“Не спеши, ты уже ошиблась один раз”.— Да. Я тебя понимаю.— Я не сторонница быстрых решений в данном случае, Кент. Вот почему я до сих пор не развелась с мужем. Кроме того, ты — в Берлинггоне, я — в Нью-Йорке.— Значит, ты не допускаешь мысли о возвращении в Берлингтон?— Я никогда не смогу жить там. Зачем лукавить, Кент. Я слишком хорошо себя знаю.Официант принес кофе и вновь наполнил бокалы.О'Доннел почувствовал непреодолимое желание увести отсюда Дениз.— Давай уйдем, — предложил он. Дениз не возражала, и он подозвал официанта.Уже в машине Дениз вдруг спросила:— С моей стороны это ужасно эгоистично, но почему бы тебе не работать в Нью-Йорке?— Да, я сам иногда думаю об этом, — вдруг неожиданно для себя сказал О'Доннел.“В Нью-Йорке немало первоклассных больниц, — думал он, пока они ехали к дому Дениз. — Здесь прекрасная частная практика. Этот город славится своими медицинскими силами. Что держит меня в Берлинггоне? Больница, коллеги по работе, общая атмосфера интенсивной напряженной жизни? Я сделал немало для больницы Трех Графств, этого никто не станет отрицать. А Нью-Йорк? Здесь Дениз. Достаточно ли этого?”Дениз сама отперла дверь квартиры. Лакея не было видно.— Хочешь выпить, Кент?— Сейчас нет. Возможно, потом. Он обнял ее и привлек к себе ее податливое тело. Но Дениз спустя минуту легонько высвободилась из его объятий.— Столько всяких проблем, — неопределенно промолвила она.— Каких же?— Ты совсем не знаешь моих недостатков. Например, я ужасная собственница.— Мне не кажется это таким уж большим пороком.— Если мы поженимся, — сказала она, — я не захочу тебя делить — ни с кем и ни с чем, даже с твоей больницей. Он рассмеялся:— Мы могли бы найти разумный компромисс. Как все это делают.Она посмотрела на него.— Когда ты так говоришь, я почти верю, что это возможно. Когда ты снова будешь в Нью-Йорке?— Как только я тебе буду нужен.Поддавшись чувству, она вдруг быстро поцеловала его в губы. Но в это мгновение Кент и Дениз услышали звук отворяемой двери. Луч света из коридора упал на ковер. Дениз, отстранившись от него, обернулась.— Я подумала, кто это разговаривает? — услышал О'Доннел детский голос.— А ты разве не спишь еще? Познакомься, Кент, это моя дочь Филиппа.Кент увидел худенькую девочку-подростка.— Здравствуй, Филиппа. Прости, что разбудили тебя.— Я читала. Это стихи. Вы их любите?— Боюсь, что у меня не было времени на поэзию.— Вот здесь есть кое-что для тебя, мама.— Должна сказать, Кент, что мои дети решительно настаивают на том, чтобы я снова вышла замуж, — сказала Дениз, взглянув на открытую страницу. — Они ужасные реалисты. — А затем, повернувшись к дочери, спросила:— А что ты скажешь, если я действительно выйду замуж за доктора Кента О'Доннела?— Он сделал тебе предложение? — живо поинтересовалась девочка. — Ну конечно, выходи.— Иногда я просто сомневаюсь в пользе современного прогрессивного воспитания, — сказала Дениз, подходя к Филиппе. — Спокойной ночи, детка.— Мамочка, ты ужасно отстала, просто ископаемое.— Спокойной ночи, Филиппа, — строго повторила Дениз.— Хорошо. Но можно мне его поцеловать, раз он будет моим отчимом?— Филиппа!Девочка, рассмеявшись, чмокнула мать и, прихватив книжку, исчезла.О'Доннел от души расхохотался.Жизнь холостяка в эту минуту показалась ему бесцветной и неинтересной. Глава 18 Операция началась ровно в 8.30. Точность расписания работы в операционной была одним из непременных требований, которые ввел О'Доннел, став главным хирургом.Ампутация конечности не предвещала особых осложнений, но Люси Грэйнджер еще и еще раз тщательно обдумывала операцию во всех деталях. Сначала она решила отнять ногу по бедро, думая о том, что это увеличит шансы Вивьен на полное выздоровление. Но следовало помнить о протезе, и Люси наконец пришла к выводу, что можно отнять ногу чуть выше колена.Осматривая еще раз больное колено Вивьен Лоубартон, она мысленно прикинула, где сделать надрезы.Жестокую весть девушка приняла сначала мужественно, а потом, словно в ней что-то сломалось, горько и безутешно рыдала на руках у Люси. Привычная ко всему, Люси Грэйнджер почувствовала, как сжалось сердце от сострадания. Объяснение с родными Вивьен было не менее мучительным. И Люси с горечью подумала, что никогда не сможет заставить себя оставаться только хирургом, не имеющим права давать волю нервам и эмоциям. Холодной, собранной, невозмутимой она становилась только у операционного стола. Здесь все было подчинено одной цели.Анестезиолог дал знак, что больная готова. Ассистент Люси, молодой врач-стажер, почти вертикально поднял ногу оперируемой, чтобы была возможность свободного оттока крови, и Люси наложила жгут у самого бедра. Получив от Люси молчаливое указание, анестезиолог стал осторожно нагнетать воздух в полый резиновый жгут, пока он туго не стянул ногу у самого основания, остановив циркуляцию крови. Ассистент медленно опустил ногу на стол и вместе с операционной сестрой быстро обложил стерильными салфетками. Люси протерла место надреза спиртовым раствором зефирана. В операционной присутствовали два студента-медика, и Люси знаком пригласила их подойти поближе. Операционная сестра подала инструменты. Операция началась.
