на ум.
Лжедмитриевна шевельнулась, тряхнула головой.
- Так вот оно что... - сказала она и посмотрела на подошедших, словно просыпаясь.
- А что? - спросил Алексей Палыч.
- Ничего, - сказала Лжедмитриевна. - Для вас оставили еду в котелке. Чай на костре, он еще не остыл.
О том, что в котелке была еда, она могла бы и не сообщать. Веник, почти упершись в котелок носом, гипнотизировал его и, кажется, о чем-то хотел с ним поговорить.
- Веника покормили, - сказала Лжедмитриевна.
Что-то необычное почудилось Алексею Палычу в ее тоне, какая-то мягкость. Вернее, не мягкость, а отсутствие жесткости. Это было так неожиданно, как если бы она вдруг запела.
- Спасибо, - сказал Алексей Палыч. Ничего другого не пришло ему в голову, а не ответить ему показалось невежливым.
После еды Борис полез в свой чехол. Вскоре он засопел. Алексей Палыч тоже прилег. Ему не спалось. Он лежал и думал о том, что узелок затягивается все туже, просвета никакого нет и не предвидится.
Со стороны Лжедмитриевны донеслись какие-то шорохи, хруст можжевельника. Алексей Палыч повернулся и при неверном свете ночного неба увидел, что Лжедмитриевна тоже не спит. Но этого мало. Она занималась делом довольно странным для такого позднего времени.
Сначала она вытряхнула на землю содержимое чьего-то рюкзака. Затем стала вынимать из других рюкзаков продукты и укладывать их в пустой.
Алексей Палыч приподнялся на локте, Лжедмитриевна повернулась к нему, и... ему стало неловко. Ему не хотелось, чтобы она подумала, что он подглядывает, Хотя, по совести говоря, так оно и было.
- Не спится, - сказал Алексей Палыч.
- Мне тоже, - ответила Лжедмитриевна, и снова слабые признаки какой-то человечности послышались Алексею Палычу в ее голосе.
Разговаривать с ней Алексею Палычу сейчас было не о чем. Не разговаривать казалось почему-то невежливым.
Алексей Палыч молча встал, собрал посуду и направился к озеру. Оно было спокойным, но это было не дневное спокойствие. Озеро жило. Откуда-то с середины доносились всплески; в камыше, ставшем угольно-черным, казалось, кто-то бродил; со всех сторон доносились лягушачьи голоса - они не квакали, что впервые в жизни отметил Алексей Палыч, а пели; с той стороны отчетливо донесся пронзительный птичий крик - жертва кричала или охотник, понять было трудно.
Алексей Палыч присел на край плота. Он смотрел на нежно-зеленый отблеск зари на воде, вслушивался в непонятные ему ночные звуки, и в нем зрела мысль, что в предыдущей своей жизни он был обворован. Он никого не винил - только себя. Теперь он понимал неистовых фанатиков-рыбаков: даже вернувшись без рыбы, они привозили что-то в себе. И быть может, стоит пройти целый маршрут ради одного вот такого вечера у воды. Никто не запрещал Алексею Палычу этого раньше, а начинать сейчас было поздно. А если не поздно? Пускай только все кончится хорошо с походом, и тогда он...
Алексей Палыч собирался уже твердо наметить, какую жизнь он начнет потом, но не успел. Сзади послышались легкие шаги.
- Алексей Палыч, - сказала Лжедмитриевна, - мне нужно с вами поговорить.
РАЗГОВОР
ПО ДУШАМ
Лжедмитриевна присела рядом с Алексеем Палычем. Он слегка отодвинулся, но тут же подумал, что это можно понять так, будто он боится. Тогда он придвинулся. Но Лжедмитриевна молчала.
- Слушаю вас, - сказал Алексей Палыч нейтральным голосом.
- Я вижу, что вы постоянно волнуетесь... - начала Лжедмитриевна.
- А вы нет.
- Разумеется. Прежде всего, это состояние мне незнакомо. К сожалению. Эмоции - прекрасное человеческое свойство. Но я пока ими не овладела.
- Но есть надежда?
- Возможно. Это будет мой конец как исследователя. Исследователь должен быть бесстрастным. Если на эксперимент влияет личность, эксперимент загрязняется.
- Все ценное на Земле создано личностями, - сказал Алексей Палыч торжественно, но не слишком уверенно. - А эмоции - основа любого творчества. Впрочем, извините, в теории творчества я не силен. Кажется, основой все-таки является труд. Итак, вы проводите чистый эксперимент. В чем он заключается?
- Точно не знаю. Я наблюдаю. Выводы делают другие.
- Те, которые _там_? - Алексей Палыч указал пальцем в небо.
