Он говорит, что новый конунг велит нам встретиться с ним между горами Доврафьялль и Нидаросом за две недели до дня Йона. Это путь не для слабых. Возможно, нас ждет ловушка. Возможно, этот человек убил монаха Бернарда, у которого был камень, возможно, он пыткой заставил его говорить перед смертью. Или же обманул его лживыми словами. Но я этому не верю. Я знаю одно: для нас лучше попытать счастья в сражении, чем трусливо отсиживаться в горах, когда придет лето. Давайте снимемся и пойдем!
Коре сын Гейрмунда из Фрёйланда встает и говорит:
— Если посланец сказал неправду об оке Христовом, он за это поплатиться жизнью. И пусть Господь поможет нам так же, как покарает его.
Его брат Торбьёрн встает и возражает ему:
— Не думайте, будто и оком Христовым нельзя злоупотребить, и злоупотребивший легко может избежать наказания. Неисповедимы пути Господни, и когда Он карает и когда дарует благодать. Этот посланец может оказаться предателем из войска ярла Эрлинга. Но мы должны сделать выбор, и я говорю: Давайте снимемся и пойдем!
Человек, которого звали Гудлауг Вали, один из предводителей берестеников, сказал:
— Давайте снимемся и пойдем. Но сначала надо зарубить этого человека.
Многим понравились его слова, и Хрута охватили сомнения. Братья из усадьбы у подножья Лифьялль, которые не всегда были согласны друг с другом, тут выступили заодно:
— Возьмем его с собой, — предложили они. — Давайте поверим ему и сохраним ему жизнь, но если он окажется Иудой среди учеников Христа, он умрет.
Хрут сказал:
— Вот нелегкий для меня час.
Он был умный человек и у него было много усадеб, но люди ярла отняли их все. Он сказал:
— Я должен отомстить ярлу, даже если это будет стоить мне не только имущества, но и жизни. Но я не отомщу, если побегу от него, как сопливый мальчишка от розги. Мы снимаемся и снова начинаем борьбу. За две недели до дня Йона мы должны быть севернее гор Доврафьялль.
Хагбарда приняли в войско, но не все одинаково доверяли ему. В братьях из усадьбы у подножья Лифьялль он нашел добрых друзей. Они помогали ему нести Малыша. Когда Малыш первый раз оказался на плечах у чужого, он даже описался от страха.
В горах еще лежал снег. Они шли через Гронингсдаль на запад и пришли в Хедаль, а оттуда — в Грансхерад и по плоскогорью Хросхейя в Лёг. И дальше.
Оружия у них было немного, но топоры острые, это были храбрые мужи. Они брали в усадьбах только то, в чем нуждались, и не грабили понапрасну, и большинство из них не обижали женщин.

СРАЖЕНИЕ ЗА НИДАРОС
В тот день, когда в Сокнадале мы встретили суровых теламёркцев, удача сопутствовала нам. После полудня небо затянулось тучами и пошел дождь, а дождь самая подходящая погода, чтобы красть лошадей. Лошади бегут с пастбищ под крышу в усадьбы и тогда ничего не стоит поймать их. Конунг велел говорить бондам, что своих лошадей они получат назад в предгорий Доврафьялль, куда лежал наш путь. Мы нагнали спускавшийся в долину табун. Не очень большой, его гнали трое парней, они были гудбрандсдальцы и шли на север в Нидарос, чтобы обменять своих лошадей на девушек и серебро. Их пришлось убить, но это оказалось легко. Они и пикнуть не успели, как мы их зарубили.
Дождь усилился, склоны выглядели неприветливо, люди укрылись в домах, под открытым небом не осталось никого, кроме воинов. От селения, в котором ты забрал лошадей, всегда веет ненавистью. Никто не вступает с тобой в разговор, ты не видишь оружия, но ощущаешь враждебность, словно ядовитый ветер. А в такой серый ненастный день, когда дрожишь от холода, тебе тем более за каждым кустом мерещится недруг с мечом. Но нигде никого нет.
Еще не наступил вечер, а наши люди уже сидели в седлах, воинственно покрикивая, все торжествовали. Надо отправиться в Упплёнд и перебить там всех лендрманнов ярла Эрлинга Кривого, говорили мы. Лошадей на всех не хватило и потому за каждой лошадью, держась за ее хвост, бежал человек, так мы могли двигаться быстрее. У теламёркцев было меньше лошадей, чем у нас. Они недовольно ворчали, но я никогда не видел людей, которые бежали бы так легко, держась за хвост лошади. За моей лошадью бежал молодой теламёркец Коре из Фрёйланда. Наконец стемнело.
Стал погромыхивать гром, летний вечер сделался похож на осенний. Мы ехали вдоль реки, Сигурд из Сальтнеса, который хорошо знал здесь все дороги, привел нас к броду. Перебредать реку было небезопасно, вокруг покрытых пеной камней бурлила вода, противоположного берега мы почти не видели из-за дождя. Время от времени вспыхивали молнии, освещая темные, крутые склоны.