В холле для свиданий Майк Седдонс и родители Вивьен ждали исхода операции. Утром Майк встретил их у главного входа в больницу и проводил в палату Вивьен. Но девушку готовили к операции, она была под действием транквилизаторов и почти не воспринимала окружающее. А через несколько минут ее уже увезли в операционную.И вот сейчас Майк, мистер и миссис Лоубартон ждали, машинально перебрасываясь отрывочными фразами. Высокий плотный Генри Лоубартон с обветренным от постоянного пребывания на воздухе лицом то и дело вскакивал, подходил к окну и смотрел в него, ничего не видя, затем возвращался, садился на стул, чтобы опять вскочить и совершить свой путь к окну.“Хотя бы перестал ходить взад и вперед”, — в отчаянии подумал Майк, нервы которого были напряжены до предела.Мать Вивьен, в противоположность мужу, застыла на стуле, устремив в пространство немигающий взгляд и сжав руки на коленях. Видимо, Майк не ошибся, когда заключил, что не мужественный с виду мистер Лоубартон был опорой семьи; все трудности, должно быть, ложились на плечи этой хрупкой на вид женщины. Он невольно подумал о себе и Вивьен. У кого из них больше воли и характера? Накануне операции Майк зашел к девушке в палату. Оба уже знали, какой приговор вынесли врачи. Но против всякого ожидания Вивьен встретила Майка улыбкой.— Заходи, Майк, — приветствовала она его. — И пожалуйста, не надо так огорчаться. Доктор Грэйнджер мне все сказала, и я уже выплакала все свои слезы. Я лишусь ноги и не буду уже той Вивьен, которую ты встретил и полюбил. И.., ты можешь оставить меня, я пойму это.— Не говори так! — воскликнул Майк в искреннем негодовании.— Почему? Ты боишься думать, что это возможно? Вивьен была права, он действительно боялся. Сомнения впервые овладели им.— Прошло уже больше часа! — не выдержал мистер Лоубартон, остановившись на полпути между окном и стулом. — Сколько еще ждать, Майк?— Доктор Грэйнджер сказала, что сама придет сюда.., сразу же… — с трудом произнес Майк, чувствуя на себе пристальный взгляд матери Вивьен. — Скоро мы все узнаем. Глава 19 Через два небольших отверстия в инкубаторе, напоминающих амбразуры, доктор Дорнбергер осторожно обследовал новорожденного. Прошло более трех с половиной суток, и это само по себе уже обнадеживало. Но акушера беспокоили некоторые симптомы: они вызывали тревогу.Дежурная сестра выжидательно смотрела на доктора. — Он дышал все время ровно, потом вдруг дыхание стало ослабевать. Я решила вызвать вас, доктор, — взволнованно проговорила она.— Да, ему плохо. Прочтите-ка мне еще раз данные анализа крови ребенка.Сестра, взяв карточку, прочитала ее вслух.“Чем объяснить признаки анемии?” — тревожно раздумывал Дорнбергер.— Если бы не результаты анализа на сенсибильность крови матери, я сказал бы, что у младенца эритробластоз.— Но, доктор… — испуганно воскликнула сестра и растерянно умолкла.— Да, да, разумеется, анализ не дает нам оснований опасаться этого, однако… Покажите-ка мне еще раз лабораторное исследование крови матери.Сестра протянула его доктору Дорнбергеру. Заключение лаборатории не давало поводов для тревоги: у матери кровь резус-отрицательная. Неужели лаборатория могла допустить ошибку? Сердце сжалось от недоброго предчувствия, и старый акушер решил сам поговорить с Пирсоном.— Если будут резкие изменения, немедленно сообщите мне.— Что такое эритробластоз? — спросила молоденькая сестра-практикантка, как только доктор вышел.— Болезнь крови у младенцев. Она случается, если у матери отрицательный резус, а у отца положительный, — разъяснила дежурная сестра.— Нам говорили, что в таких случаях ребенку делают переливание крови.— Обменное переливание. Вы это хотели сказать? Да, в некоторых случаях оно необходимо: если, например, у матери положительный резус и ребенок рождается с эритробластозом. Однако при отрицательном резусе обменное переливание крови не обязательно. В данном случае анализ не подтвердил необходимости переливания, — заключила дежурная сестра и недоуменно добавила:— Но почему такие симптомы?
