Я утащила из сейфа у главного бухгалтера железнодорожное расписание и наутро за завтраком стала его изучать. Никогда ещё я так долго и так тщательно не пережёвывала пищу, зато результаты получились потрясающие. Я отыскала место под Варшавой, где действительно в течение двух часов проезжают три состава. Теперь у меня на очереди была пища для размышлений… Надо при первом же звонке разузнать, где находится район сто три, а потом произвести разведку на местности, может, там все и выясню…** Всю вторую половину дня я прождала звонка. Отвергла приглашение на бридж, не пошла к парикмахеру, не купила себе хлеба, порешив лучше помереть с голоду, чем упустить хоть крупицу информации. Как репей за собачий хвост, цеплялась я за ниспосланное мне судьбой приключение. Телефон зазвонил в полдесятого.— Алло, — в нетерпении откликнулась я, всеми фибрами души настроенная на Скорбута.— Иоанна? Как поживаешь, это Януш… Сначала мне показалось, что дело дошло до слуховых галлюцинаций. Потом несчастное моё сердце забилось в грудной клетке как безумное, потом мне стало дурно, потом наконец я смогла подать голос.— Невероятно, — прощебетала я и высшей степени беззаботно и доброжелательно. — Ты снова в Варшаве?— Ну да. Хочу извиниться за неожиданный отъезд…— Это ужасно…— Что именно?— Что ты извиняешься Я уж было рассчитывала, что смогу бесповоротно на тебя обидеться.— Надеюсь, ты этого не сделаешь? Сама знаешь, какая у меня работа — иной раз срываешься с места, не успев перевести дух.Не ожидала я от себя, что после всего пережитого и вроде отболевшего так вдруг расчувствуюсь. Хватило одной секунды, чтобы мои нынешние треволнения, моя страсть к тайнам, к разным авантюрам лопнула как мыльный пузырь. Все это натужное, напускное — лишь бы унять боль от занозы, застрявшей глубоко в сердце. Жизнь моя стала невыносимо пустой, вот я и пытаюсь заполнить её случайной дребеденью. Милостивая судьба подкинула мне какой-то Скорбут, чтобы я забыла про свою беду. Но вот объявился Януш, и беду как рукой сняло…А потом я внезапно осознала смысл того, что он говорит. Как же так? Уже неделю в Варшаве? И только сегодня обо мне вспомнил?Возликовавшую душу словно холодной водой окатило, я даже заподозрила, что объявился он ради несчастных пятисот злотых, которые я у него заняла в ту безумную ночь…— Что, деньги понадобились? — мрачно перебила я его.— Ты о чем? Прости, не понял…— Я спрашиваю, тебе прямо сейчас отдать те полтыщи?— Какие полтыщи?— Те, что я тебе задолжала три недели назад — Задолжала? Серьёзно? Приятно слышать.— Я так понимаю, что надо вернуть. Когда и где?— Погоди, дай подумать. Времени, как всегда, в обрез…Условились мы ко взаимному удовлетворению. Завтра он будет ждать делового звонка у себя в гостинице, и наши общие финансовые дела, учитывая данное обстоятельство, ему удобней уладить там же, при личной встрече…А потом снова позвонили.— Алло, Скорбут…Да провались ты, постылый Скорбут! Какое мне дело, где находятся проклятые районы — хоть на Северном полюсе, хоть в столичном Дворце культуры! Всякие шайки прохвостов, бандитов и прочих злодеев теперь меня интересуют как прошлогодний снег. Единственный объект моих интересов только что положил трубку на другом конце провода, в гостинице “Варшава”.Со смертельной скукой выслушала я известие о том, что испытания В-3 временно отложены. Все мои помыслы и надежды были направлены на другое. Завтра я полечу в гостиницу, отнесу ему спасительные, благословенные полтыщи злотых…Благословенные полтыщи предстояло ещё где-то раздобыть: отдай я свои собственные, пришлось бы до конца месяца положить зубы на полку. Стрельнуть такую сумму за пять дней до получки — дело гиблое. В родном коллективе мои поползновения получили решительный отпор: кто стучал пальцем по лбу, кто разражался издевательским смехом. Меня это не подкосило, особых иллюзий я не питала. Телефонные переговоры принесли такой же результат, как и непосредственные, то есть нулевой. Короче говоря, я истратила массу усилий, приближая момент, который окончательно сделает мою жизнь несчастной, лишит последней надежды…Все это время я изо всех сил отгоняла от себя горестные мысли. Ведь и слепому ясно, что мой интерес к нему не идёт ни в какое сравнение с его интересом ко мне. Он видит во мне не лишённую обаяния знакомую, с которой дружи хоть всю жизнь: и на люди с ней покачаться не стыдно, и не соскучишься — при её-то экстравагантных завихрениях! И ничего больше. А что вижу в нем я?.. Нет слов!..Я шла на встречу, напичкав себя строжайшими инструкциями. Наказала себе держаться по-товарищески тепло, но соблюдать при этом достоинство и лёгкую светскую дистанцию. Поднялась лифтом на четвёртый этаж, постучала. Он встал из-за стола, за которым что-то писал, и встретил меня с радостной улыбкой в голубых своих глазах.