- Сейчас они там, - Лжедмитриевна указала на землю.
- Мало нам небесных пришельцев, теперь еще и подземные?!
- Над противоположной стороной Земли тоже небо.
- Извините. Я немного запуган и временами плохо соображаю, - с некоторым уже раздражением молвил Алексей Палыч. - Но это не моя вина. Какова же все-таки цель эксперимента?
- Вам он ничего не даст. Он нужен нам. Тут я кое-что могу объяснить, но не полностью: я все-таки не машина.
- Это новость! - удивился Алексей Палыч. - У вас что же, машинная цивилизация? Управляют машины, а вы их только смазываете?
Лжедмитриевна слегка улыбнулась.
- Машины лучше информированы. Наши машины не смазываются. Да и вообще они не машины, в вашем понимании. Это поля, и мы с ними взаимодействуем. Не требуйте у меня других объяснений, я не сумею вам объяснить.
Но Алексея Палыча заинтересовал сейчас не смысл слов Лжедмитриевны, он обратил внимание на ее гримаску, похожую на улыбку.
- Стоп! - сказал он. - Но вы сейчас улыбнулись. А ведь это эмоция!
Лжедмитриевна как будто слегка встревожилась. На лице на этот раз никаких изменений не было, изменилась только манера речи.
- Разве я улыбнулась? - быстро спросила она. - Не может быть. Это просто невозможно. Неужели я так быстро заразилась?
- И сейчас вы встревожились. И это - эмоция.
- Ничего подобного, - сказала Лжедмитриевна таким тоном, каким люди произносят заведомую ложь. - Вы о чем-то спрашивали?
- Я спрашивал: какова цель эксперимента?
- Цель... Цель - выход из тупика, в котором мы оказались... но... Алексей Палыч, пойдемте спать, поговорим завтра. Я хотела успокоить вас, но, кажется, сделала что-то неправильно. Хотела с вами поговорить... Но кажется, сейчас я не готова к такому разговору.
- Какому такому?
- Я... не знаю.
Будь на месте Лжедмитриевны другая девица, Алексей Палыч скорее всего ничего бы не заметил. Но в отношении этой, на фоне общей ее железобетонности, глаз его подметил слабо уловимые изменения.
- Нет, - сказал Алексей Палыч, - спать я не хочу. На разговор вы меня вызвали сами. Если, как вы говорили, я имею кое-какие заслуги, то прошу ответить. Это будет только справедливо.
- Справедливо... - повторила Лжедмитриевна. - У вас, у людей, двойственное мышление: хорошо - нехорошо, справедливо несправедливо... Трудно понять эту двойственность. Хорошо или справедливо то, что разумно. Остального не существует.
- А что разумно?
- То, что рационально.
- Игра словами, - сказал Алексей Палыч. - То, что разумно с одной точки зрения, не разумно с другой. Я помог вам выбраться из воды. Не сделай я этого, поход бы прекратился. Но прекратить поход было главной моей целью. Следовательно, я поступил нерационально и неразумно. Это с вашей точки зрения. Но иначе поступить я не мог, потому что не могу спокойно смотреть, как тонут. Извините, я не в расчете на благодарность. Просто этот пример известен нам обоим.
- А вот я вам благодарна, - заявила Лжедмитриевна. - То есть я хочу сказать, что это чувство нам не известно... Если бы мы могли испытывать подобные чувства, то не посылали бы к вам исследователей.
- Но вы сказали, что благодарны...
- Я сказала... Но это ничего не значит... То есть значит, но только для меня. Простите, я говорю нелогично. Мне кажется... я... волнуюсь.
- Опять эмоция!
- Не знаю. Я работаю по заданию. Я ищу... И мне все время что-то мешает, - сказала Лжедмитриевна, и голос ее звучал замедленно, как у поврежденного магнитофона.
- Что вы ищете? - жестко спросил Алексей Палыч, ибо подумал, что именно так и надо разговаривать с магнитофоном.
"Магнитофон", как ни странно, от этого оживился.
- Это я примерно знаю: страх, смелость, доброта, зависть, сочувствие, любовь, неприязнь - это ваши чувства. Для нас они не существуют: они нелогичны. Нам нужно понять нелогичность ваших чувств. Как ни странно, мы в них нуждаемся.
- Они нелогичны для машины. Правда, машины несовершенной. Можно создать машину, наделенную чувствами. Надеюсь, у человечества хватит ума не докатиться до этого, - заметил Алексей Палыч.
- Мы не машины, - сказала Лжедмитриевна. - Мы с ними только взаимодействуем. Мы мыслим самостоятельно. Но уже давно появилась категория мыслителей, которые мыслят над тем, зачем они вообще мыслят. Тупик. Мышление теряет смысл, так как нет цели. У нас нет болезней, наводнений, войн...