Сигурд перешел реку первый, в самых глубоких местах вода была ему по грудь, лошадь боялась идти в воду. Сигурд не бил ее, только тихонько уговаривал, надо было соблюдать тишину, чтобы никто из местных жителей не узнал, что мы перешли через реку. Странное это было зрелище: человек за человеком, лошадь за лошадью, а гроза все приближалась и молнии сверкали все чаще. И мертвая тишина — ни криков, ни брани, когда один человек поскользнулся на камне и его подхватил поток, никто даже не попытался спасти его. Дождь усилился. Он был нам на руку, в такую ночь люди неохотно выходят из домов. Я перешел реку сразу за конунгом. Чуть ниже реку переходили два человека с лошадью, они должны были спасти конунга, если б его вдруг подхватило течение. Я шел, боком рассекая воду, так было легче устоять против течения. На миг мне показалось, что дно ушло у меня из-под ног, и я повис на уздечке. Лошадь, которую я украл утром, твердо стояла в потоке, она-то и спасла меня.
Мы перешли реку, потеряв всего одного человека. Никто не жалел об этой потере — его почти не знали. Люди сгрудились на берегу. Усадеб тут не было, дальше река расширялась, нас окружал лес. Конунг ходил от одного отряда к другому и благодарил людей:
— Отныне нам нет пути назад, — сказал он. — Мы идем не в Упплёнд. Мы идем в Нидарос. Риск велик, каждый должен стараться не отбиться от остальных. Тот, кто отобьется, погибнет, но может, и спасется, если ему повезет.
Мы снялись с места, на каждую лошадь приходилось по два человека. Мы двигались быстро, выжимая из лошадей все, что можно. Дорога шла вдоль реки. Непогода висела над нами, и тоже шла на север. Мы не обогнали ее, не свернули в сторону, она прикрывала нас, точно плащ из молний и дождя. Одна лошадь упала. Послышалось ее ржание, должно быть, она сломала ногу. В свете молнии я увидел двух бегущих воинов, потом их подхватили всадники и поход продолжался. Усадьбы мы объезжали стороной. Но это не всегда удавалось. Иногда приходилось ехать прямо через двор какой-нибудь усадьбы, ее обитатели прятались по домам. Проезжая, мы вопили во всю глотку и бряцали оружием — нас было две сотни. Между раскатами грома наши вопли неслись к черным тучам, нависшим над усадьбами. Местные жители, должно быть, принимали нас за духов. Мы сметали на своем пути изгороди и плетни, в одном месте даже затоптали стадо телят, укрывшихся от ветра. Дальше, дальше, теламёркец, сидевший на лошади позади меня, с такой силой вцепился мне в плечи, что несколько раз чуть не стянул меня с лошади. Я держался за гриву, но она была скользкая, тогда я обхватил лошадь за шею, а он держал меня за пояс. Но ему не повезло: большая ветка неожиданно сорвала его с лошади. Он упал.
Я не успел удержать его. Лошади стало легче, останавливаться было нельзя, я должен был следовать вместе со всеми, предоставив молодого Коре из Фрёйланда его судьбе. Где-то в гуще всадников едет конунг. Но где именно? Останавливать людей нельзя. И я не знаю, остался ли Коре из Фрёйланда жив после такого падения. Мы проезжаем новую усадьбу. И кричим. Сверкает молния. Крыша загорается, перед нами пылает дом. Я вижу вздыбившуюся лошадь и цепляющихся за нее людей. Огонь так близко, что моя лошадь шарахается в сторону. Я бью ее кулаком, она ржет, но подчиняется мне. Мы уже далеко, сзади горит усадьба.
Хлещет дождь. Он помогает нам, заглушая топот копыт. Гроза следует за нами, она висит над узкой долиной, молнии рубят воздух, подобно красным мечам, и между крутыми склонами гор тяжелые раскаты грома сталкиваются с собственным эхом. Вскоре я замечаю, что рядом со мной скачет Сверрир. Я знаю, на что он надеется. И знаю также, чего он боится.
Если конунг Магнус и ярл Эрлинг сейчас в Нидаросе, нас ждет смерть. Но если там только один из них, — даже если это ярл, — у нас хватит сил, чтобы победить его. Если ярл падет и если, что для нас важно, мы возьмем в плен архиепископа Эйстейна, не исключено, что он перейдет на нашу сторону. И тогда конунг Магнус, человек слабый, может сам выйти из игры.
Конунг надеется, что все будет именно так. Боится он другого: если ни ярла, ни его сына конунга в Нидаросе нет, нам придется сразиться с их войском, оставленном в городе, это будет страшная битва, и, даже если мы победим и захватим город, наши главные враги останутся в Бьёргюне целыми и невредимыми. И тогда победа в Нидаросе будет только половиной победы, борьба продолжится до тех пор, пока в один прекрасный день те или другие не полягут на поле сражения.
Но я понимаю, что, даже если бы мы знали, что в Нидаросу нас разящими клинками встретят войска Всемогущего, конунг все равно не остановится. Он сказал свое слово. И он не отступит.