При виде этой улыбки все внутри у меня перевернулось и благие намерения развеялись как дым. Утраченные надежды, былое счастье и нынешние муки безрассудным словесным потоком хлынули из моей души, и без того ослабленной всяческими экзотическими событиями, — короче, я напрочь потеряла самообладание.Я понимала, что веду себя скандально, что откровения мои самоубийственны и лишают меня последнего шанса, который, возможно, ещё сохранялся, — словом, поступаю как круглая идиотка, но мне уже было на все наплевать. Нет, в истерике я не билась, выдержала свой мелодраматический монолог на безукоризненно сдержанной светской интонации, тщательно следя за корректностью формы. Форма-то была в порядке, а вот содержание… Его лицо менялось на глазах, во взгляде появилось недоумение, если не оторопь.— Иоанна, — тихо проговорил он, — что ты несёшь, опомнись — Не опомнюсь. Мне уже все равно. Я пыталась выбросить тебя из головы, делала что только могла, и все без толку. Даже с другим тебя старалась забыть, но в самые интимные минуты, закрыв глаза, видела твоё лицо. И с открытыми тоже…Ситуация, конечно, сложилась неординарная. Мы сидели друг против друга, он на стуле, я в кресле, и спокойным, лёгким тоном говорили такие вещи, от которых, казалось, должны содрогнуться небеса. Говорила, собственно, я, а он с неописуемым тактом прикидывался, что мне не верит…Дамская глупость не знает границ, и все же есть последняя черта, которую дама никогда не переступит, если не хочет поставить крест на собственной чести и достоинстве. Дальше остаётся либо победить, либо погибнуть. Я свой Рубикон перешла, положив погибнуть.— Позволь задать ещё один неделикатный вопрос, — сказала я с дружеской заинтересованностью. — Есть у тебя женщина, к которой ты неравнодушен?На лице его явственно читалось, что ему сильно не по себе и, будь его воля, он бы от ответа ушёл. Но со мной в прятки не поиграешь, он меня изучил достаточно, чтобы даже не пытаться.— Как сказать… — захлопал он простодушными своими очами. — Пожалуй что есть…Отчаянным усилием я взяла себя в руки, решив испить чашу до дна.— И давно это у вас тянется?— Тянется!.. Слово-то какое! Месяца полтора, как ты изволила выразиться, гм.., тянется.— Как жевательная резинка, — брякнула я.Понимала, что несу совсем уж непотребную галиматью, но остановиться не могла. — Надеюсь, до женитьбы у вас не дойдёт?— Я тоже надеюсь…— В таком случае мог бы меня и поблагодарить: я тут компрометирую себя — и при этом щажу твою деликатность, а ведь могла скандал закатить, в истерике биться…— Премного благодарен! Должен признаться, ни с кем в жизни у меня не было таких разговоров, как с тобой. После каждой нашей беседы как минимум неделю приходишь в себя…Я предоставила ему возможность приходить в себя и спустилась на лифте в бренную юдоль. В кармане у меня оставалось всего восемьдесят семь злотых и двадцать грошей, не хватит до конца месяца даже на такси. Вопрос насчёт куска хлеба отпадал сам собой, теперь не до еды. Сигаретами я запаслась, чаем тоже… Ну что ж, придётся возвращаться на своих двоих.Дома я устроилась с ногами на диване, обложившись подушками.Вообще-то после всего, что случилось, речной милиции уже следовало выловить из Вислы мой труп, ведь никаких причин жить дальше у меня не имелось. Роман у него тянется.., полтора месяца.., женщина с не очень интеллигентным голосом… Да ну его, пусть тянется хоть до самой смерти! А я-то, подумать только, я-то, дурёха, ещё надеялась…Зазвонил телефон. Я нехотя потянулась за трубкой.— Алло, Скорбут…— Надоело, — убитым тоном протянула я. — Мне это уже осточертело…— Всем осточертело. — гневно отрезал голос в трубке. — Удивляюсь, как они ещё держатся. Изо дня в день, из ночи в ночь бесконечная конспирация, не знаешь, кто тебе враг, кто друг. Тут нужно адское терпение! Плюс эти проклятые гонки…— Мне уже все равно…— Не деморализуйте людей! Небось нам тяжелей приходится! В-3, скорей всего, завтра, в районе сто три. Надо будет ещё сверить время…Гонки в районе сто три? Да пускай, мне-то какая разница. Тут бы с собой разобраться, со своей идиотской выходкой — что со мной стряслось, приступ мазохизма, что ли? Как теперь жить? Господи, до чего же я не люблю быть несчастной, сил моих больше нет!И я взбунтовалась. Не буду несчастной, и все тут! Хватит. Пора кончать со страданиями, глупыми трагедиями и гротескными страстями. С сегодняшнего дня ставлю на всякой лирике крест! Никаких надежд, никаких иллюзий, клин клином, и баста! Боже милостивый, немедленно ниспошли мне клин!