После неприятного разговора с Пирсоном, вызванного тем, что Коулмен проверил работу лаборантов, прошло уже несколько дней. Старый патологоанатом, казалось, не замечал своего заместителя. Коулмен так и не знал, как это следует понимать — может ли он теперь считать, что лаборатория серологии полностью передана в его ведение, или же Пирсон готовит ему новый сюрприз и ждет только случая. Что касается Баннистера, то между ним и Коулменом установились отношения, которые лучше всего было бы назвать вооруженным перемирием. И только Джон Александер старался всячески показать, что он на стороне патологоанатома и полностью поддерживает его начинания. Он и сам внес ряд предложений, и Коулмен одобрил их.— Мне нужен доктор Пирсон или же доктор Коулмен, — обратилась к сидевшему за микроскопом Александеру вошедшая в лабораторию дородная матрона в белом медицинском халате. Александер не успел ответить, как появился Коулмен.— Вы доктор Коулмен? Здравствуйте. Я Хилда Строуган, старшая диетсестра.— Очень рад. — Коулмен с интересом смотрел на диетсестру. — Чем могу быть полезен? — Хотя по опыту прежней работы он прекрасно понимал, где могут смыкаться их интересы: разумеется, пищеблок, вопросы санитарии и гигиены в подведомственном диетсестре хозяйстве.— За последние несколько недель участились случаи кишечных заболеваний, особенно среди персонала больницы, — как бы подтверждая его догадки, сказала диетсестра.— Назовите мне такую больницу, где не бывает подобных случаев, — пошутил Коулмен.— Видите ли, мистер К., я опасаюсь, что источник инфекции — наши старые посудомоечные машины.Коулмена несколько озадачила подобная форма обращения — мистер К. Только что вошедший Баннистер и Джон Александер с интересом прислушивались к разговору.— Кроме того, неполадки с подачей горячей воды. Я неоднократно говорила об этом с нашим главным администратором мистером Томаселли. Последний раз он дал указание доктору Пирсону проверить мои посудомоечные аппараты на болезнетворные микробы.— Ну и как, — повернулся Коулмен к Александеру, — вы проверили?— Да, доктор. Температура воды, которой моется посуда, действительно недостаточно высока. Но это еще не все. — Александер достал из ящика стола предметное стекло. — Боюсь, что это микробы кишечной группы. Я обнаружил их на чистых, вымытых тарелках.Коулмен посмотрел в микроскоп. Сомнений быть не могло. Патогенные кишечные бактерии. Они резко отличались своей характерной формой от других. Эти микробы быстро погибали в воде высокой температуры. При неисправности посудомоечных машин они, вероятно, и стали источником заражения кишечными заболеваниями, о которых только что говорила старшая диетсестра.— Это очень серьезно, доктор? — с тревогой спросила она. Коулмен ответил не сразу.— Что вам сказать? И да, и нет. Самое опасное в данной ситуации — это скорее бациллоносители. Человек сам вполне здоров, но он — источник инфекции. Это встречается гораздо чаще, чем мы предполагаем. Надеюсь, вы регулярно проводите медицинские обследования персонала, работающего на кухне? — Он повернулся к лаборантам.— О да! — поспешил заверить его Баннистер. — Доктор Пирсон сам следит за этим.— Когда это было в последний раз?— Сейчас проверю. — Баннистер поспешил в другой конец лаборатории. — Вот, 24 февраля, — сказал он.— Что вы сказали? Февраля? — изумленно переспросил Коулмен. — Шесть месяцев назад? Скажите, миссис Строуган, за это время вы приняли много новых работников на кухню?— Да, доктор К., к сожалению, немало.— Вы не могли ошибиться? — снова обратился Коулмен к Баннистеру. Он все еще не верил, что возможна подобная халатность. — А что сказано о тех новых, что поступили на работу после февраля?— О них здесь ничего не сказано, — с нарочитым безразличием ответил старший лаборант и пожал плечами. Коулмен с трудом подавил раздражение.— Думаю, нам следует в этом хорошенько разобраться, — сказал он старшей диетсестре.Хилда Строуган была вполне удовлетворена, впервые встретив полное понимание. Проникшись доверием к новому патологоанатому, она величественно выплыла из лаборатории.Коулмен понимал серьезность упущений лаборатории и уже обдумывал, какие меры следует немедленно принять.Ему показалось, что старший лаборант впервые испугался.— Почему лаборатория не выполняет элементарных требований, являющихся законом? — Во взгляде патологоанатома, брошенном на Баннистера, сквозило презрение. — Я иду к доктору Пирсону, — резко сказал он, направляясь к двери.Старший лаборант, побледнев, смотрел на захлопнувшуюся дверь.— Подумать только, каждую проклятую мелочишку видит… — сокрушенно прошептал он.
Джо Пирсон, вынужденный прервать работу, недовольно посмотрел на Коулмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22