Ночью на дороге неожиданно появляется молодая женщина, она идет нам навстречу. Не знаю, что могло заставить женщину выйти в такую погоду одной без охраны мужчины. Теперь я скачу впереди всех. Впереди меня только Вильяльм. Он действует мгновенно, понимая, что если женщина доживет до утра, сразу вспыхнут сигнальные костры и весть о нашем приближении к Нидаросу опередит нас.
Вильяльм наклоняется с лошади и хватает женщину за волосы, она кричит, но ее крики тонут в раскатах грома. Молния выхватывает из тьмы ее бледное лицо, Вильяльм держит ее поперек седла, она свешивается с лошади, они столкнули человека, сидевшего позади Вильяльма, но он тут же вскакивает на свободное место позади меня. Мы подъезжаем к водопаду. Дорога идет вдоль реки, она очень крутая. Вильяльм выпрямляется в седле, поднимает женщину и, не останавливаясь, бросает ее в водопад. Больше мы ее не видим.
Непогода сопутствует нам до утра, это прекрасно. На рассвете мы уже далеко, потеряв всего двух лошадей и нескольких человек. Мы делаем короткий привал. Два воина приносят труп человека, которого они взяли в плен. Он был ранен стрелой. Воины убили его, предварительно не расспросив. Конунг выговаривает им за это.
Убитый лежит в траве у наших ног, мы молча стоим над ним. Стрела, посланная в человека в этих местах, не предвещает ничего хорошего. Немного развиднелось, но в горах еще погромыхивает отдаленный гром, лес отяжелел от влаги. Конунг отворачивается и говорит:
— По коням!
Мы вскакиваем в седла, лошади устали, но мы гоним их вперед. Нам опять везет, непогода возвращается и весь день мы скачем под дождем в раскатах грома. Больше тогда ничего не случилось, о чем стоило бы рассказать.
Мы достигли устья реки Гауль и разбили там лагерь, людям запрещено разговаривать и шуметь. Еды у нас почти нет.
Бальдр, мой пес, где-то потерялся.

***
Мы отдыхали в устье реки Гауль после тяжелого похода, погода была теплая и ясная. Конунг хотел ночью на украденных долбленках переправиться через устье, тихо и незаметно перевалить через хребет Гаулар и подойти к городу. А там встретить то, что судил нам Господь: победу или смерть, пролить кровь наших врагов или свою собственную.
Мы приехали в селение, из которого родом были трое братьев, Сигурд, Вильяльм и Йон. Их родовая усадьба лежала на холме над фьордом, оттуда открывался красивый вид. Многое пришлось пережить братьям после того, как они покинули свой дом и вступили в борьбу с ярлом Эрлингом и его сыном конунгом Магнусом. Какие чувства переполняли братьев, снова вернувшихся в родные места? Я знал, что утром они побывали в своей усадьбе и повидали мать, фру Гудрун из Сальтнеса, она была еще жива. Потом все трое вернулись в войско конунга. Их ждали сражения, еще не раз их мечам предстояло рассекать людскую плоть, прежде чем они могли бы снова вернуться домой.
Я лежал на спине в мокром вереске и смотрел, как облака, обгоняя друг друга, плывут по синему небу. Дикая скачка последней ночи нелегко далась мне. Мысли о молодой женщине, которую Вильяльм швырнул в водопад, и Коре из Фрёйланда, молодом теламёркце, упавшем с моей лошади, не давали мне покоя. И тем не менее, йомфру Кристин, теперь я чувствовал себя настоящим воином. Я научился отгонять мысли о страданиях, поджидавших нас на следующем распутье. Я лежал в вереске, слушал пение птиц и время от времени бросал взгляд через широкое устье реки на другой берег, заросший густым сосновым лесом. Может, люди ярла, притаясь, как и мы, поджидают нас там со своими наточенными мечами и топорами? Но эта мысль почти не тревожила меня. О Боге я тоже не думал. Ибо, йомфру Кристин, и прости, если мои слова покажутся твоим молодым ушам богохульством, мысли о радостях нашей земной жизни, пусть даже очень далеких от нас, приносят больше утешения, чем мысли о блаженстве, ожидающем нас в Царстве Божьем, потому что оно от нас еще дальше.
Тогда пришел конунг.
Он идет наклонившись, чтобы его не заметили из кустов на опушке леса, садится в вереск и переводит дух. Лицо у него грязное от пота и земли, летевшей из-под конских копыт, времени умыться у него еще не было. Прежде всего он выражает радость, что я остался в живых после ночной гонки. И говорит, что потерю пяти или шести человек мы даже не заметим.
— Я не уверен, правильно ли мы поступим, если начнем собирать в ближних усадьбах необходимое нам продовольствие. Конечно, люди хотят есть. Но главное, чтобы нас не обнаружили. Поэтому лучше один день поголодать. Завтра утром, коли будет на то воля Божья, мы наедимся из закромов ярла.
Он силен и спокоен, такое спокойствие свойственно человеку, знающему свой путь и не сворачивающему с него. Он повел бы нас и через ад, если б это понадобилось, и отступлению перед врагом предпочел бы смерть. У этого человека, который хочет, чтобы его провозгласили конунгом Норвегии, есть и еще одна особенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43