- Уж не за войнами ли вы сюда прибыли? - осведомился Алексей Палыч. - Можем поделиться. Забирайте хоть все.
- У нас не хватает эмоций, - ответила Лжедмитриевна. - У нас не умеют ни сердиться, ни радоваться, ни плакать, ни смеяться. Мы живем слишком спокойно. Даже не слишком - абсолютно спокойно.
- За этим вы сюда и пожаловали?
- В принципе - да. Отдельные наши наблюдатели, правда, у вас заражаются, но нужно разработать метод общего заражения.
- Что-то вроде прививки? - сыронизировал Алексей Палыч, но юмором, видно, планета Лжедмитриевны еще не была заражена.
- Нет, - серьезно ответила она, - одновременное воздействие на всех жителей. Чувства должны проявиться у всех сразу, иначе возникнет неравноценность.
- А вы не боитесь последствий? Если все одновременно, так сказать, прозреют... Взрыв эмоций населения целой планеты... Это, пожалуй, опасно.
- Надо попробовать. От порядка мы уже устали. Установление абсолютного порядка и абсолютной равноценности приведет нас к гибели - это доказано. Отсутствие трудностей вовсе не поддерживает жизнь, оно убивает ее.
- Значит, вам нужны беспорядки... - задумчиво сказал Алексей Палыч. - Ну что ж, тут мы бы могли вам помочь. Кое-что у нас есть: бездельники, жулики, пьяницы, просто хулиганы... Почему вам не пригласить к себе сотню-другую? Из добровольцев, конечно.
- Они будут уничтожены порядком. Нужна одновременность. И потом, нам нужны эмоции, а не хулиганы.
- Я пошутил.
- Я поняла. Вы не обижаетесь, что мне не смешно?
- Мне тоже не смешно, - сказал Алексей Палыч. - Но что же мне остается делать? Вы представляете целую планету, я - сам себя. Вы заботитесь о спасении цивилизации, я - о судьбе нескольких детей. Кстати, при чем тут дети? Почему вы выбрали их для наблюдений?
- Выбирала не я. Считается, что детей легче исследовать.
- Почему?
- Они более открыты, чем взрослые.
- Есть взрослые прозрачнее стекла...
- Да, - согласилась Лжедмитриевна, - такие, например, как вы. Но таких мало.
- Гм... - сказал Алексей Палыч, не зная, считать это комплиментом или оскорблением. Решив пропустить мимо ушей космическую оценку своей личности, он продолжал: - И есть дети скрытные, осторожные. Но откуда вы набрались этой премудрости?
- Я здесь не первая.
Наступило молчание. Лягушки угомонились, только одна продолжала ворковать приглушенным голосом. Возможно, ее головастики никак не могли заснуть и она их убаюкивала.
- У вас лягушки есть? - спросил Алексей Палыч.
- Были. Когда началось упорядочение планеты, они исчезли. Так же как и другие животные.
- Как же вы обходитесь без животных? - изумился Алексей Палыч. Ведь они часть природы.
- Все началось с уничтожения микробов... Потом потянулась цепочка... Если удастся разрушить порядок, животных придется восстанавливать снова. Но где мы возьмем исходных?
- Лягушек мы вам с Борисом наловим, - предложил Алексей Палыч. Давайте только прекратим поход и вернемся.
- Я не могу отдать приказ прекратить поход. Ребята не согласятся ни с того ни с сего. Не могу же я сказать: так хочет Алексей Палыч.
- Но есть какой-то примерный срок?
- Ориентировочный срок две недели. Если, конечно, критическая ситуация не возникнет до этого.
- Критическая ситуация - это обязательно?
- Желательно.
- Не хотите ли вы сами ее создать?
- Теперь, пожалуй, нет.
- Что значит "теперь"?
Лжедмитриевна промолчала.
- Слушайте, - сказал Алексей Палыч, - вы исследуете земную модель. Но ведете вы себя совсем не по-земному. Наш руководитель принял бы все меры для того, чтобы не было никаких критических ситуаций. В этом его главная задача как руководителя. Вы можете гарантировать, что с ними ничего не случится?
- Теперь могу.
- Вы во второй раз говорите "теперь". Разве что-то изменилось?
И на этот раз Лжедмитриевна промолчала.
- Тогда вот что, - заявил Алексей Палыч. - Я хочу вас предупредить. И _тех_, кто нас сейчас слышит. Я собираюсь применить силу. Мне не нравятся эти самые ситуации. Мы с Борисом вас просто свяжем и заставим ребят свернуть по первой встречной дороге. Мне еще не приходилось выкручивать руки женщинам, тем более - инопланетным, но я уже к этому готов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25