Тут я вспомнила тот свой “клин” и почувствовала, как меня захлёстывает лютая ненависть к человеку, с которого все и началось, который не спас меня от сердечной травмы, да ещё и сыграл надо мной злую шутку. И после всех своих злодеяний, оставив меня в дураках, дематериализовался — не иначе как убоявшись моей мести. О, лютая ненависть — вот что мне надо, вернейшее средство для поднятия духа!..Я закурила сигарету и, силой благотворного чувства возвратясь к жизни, погрузилась в тягостные воспоминания… * * * Хоть и отброшенная за грань нищеты, я все-таки взяла такси, чтобы съездить на Волю в Народный совет. Не было ни времени, ни настроения связываться с коммунальным транспортом. В результате ночных бдений я приняла на вооружение подлую и низменную жизненную программу буду роковой и неотразимой, буду разбивать сердца кому ни попадя, в первую очередь некоторым взятым на заметку субъектам. У меня разбилось, вот и им поразбиваю вдребезги.Я сидела рядом с таксистом, мысленно потирая в злорадстве руки. В голове у меня клубились замыслы один кровожадней другого. Мы ещё повоюем!У скрещения Свентокшиской с Новым Святом мелькнула на переходе долговязая мужская фигура. Тёмные волосы, знакомый силуэт… Шёл он с женщиной, и я невольно подумала, что теперь-то уж присмотрюсь к дамочке, с которой некогда мы были вроде как соперницы. Я уставилась на неё — и глазам своим не поверила. Возраст, наряд, внешность — все наперекор, все не совпадало с моими ожиданиями. Как же так, этот человек, насколько мне известно, водится лишь с дамами из высших кругов, что это с ним, с кем он идёт по улице?Я перевела взгляд на спутника. Мы как раз поравнялись, и я разглядела его лицо Господи, спаси и помилуй!..Увиденное до того меня ошарашило, что парализовало все рефлексы. Я превратилась в соляной столп — даже шею не сумела повернуть, чтобы оглянуться вослед человеку, в существование которого уже перестала верить. На этот раз об ошибке не могло быть и речи. Это он, его лицо, оно мне навсегда врезалось в память — таким, каким я видела его в тот драматический вечер, в свете интимного полумрака! Нарочно не придумаешь — попался на глаза в самый подходящий момент Надо сказать, способность изумляться, говорить и шевелиться вернулась ко мне лишь на Свентокшиской, после сложного поворота влево. Способность рассуждать запоздала ещё больше, какое-то время я сидела в полном трансе, потом взвизгнула:— Заворачивайте назад! — И тут же, вспомнив о безденежье, дала отбой:— Нет, остановитесь!А чего останавливаться, не мчаться же за ним на своих двоих…— Нет, езжайте!Что делать? Ехать наперерез?— Сверните влево, в первую же улицу! Быстрей!Опять не то, ничего это не даст, доеду до Варецкой, там есть полоса с обратным движением…— Погодите, не сворачивайте!— Вы бы, мадам, решили, чего вам нужно, — занервничал водитель, которому надоело тормозить, давать газ, переключать свет, подчиняясь моим прихотливым командам. — Вон уж и постовой на нас глазом стреляет.Плохо дело, уйдёт он от меня… Ну же, шевели мозгами!Увы, отсутствие наличности шевелению мозгами явно не способствовало.— А, езжайте, — махнула я рукой в бессильной ярости. — Чтоб мне провалиться…— Куда?— Как куда? На Волю…С равным успехом можно было направить его в Китай или преисподнюю, конечная цель меня уже не интересовала. Теперь все мои помыслы занимал только этот человек. Как же так, значит, он жив, существует, ходит себе по земле как ни в чем не бывало! А я уже совсем разуверилась, бросила поиски! Ах ты, курицын сын!Перед глазами молниеносно пронеслись все события, случившиеся с того момента, как я услышала по телефону чарующе красивый голос, и меня охватило дикое бешенство. Ненависть, ещё вчера вспыхнувшая в моей душе, заполыхала неукротимым пламенем. Нет сомнений, он всему виной, и он мне ещё ответит — и за глупую мою выходку в отеле “Варшава”, и за разбитое сердце. Втянул в идиотскую игру, постоянно оставляет в дураках, а я, как одурманенная, не могу выйти из навязанной мне роли? Знаю почему! Единственный выход — отыскать его, и я найду, пусть бы пришлось положить на это всю жизнь! Из-за него я запятнала свою честь, теперь вопрос стоит ребром: смыть позор местью — или умереть!Я, конечно, понимала, что при виде этого человека мне сразу отказал здравый смысл, но взять себя в руки уже не могла. Кровь из носу, а отыщу. Предыдущий опыт подсказывал, что никакие разумные способы тут не срабатывают, ну что ж, вооружусь неразумными. Буду выспрашивать о нем каждого встречного, буду названивать чужим людям, всем подряд, по телефонному справочнику, кто-то ведь должен, черт подери, его знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23